охвативших ее эмоций, она протяжно всхлипнула — и лишилась чувств.
Алексей не верил своим глазам. Железная Маргарет, обладающая по-мужски сильным характером, несгибаемая и самоуверенная — безвольной, сломанной куклой свалилась к его ногам. Подхватив её тело, он с невольной жалостью вглядывался в такие знакомые черты. Его кольнул страх, что он перегнул палку, что слишком яростно набросился на Марго с обвинениями. Но нет, так было нужно! Только такой урок может заставить её пересмотреть своё поведение. Не отрывая взгляда от нежного, побледневшего личика, он отнес жену в её спальню, удобно устроив на кровати и вызвав придворного лекаря.
До самого рассвета я не мог сомкнуть глаз. В ночном мраке мои тщательно разработанные планы казались нелепыми и грубыми, меня охватывало отчаяние, я то корил себя за чрезмерную жестокость, то обзывал безвольным тюфяком, который не может довести задуманное до конца.
И все бессонные часы я чувствовал на себе пристальный, изучающий взгляд из царившей вокруг тьмы. Не одному мне не спалось этой ночью. Безмолвной тенью около полуночи в мою спальню скользнула Тэйни, устроившись в кресле, замерла, словно хищник в засаде. Так, не произнеся ни слова, мы и встретили восход солнца.
Тяжело вздохнув, я принялся собираться. Мне предстоял визит в Тайную канцелярию. Отдав распоряжение приготовить экипаж и сопровождение, я вызвал Светлану. Именно ее заботам я решил вверить Тэйни. Но прежде необходимо было удостовериться, что гордая дикарка не воспримет появление графини как угрозу. Не хотелось бы, вернувшись, обнаружить здесь связанную девушку с кляпом во рту.
К своему немалому облегчению, граничащему с изумлением, я увидел, как спокойно Тэйни восприняла знакомство со Светланой. Некоторое время девушки пристально изучали друг друга. Обе темноволосые и темноглазые, тем не менее, они казались полной противоположностью друг друга. Маленькая, женственная Светлана рядом с Тэйни, тонкой, но опасной, словно туго натянутая тетива лука, выглядела ещё мягче и безобиднее. Но я-то знал, что роднила обеих несгибаемая, стальная воля. Не отрывая взгляда от невозмутимой индианки, Светлана сказала:
— Ваше величество, все будет в порядке. Мы справимся.
Тэйни перевела свой взгляд на меня, и едва заметная улыбка тронула её полные губы.
Чувствуя, что моё настроение немного улучшилось, я решил заглянуть к императрице. Все таки вчера она пережила немалое потрясение, нужно было увериться, что её телесное и душевное здоровье в порядке.
Маргарет, по прежнему бледная и непривычно молчаливая, ещё не поднималась с постели. Взглянув на меня безучастно, она отвернулась. По её щеке скатилась одинокая слезинка. Я присел рядом и накрыл её тонкую кисть своей ладонью. Строптивая, коварная, самовлюбленная — сейчас она во мне вызывала какие-то непривычные чувства. Еле слышно всхлипнув, она повернулась ко мне и неуверенно произнесла:
— Алекс… Я виновата, я признаю… Но я молю — не будь слишком жестоким, пощади того, кто пострадал из-за меня… Он не убийца, не шпион и не взломщик — он всего лишь пытался сделать меня счастливее, исполнив глупое желание, высказанное вслух! Он не заслужил такого наказания!..
Я вглядывался в её лицо, пытаясь понять — очередная ли это превосходная актерская игра, или же она искренне раскаивается в своём поступке…
Покидая её покои, я видел, как англичане, собравшиеся отдельной кучкой в малой гостиной, провожали меня испуганными взглядами. Волнуясь за судьбу своего соотечественника, они, тем не менее, не решались обратиться ко мне с просьбой о смягчении кары. Я мысленно усмехнулся — климат Российской империи в очередной раз оказался пагубным для слабого английского духа!
Здание Тайной канцелярии даже в ярких лучах солнца источало холод и неясную угрозу. Каждый, кто хоть раз оказывался в тени, отбрасываемой этим угрюмым серым строением, ощущал всю зыбкость человеческого бытия. По слухам, бродившим в народе, основная часть секретной службы располагалась глубоко под землёй. О бесчисленных подвалах и темницах, в которых подвергали изощренным пыткам злодеев и преступников, слагали страшные легенды. И доля правды была даже в самых невероятных выдумках. Оплот государственной безопасности, стоящий на страже интересов империи и всего простого люда. Сюда попадали не только подозреваемые в шпионаже, заговоре или покушениях на жизни высокопоставленных особ. Маньяки, убийцы, отличавшиеся особой жестокостью и бесчеловечностью — здесь их настигала заслуженная кара, на них оттачивали свое кровавое мастерство палачи… У входа в обитель закона меня встретил Иван Нарышкин — один из самых суровых и непримиримых борцов со злом, с недавних пор не просто рядовой дознаватель, но правая рука и незаменимый помощник князя Скуратова, главы имперской Тайной канцелярии…
Глава 7
К решению служить интересам государства именнов Тайной канцелярии Иван Нарышкин пришёл спустя месяц после гибели сестры. В благородном семействе, узнавшем о желании наследника, разразился огромнейший скандал. Гневно топорща пушистые усы, глава рода метал громы и молнии не хуже своего дальнего родственника, канцлера Российской империи. Пока женская половина дома утопала в слезах, Николай Андреевич грозил упрямо молчащему сыну всевозможными карами, от банальной порки розгами до лишения наследства и титула… Потом, устав от словесной бури, он бессильно свалился в вовремя подвернувшееся кресло и с печалью посмотрел на своего отпрыска… Ещё не оправившись от одной жестокой потери, он чувствовал неотвратимое приближение следующей. В заострившихся, резко постаревших чертах сына он не узнавал беззаботного юного балагура, которым тот был ещё совсем недавно. Перед ним сидел, упрямо сжав тонкие губы, худощавый до истощенности мужчина с цепким, пронзительным взглядом, проникающим прямо в душу… На миг Николай Андреевич ощутил себя просвеченным насквозь, со всеми тайными мыслями и желаниями, побуждениями и секретами… Встряхнув головой, чтобы избавиться от наваждения, он тихонько, почти жалобно произнес сорванным голосом:
— Ванюш, зачем? Ради чего? Рядиться в чёрные одежды, стать тем, кем пугают непослушных детей? Ты знаешь, как называют в народе особо рьяных дознавателей, замаравших руки в крови не то, что по локоть — по самые уши?! Вороны империи, стервятники, упыри!.. Да разве ж…
Он беспомощно махнул рукой и сгорбился в кресле, обхватив поседевшую раньше времени голову, почти простонав:
— Ради чего?.. Не этого хотела бы Даша, будь она…
Иван помрачнел, молниеносно подскочил к отцу, нависнув над ним, свистящим, полным негодования шепотом зашипел:
— Будь она что? Договаривай же! Будь она жива, папа?! Но её нет — по вине, по причудливому капризу вывихнутого разума ублюдка, которого никто вовремя не сумел остановить! И если мне придется замараться кровью, начиная от макушки и до самых пят, чтобы остановить хотя бы одного такого — я это сделаю! Я не ангел, папа, я не могу простить! И буду мстить этому мерзавцу в лице каждого ненормального психопата, каждого убийцы, до которого сумею дотянуться… И плевать мне на чины и титулы! Бороться со злом, отец, нужно не словом, но делом! Пусть я буду стервятником, падальщиком, но, благодаря мне, вы будете жить в чистом мире, избавленном от гнили и трупного яда!
Отскочив от отца, Иван, тяжело дыша, с отчаянной решимостью смотрел на него:
— Ты стыдишься моего выбора? Я готов отказаться от фамилии, папа, я уйду из рода! Не волнуйся, я не стану позорить историю нашей семьи!
Николай Нарышкин поднял голову, с потрясением глядя на своего сына. Неверяще качая головой, он с трудом выбрался из кресла, вдруг ощутив себя дряхлым и немощным стариком. Приблизился к замершему в напряжённом ожидании сыну, мимоходом отметив, что уже достает ему лишь до груди, притянул его к себе… И, обняв Ивана, затрясся в беззвучных рыданиях.
— Сынок… Я горжусь тобой! Ты истинный Нарышкин, в тебе пылает праведный огонь — и послужит он справедливым делам, я в это верю… И благословляю тебя…
В тот день Иван Николаевич Нарышкин, будущий глава известного и уважаемого рода, будущий глава Тайной канцелярии, проронил последнюю слезу в своей жизни. Сухими оставались его глаза, когда он, будучи мелким писарем, вёл протоколы допросов подозреваемых. И когда в качестве ученика дознавателя присутствовал при пытках, которым подвергались в подвалах Тайной канцелярии преступившие законы империи. Не блеснули ни разу непрошенной влагой жалости его глаза и тогда, когда он, став правой рукой князя Скуратова, самолично выбивал признания из истерзанных, воющих кусков мяса, чтоещё недавно носили гордое звание человека… А спустя несколько лет при одном упоминании его имени тряслись поджилки нечистых совестью, ибо уйти безнаказанным от Всевидящего Ока империи, как к тому времени прозвали Нарышкина, было практически невозможно.
Увидев меня, Нарышкин-младший коротко поклонился, выражение его глаз чуть потеплело, но лицо оставалось бесстрастным, словно выточенным из холодного камня. Как же я скучал по его широкой, заразительной улыбке! Но она навеки развеялась пеплом на погребальном костре Дарьи…
— Ваше Величество, — произнес негромко он, — Игнат Михайлович ожидает вас в своём кабинете, позвольте проводить вас…
— Вань… — я осторожно притронулся к его руке, затянутой в черную кожу облегающей перчатки. — Мы так давно не виделись… Как ты, как отец, как родные?
На миг мне показалось, что на лицо Ивана вернулись краски жизни, глаза блеснули тенью прежнего задора, но тут же этот всплеск эмоций был задавлен профессиональной бесстрастностью.
— Спасибо, Алексей Александрович, все живы и здоровы, вы бы сами заехали как-нибудь, отец будет несказанно рад вас видеть! Пойдемте же…
Развернувшись, он тенью скользнул вперёд по коридору, я с тяжелым сердцем последовал за ним. Сложно было смириться с тем, что в тот жуткий день я не только потерял любимую девушку, но и близкого друга…