Смута в культуре Средневековой Руси — страница 17 из 81

си. С. 136,138.14 Сочинения преподобного Максима Грека. Ч. 1. Казань, 1894. С. 310; Ч. 3. Казань, 1897. С. 64; Клибанов А.И. Духовная культура средневековой Руси. С. 175.15 ОР РГБ. Ф. 113. № 438. Л. 103об (Сборник писаний Григория Синаита. XVI в.)16 Ср. рассуждения автора Поучения о спасении души (из сборника XIV в.), где понятия используются синонимично в положительном значении: «как бо по естьству дано самовольство любо злом, любо добром быти а зверь несть самовластен, ни можеть своею волею кроток быти» (Первое прибавление к описанию рукописей и каталогу книг церковной печати. Библиотека А.И. Хлудова. М., 1875. С. 51).17 Пересветов связывал эту идею с освобождением людей от адской «неволи», которая возникла в результате первородного греха и господствовала над человечеством до искупительной жертвы Спасителя. Освобождение людей после воскресения Христа делает невозможным порабощение человека человеком: «Господь Бог милосерд надо всею вселенною и искупил нас кровию своею от работы вражия, мы же приемлем создание владыче, такова же человека, в работу и записываем их своими во веки, а те от бедностей и от обид в работу придаются и прелщаются на разное украшение, и те оба, приемлющий и дающийся, душею и телом перед Богом погибают во веки, занеже Бог сотворил человека самовластна и самому о себе повеле быть владыкою, а не рабом» (см.: Сочинения И.С. Пересветова / Подг. текста А.А. Зимина. М.; Л., 1956. Ср. «социологизированную» трактовку у А.А. Зимина (Зимин А.А. И.С. Пересветов и его современники: Очерки по истории русской общественной мысли середины XVI века. М.,1958. С. 389-390).18 Андрей Курбский, к примеру, утверждал что на свободный выбор влияют несколько сил: «естественные семена», Божье побуждение и бесовское прельщение в душе, а также свободное изволение человека, определяющее его выбор. Подобные идеи встречаются у Максима Грека (см.: Каравашкин А.В. Русская средневековая публицистика...С. 306-312. См. также: Козлова О.В. Проблема свободной воли (самовластия) в отечественной философской мысли ХV-ХVІ веков // Актуальные проблемы социогуманитарного знания: Сб. науч. тр. Вып. 27. М., 2004.19 Позиция, выраженная в «Слове о самовластии», входящем в Измарагд младшей редакции (вторая половина XV в.), в сочинении из учительского сборника 1523 г. и др. Описание подобных примеров см., например, у А.И. Клибанова (Клибанов А.И. Духовная культура средневековой Руси. С. 136-139).20 Зло, сотворенное еретиками, грехом ложится «на попустившаго душу... еже есть на царя или на князя», - писал Иосиф Волоцкий в «Слове об осуждении еретиков» (БЛДР. Т. 9. СПб., 2000. С. 196). Ср. то же у автора «Валаамской беседы»: Моисеева Г.Н. Валаамская беседа. М.; Л.: 1958. С. 161-162. По словам Тимофеева, все вельможи после смерти Ивана Грозного немедленно впали в гордыню, «волю свою творити нача» (Временник, 16).21 Подробнее см. гл. 5. В более ранних памятниках вместо «государь» употреблялось «великий князь» [см., например: ПСРЛ. Т. 37. Л., 1982. С. 238 (Устюжская летопись, список Мацкевича); см. также: Панченко A.M., Успенский Б.А. Иван Грозный и Петр Великий: концепции первого монарха // ТОДРЛ. Т. 37. 1983. С. 69-71 ].22 «Видиши ли, яко везде убо несвободно есть...» (Послание Сигизмунду II Августу 1567 г.). Послания Ивана Грозного / Подг. текста Д.С. Лихачева, Я.С. Лурье. М.; Л., 1951. С. 243-244.23 Переписка Ивана Грозного с Андреем Курбским / Подг. текста Я.С. Лурье и Ю.Д. Рыкова. М., 1981. С. 46-47.24 Ответ Ивана Грозного Яну Роките // БЛДР. Т. 11. СПб., 2001. С. 228,256.25 См. об этом: Каравашкин А.В. Русская средневековая публицистика...С. 174-182.26 Моисеева Г.Н. Валаамская беседа. С. 174-175.27 Отметим, что, порицая манихейство, Иван IV Грозный связывал самовластие с властью, не дарованной Богом, но «автономной» и заведомо внеположной Божьей воле: «...они блядословят, еже небом обладати Христу, на земли же самовластным быти человеком, преисподними же дьяволу» (Переписка Ивана Грозного с Андреем Курбским. С. 39).28 Цит. по: Клибанов А.И. Духовная культура средневековой Руси. С. 160. В некоторых случаях речь могла идти и о земных властителях.29 См., например: Сказание, 128; Псковская летописная повесть о Смутном времени // БЛДР. Т. 14. С. 596.30 Традиционная концепция, отстаиваемая в XVII в. Лаврентием Зизанием, выражена в разных памятниках этого столетия. По утверждению Аввакума, именно самовластие и «разсудительная сила» по образу уподобляет человека Богу (см.: «Книга обличений, или Евангелие вечное» // Памятники истории старообрядчества XVII в. Л., 1927.Кн. 1, вып. 1. Стб. 583. Цит. по: Юрганов АЛ. Категории... С. 278).31 Ср. позицию ряда исследователей, представляющих традиционные христианские идеи исключающими как свободу, так и личность в Средние века (Гуревич А.Я. Человеческая личность в средневековой Европе: реальная или ложная проблема? // Гуревич А.Я. История - нескончаемый спор. М., 2005. С. 821-842; Он же. Еще несколько замечаний к дискуссии о личности и индивидуальности в истории культуры // Там же. С. 388-406; Каравашкин А.В., Юрганов А.Л. После науки: о приемах гуманитарной идеологии // Россия XXI. М.,2003. № 2. С. 148-169).32 Обе эти точки зрения высказывал относительно сочинений Грозного Я.С. Лурье, склоняясь в разных работах к одному или другому мнению (см.: Юрганов А.Л. Категории... С. 303).33 Каравашкин А.В. Русская средневековая публицистика... С. 175-176.34 См., например, «Повесть о земском соборе 1613 г.»: вооруженные казаки, гулявшие по городу и наводившие страх на людей и бояр, определяются как «самовластные»; в свою очередь, в момент выбора государя казаки обвиняли бояр в том, что «не по Божии воле, но по самовластию и по своей воли вы избираете самодержавнаго». Характерно, что «самовластие» оказывается здесь на месте «самоволия», противопоставляясь воле Бога, а затем подкрепляется понятием «своей воли» (Станиславский А.Л., Морозов Б.Н. Повесть о земском соборе 1613 г. // Вопросы истории. М, 1985. № 5. С. 89-96). Ср. у Тимофеева (Временник, 128). В то же время в «Повести известно сказуемой на память великомученика благоверного царевича Димитрия» С. Шаховского самовластие Бориса представлено как свобода, которую царь отверг, подчиняясь греховным страстям: «И сотавльше свободу самовластную и возвращеся во образ нищеты, исполнен страха и работы, сиречь отложившее велемудренный разум, и приемлет тлетворного лва, глаголемо же - беса гордыни» (РИБ.Т. 13. Стб. 857). Подобное употребление понятия не типично для памятников Смуты.

Логика обвинений Годунова в памятниках эпохи

Экскурс в область идей и терминов, окружавших понятие гордыни, казалось бы, увел нас несколько в сторону от основной темы. Однако типичные для культуры представления о гордости и разных способах ее проявления в жизни человека определяют многие ключевые утверждения Палицына. Прежде всего, как говорилось, это относится к самой клятве Годунова во время венчания: описанный книжником акт ярко свидетельствовал о крайней самонадеянности правителя, пораженного гордыней. Дальнейшие заботы о благоустройстве страны оказались бессмысленны: что бы ни делал Борис, гордость, отравившая благословение на царство, обращала его усилия в ничто.Описывая неправедные дела Бориса, Палицын еще раз возвращается к эпизоду клятвы. Годунов стремился пополнить казну, оскудевшую в результате голода, и с этой целью установил высокие налоги, «откупов чрез меру много бысть, да тем милостыню творит и церкви строит; и смесив клятву з благословением, и одоле злоба благочестию» (Сказание, 109). Поступок Бориса предосудителен не только на том основании, что пожертвования от неправедных доходов осуждались Церковью: попытки Бориса творить богоугодные дела вели ко греху, так как правитель одержим самоволием, ярко проявившимся во время венчания («смесив клятву з благословением»). Авва Дорофей указывал на способность гордынного самоволия отравлять любые благие дела: «Лукавый есть диявол, тогда зло творит, егда съмесит оправдание... егда бо держим свою волю, и последуем оправданием нашим, тогда прочее якоже доброу вещь творяше, сами себе наветуем, и ниже вемы како погибаем»1. Природа гордости раскрыта здесь особо: «Два же соуть смирения, якоже и две гордыне: первая гордыня есть, егда оукаряет кто брата, егда осуждает его, яко ничтоже соуща, себе же имать вышша его: гаковыи аще не скоро истрезвитъся, и потщиться, по малу малу приходит и во вторую гордыню, да и самого Бога разгордитъся: и себе приписоует исправления своя, а не Богови»2. Годунов не просто не уповал на Всевышнего - клятва свидетельствовала о том, что все будущие предприятия Борис связывал лишь со своими возможностями и силами («Бог свидетель сему...»). Однако в соответствии со святоотеческой литературой крайней степенью первогреха является приписывание себе своих собственных дел. Идея была четко выражена в послании апостола Иакова: человек не должен говорить о том, что он сделает «днесь и утре», так как не знает даже о том, будет ли жив; говорить необходимо: «Аще Господь восхочет, и живи будем, и сотворим сие или оно» (Иак. 4: 13-15).То, что Годунов поражен гордыней, было - в описании Палицына - очевидно и до избрания его на царский престол. Это и определило общественный грех: народ целовал крест человеку, пораженному гордостью, а стало быть, противному Господу. Обратим внимание на один эпизод «Истории», предшествующий рассказу об избрании Бориса на царство. В период правления Годунова при Федоре в Москве случился пожар, и правитель сразу же использовал это для своего возвышения: вместо того, чтобы обращаться к царю, народ, по наущению «ласкателей» Бориса, взывал к нему в обход государя. Годунов щедро компенсировал погибшее в огне имущество, заслужил популярность в народе, а недовольных его действиями разослал в «пределы дальние» (Сказание, 103). По мнению Палицына, правитель совершил грех, который поддержало и разделило все общество: «Боляре же и весь чин воинствующих о сем не внимающе, что будет воздаяние такову греху». В соответствии с идеей казней, постоянно утверждаемой в «Истории», пожар, мор, нашествие и иные внезапные бедствия являются предостережением или карой; это Божий промысел, указывающий на грехи общества (ср. в Псковской летописной повести начала XVII в.: «При сем учинися гнев Божий на славный град Псков в наказание, дабы осталися самовластия своего и междоусобия»3). Интересно, что, по словам Палицына, загорелась не только Москва - пламя возникло одновременно «во многих градех и посадех». Борис не задумался о том, что знаменует пожар, но увидел в ниспосланном бедствии очередную возможность возвыситься.Это далеко не единственный случай, когда Годунов, в описаниях келаря, презрел длань Господню: аналогичные действия Борис совершал уже взойдя на престол. Голод, поразивший страну, несомненно являлся Божьей казнью (в трактовке Палицына - за опалу на Никитичей-Романовых), однако вместо того, чтобы покаяться, Годунов захотел укрепиться на престоле путем династических браков. Подобная мысль пришла Борису «погорде», и все начинания оказались разрушены Богом: «Всесильный смертию пресече гордых смысл» (Сказание, 108). «Рациональные» Действия тщетны из-за гордынного самоволия царя: «Творимо же се бысть во время великого того глада. Но ничто же о всемирном гладе разсудив, яко на толико время простреся, и кихради грех наказание сицево от содетеля всех бысть» (Сказание, 109). Другая мера, предпринятая Борисом во время бедствия, еще более рациональна и еще более греховна. Годунов приказал раздать умирающим от голода людям пшеницу, предназначенную для «бескровной жертвы» Господу (евхаристических хлебов), а вместо нее испо