тоит на краю широкого пролома в полу - зачерненной бездны. Левая рука Отрепьева направлена не вверх, но вниз, к бездне, туда же смотрит и сам правитель. В окнах нет ни надписей, ни изображения города: в них тьма (зачернение). Наконец, у согнутой фигуры отсутствует лицо: оно выскоблено добела, как и центр бездны, лежащей у ног царя.Изображение Лжедмитрия глубоко символично. Самозванец лишен всех царских регалий и царского титула, но его связь с сатаной подчеркивается многими элементами. Бездна, отверзшаяся под ногами правителя, подобна иконографическим изображениям ада - именно туда обращена вся фигура самозванца, на краю адской пропасти стоит его левая нога, туда же указывает левая рука. Зачерненные окна в ряду иных миниатюр, изображающих здесь город, также могут иметь смысловой подтекст: для всех популярных средневековых эсхатологических сочинений характерны образы, восходящие к Откровению Иоанна Богослова - тьма последних дней, звезды, упавшие с неба, и луна, не дающая света. Была ли возможна подобная аллюзия - предмет догадки, однако выскабливание лица фигуры, сидящей на скамье, как и центра бездны-преисподней, крайне символично (в средневековых миниатюрах фрагменты изображений сатаны / демонов / преисподней бывают выскоблены добела).В ряде источников встречается рассказ о сатанинской потехе Отрепьева - «аде о трех главах». Представленная здесь картина близка иконографическим изображениям и некоторым текстуальным описаниям геенны11. Сооруженный у реки монстр двигался: «как станет зевать и глазы мигать, и колокольцы шумят, изо рта огнем пышет, из ушей дым идет»; из ада появлялись люди: «и выйдут из него люди в личинах, диаволом претворени... и почнут смолою и дехтем людей мазать и шепелугами почнут бить, да в деготь омочивая, а иныя изо ада водолейками прыскаху воду з дехтем на мир»12. Поведение ряженых в свою очередь имитировало адские муки, которыми бесы карают попавших в их власть грешников. Характерны описания «ада» в «Сказании о царстве царя Федора Иоанновича»: устроенная за Москвой-рекой постройка располагалась в «великой пропасти», над которой стоял котел со смолой, а над ним три медных головы; пламя из гортани, искры из ноздрей, дым из ушей, устрашающие звуки и бряцание пугали людей, а длинный язык медного монстра венчался на конце аспидовой главой. В средневековой культуре аспид символически обозначал дьявола и антихриста13; символика реки, котла также относила мысль читателя к иному миру, владениям падших ангелов, описанных в известных на Руси памятниках (ср., к примеру, «Хождение Богородицы по мукам»). Пропасть и река - символические обозначения преисподней; огненная река, текущая с Запада, «выжигающая» мелкие грехи людей и влекущая грешников в огненное озеро, из которого нет возврата, часть представлений о посмертной участи души, распространенных в средневековой Руси14. Адский огонь мог символически помещаться при этом в кипящий котел, изображение которого известно в иконографии. Наконец, сама вода символизирует неверие (ересь), изливаемое сверженным с Небес Змием, и в таком значении встречается в описаниях конца света и посмертных мытарств души15. Расположенный над пропастью у реки «ад», стоявший над котлом со смолой и наполненный ряжеными-бесами, весьма необычная потеха царя-антихриста. По словам книжника, она не просто знаменовала место будущего пребывания Лжедмитрия, но стала орудием умерщвления людей: самозванец повелел метать в свой «ад» православных христиан «на смерть»16.Таковы наиболее очевидные комментарии, отождествляющие Лжедмитрия (первого, а затем и второго) с сатаной или антихристом. Природа подобных описаний крайне интересна. «Наименование какого-то лица антихристом типично для средневековой полемики, - отмечала Т.А. Опарина. - Но, очевидно, в каждом случае отождествление - "узнавание" в конкретном лице "истинного"... антихриста, отражало напряженное ожидание конца света»17. А.Л. Юрганов, в свою очередь, подчеркивал, что антихристом в Средние века «можно было быть как по аналогии, так и по существу. По аналогии, антихрист... тот, кто, например, лжет, говорит неправду, творит всякий блуд. Антихрист по существу - само Зло»18. Необходимо понять, о чем идет речь в «Истории» Палицына.
1 Этот факт отмечала Т.А. Опарина: «Во всех сочинениях публицистики Смутного времени Лжедмитрий I трактовался как лжецарь, связанный с сатаной, а в ряде других - непосредственно как антихрист» (см.: Опарина Т.А. Иван Наседка и полемическое богословие киевской митрополии. Новосибирск, 1998. С. 120).2 См.: Плач о пленении и конечном разорении Московского государства // БЛДР. Т. 14. С. 186.3 См., например, Слово Кирилла Турского о слепце и о зависти иудейской: Пустарнаков В.Ф. Философская мысль в Древней Руси. М., 2005. Приложения. С. 308.4 См. также: Юрганов А.Л. Из истории табуированной лексики (что такое блядь и кто такой блядин сын в культуре русского средневековья) // Одиссей. Человек в истории. М., 2000. С. 201.5 Плач о пленении... С. 190.6 Попов А.Н. Изборник славянских и русских сочинений... С. 197.7 Псковская летописная повесть о Смутном времени. С. 596.8 «История о первом патриархе Иове» // РИБ. Т. 13. Стб. 936-937. Для автора «Сказания о царстве царя Федора Иоанновича» Лжедмитрий - «антихристов угодник», дьявол - «отец» самозванца (см.: Сказание о царстве царя Федора Иоанновича // РИБ. Т. 13. Стб. 818, 825).9 См.: «Повесть како восхити...». Стб. 168. Ср. в «Повести како отмсти...»: Буганов В.И., Корецкий В.П., Станиславский А.Л. «Повесть како отмсти» - памятник ранней публицистики Смутного времени // ТОДРЛ. Т. 28. С. 250; Сказание о царстве царя Федора Иоанновича. Стб. 831, 834 (ср. близкое описание, отнесенное к телам убийц царевича Димитрия. Там же. Стб. 771-772).10 «Повесть како восхити...». Стб. 168. См. также: Сказание о царстве царя Федора Иоанновича. Стб. 834; Иное сказание. Стб. 59.11 Ср., например, с описаниями геенны огненной в «Евангелии Учительном» (Кирилл Транквиллион-Ставровецкий. Евангелие Учительное. Рохманов, 1619. Л. 24).12 Сказание о самозванце. Стб. 1424. Ср.: «Повесть како отмсти...» (Буганов В.И., Корецкий В.И., Станиславский А.Л. Указ. соч. С. 248-249); «Повесть како восхити...». Стб. 164; Сказание о царстве царя Федора Иоанновича. Стб. 818-819; Сказание о Гришке Отрепьеве. Стб. 750; Житие царевича Димитрия в разных редакциях (РИБ. Т. 13. Стб. 867, 887,917). Ср. упоминание ада в «Повести книги сея от прежних лет» (ПЛДР. Кон. XVI - нач. XVII в. С. 380) и «Повести о некоем мнисе, како послася от Бога на царя Бориса во отомщение крове праведнаго царевича Димитрия» (РИБ. Т. 13. Стб. 866-867).13 См., например: Юрганов А.Л. Категории... С. 339-340.14 Образ существует в Ветхом и Новом Завете, святоотеческой и апокрифической литературе; в иконографии огненная река заменяется с конца XV в. змеем мытарств (см.: Слово о мытарствах // Сухомлинов М.И. Рукописи графа А.С. Уварова. Т. 2. СПб., 1838. С. 118; Юрганов А.Л. Категории... С. 361-362; Алексеев А.И. Под знаком конца времен. Очерки русской религиозности конца XIV - начала XVI веков. СПб., 2002. С. 86-87).15 Образ присутствует в разных памятниках, в том числе у Андрея Кесарийского, в толковании соответствующего фрагмента Откровения (см. у Палицына: Сказание, 200, 206; у Тимофеева: Временник, 141). Ср. в «Послании о злых днех и часех» Филофея (БЛДР. Т. 9. С. 300); у Аввакума: дьявол испустил воду из седьмой главы и «зело ратует» кознями «яко не пием его воды, сиречь не приемлем ложнаго учения» (Демкова Н.С. Из истории ранней старообрядческой литературы. С. 390). Котел и река - атрибуты опричных казней Ивана Грозного, анализ символики которых позволил А.Л. Юрганову выдвинуть предположение об эсхатологическом контексте опричных пыток (см.: Юрганов A.Л. Категории... С. 359-376).16 См.: Сказание о царстве царя Федора Иоанновича. Стб. 818-819.17 Опарина Т.А. Иван Наседка... С. 116; Филюшкин А.И. Герменевтический комментарий к первому посланию Андрея Курбского Ивану Грозному // Actio Nova (сборник научных статей). М.,2000. С. 78. Рассматривая примеры подобного наименования Лжедмитрия, харатерные для источников Смуты, Т.А. Опарина подчеркивает их эсхатологическую основу и влияние сочинений Стефана Зизания: «Схемы авторов киевской митрополии накладывались на эсхатологические ожидания русской книжности конца XVI - начала XVII в.» (Опарина ТА. Иван Наседка... С. 120-121).18 Юрганов А.Л. Из истории табуированной лексики... С. 201.
"Мерзость запустения": смысловое наполнение топоса
Одним из самых распространенных топосов в описаниях Отрепьева является словосочетание «мерзость запустения», повторяющееся в разном контексте во многих источниках: топосное определение относится к самому Лжедмитрию I или ко времени его правления. В «Истории» понятие характеризует замысел самозванца относительно России: «и обещася неложно им з записанием, еже вся Росиа привести к стрыеви антихристову [«стрый» - дядя; здесь - папа Римский] под благословение и непричащающихся мерзости запустениа опресночному хлебу всех предати смерти» (Сказание, 110). Иван Хворостинин дважды использовал это понятие: первый раз применительно к Лжедмитрию - «И тако законопреступник, иноческий образ поверг... и мерзость запустения в сердце имея... и оскверни престол царьский», второй раз, определяя подобным образом низложение Иова и возведение в сан Игнатия: «И властию его извергается первый и прежде его бывший патриарх и пастырь наш Иев... и вводится он... Игнатий, мерзость запустения, на святом месте святых наших отец посаждается» (Словеса, 444).Ключ к пониманию «темного места» обнаруживается во «Временнике» Тимофеева. Процитируем весь отрывок, говорящий о восшествии на престол Лжедмитрия и вхождении в церковь поляков: «Яко в просту храмину... пес со всесквернавою сукою и латынь и еретик со множествы вскочи и на верее царска престола дерзостно председ. Видимо весь храм наполнися тогда еретик, яко волков, невидимо же мрачен облак тмы исполнися бесов, радующемся, объемлющим их, Божия благодати, мню, отступльши, яко да исполнится реченное: "Узрите мерзость запустения, стоящу на месте святее"; чтый да разумеет» (Временник, 88. Сохранена пунктуация публикаторов источника: следует ли закрывать кавычки таким образом или после слов «чтый да разумеет» - спорный вопрос). В Священном Писании «мерзость запустения» - один из моментов Апокалипсиса, предшествующий концу света: это понятие несколько раз используется в пророчество Даниила (Дан.9: 27; 11: 31; 12:11), впоследствии, упоминая пророка, о «мерзости запустения» говорит Христос в пророчестве на Елеонской горе. Вошедшая в Евангелия от Матфея, Марка и Луки Елеонская проповедь - одно из важнейших и наиболее цитируемых в средневековых памятниках апокалиптических пророчеств1. В Острожской Библии интересующее нас место читается следующим образом: «Егда оубо оузрите мрьзость запустения, реченую Даниилом пророком, стоящу на месте святе, иже чтет да разумеет...» (Мф. 24: 15-30. Л. 14). Так же выглядят эти слова в Геннадиевской Библии 1499 года2. Тимофеев цитирует Писание полностью, опуская лишь отсылку к Даниилу, цитаты Палицына и Хворостинина фрагментарны.Определение, применяемое книжниками к Лжедмитрию, существует, как видим, в Ветхом и Новом Завете. В Острожской Библии обнаруживается при этом интересный парадокс: здесь, в книге пророка Даниила, отсутствует понятие «мерзость запустения» - в первом случае оно замещено словами «омерзение и опустение» (Дан. 9: 27. Л. 158), а во втором и третьем вообще опущено (Дан. 11: 31, 12: 11. Л. 159). Слова Христа в Острожской Библии относят читателя, в терминологическом плане, к «пустому