нов». Процесс, начало которого обнаруживается уже во время правления Ивана IV, стал подлинным бедствием. В описании книжника Грозный не только разделил страну опричниной, но и убил и изгнал многих вельмож, а вместо них с любовью принял приезжих иностранцев - врагов, которым нельзя верить «во веки». Это - первый факт «пременения мест», когда недостойные люди, подобно злым слугам из притчи, заняли неподобающее им место, в дальнейшем такое «пременение» расцвело при Борисе Годунове. Сама коронация боярина знаменовала путь ко всеобщему «пременению» - вельможа «наскакал» на царство через подобство, во главе государства стал человек, возвеличившийся не по естеству. Это, в свою очередь, открыло дверь многим иным (Временник, 75). Еще до избрания, при Федоре, Годунов одаривал и возвышал людей выше всякой меры, также не «по естеству», покупая их молчание; подобное возвышение привело к губительным последствиям: вместо дьяков, власть которым дана «по избранию благоволения», правитель поставил иных - «не сущих» (Временник, 75). Все новые и новые «хужайшие» люди занимали не свойственные им чины. «Не сущий» царь во главе страны изменил всю иерархическую систему власти, подменив «сущих» «не сущими» на всех ступенях - от первых до последних.Разрушение системы привело к умножению греха: отбросив страх перед царем и Богом, «не сущие» начальники начали разорять имения господ. Государство уподобляется в это время стаду, ведомому слепым пастырем, - всех овец расхитили волки (Временник, 76). Важно, что такое бедствие прямо связывается Тимофеевым с забвением страха Божьего: Христос - «добрый пастырь», истинная власть имеет Божественную природу и основывается на спасительном страхе, прообразующем страх перед Господом. Боярин, самовольно «наскакавший» на царство, и люди, занимающие не свойственные им чины, извратили всю систему, превратив спасительную власть во власть мучительскую.Обратим внимание на одно из самых примечательных утверждений «Временника», непосредственно связанное с «пременением чинов» в России. Факт может выглядеть достаточно неожиданным, однако дьяк задумывается над возможной оскверненностью церковной иерархии. Основанием для сомнения служат события 1589 г. При Федоре русский митрополит стал патриархом, архиепископы - митрополитами. Если это не Божий промысел, но новое измышление Годунова, то не только светская, но и духовная власть оказалась вовлечена в губительный процесс. Рассуждения Тимофеева, несмотря иа традиционно «смиренную» форму, весьма смелы: «О сих святостных си вышених не смею к прочим гордостным дел Борисовых словесы преложити, да не прогневаю Бога, зане во дни доброчестиваго царя сия содеяшася. Ныне, не престая, о сем блазнит мя, яко тогожде гордолюбца и при оного державе пестунство действова, понеже устроение се бысть начала гордыни его» (Временник, 77-78). Необходимо испытать «аще таковое от Бога»: если «пременение» церковных чинов также гордынное дело царя, то губительный процесс всеобъемлющ.Феномен «пременения чинов», описываемый Тимофеевым, раскрывается через реконструкцию конвенциональных связей источников эпохи. Дьяк говорит о нарушении важнейшего принципа средневекового государства - системы домостроительства. Идея строительства, пронизывающего всю страну - от престола до простой крестьянской семьи, находит яркое выражение в популярном памятнике XVI в. - «Домострое». В историографии отмечалась близость некоторых идей Тимофеева идеям, высказанным в этом сочинении3, однако смысл и природа тождественных объяснений не были раскрыты.Известный памятник состоит из трех частей, посвященных духовному, мирскому и домовому строению. Роль книги, адресованной всем христианам, сложно переоценить: во вступлении прямо говорится, что она учит христианскому жительству, необходимому для спасения на Страшном суде4. Основу христианского жительства составляют здесь вера (церковная жизнь и следование обрядам в повседневном быту) и подчинение властям. «Сущая» власть установлена свыше для утверждения добра и противления злу; подчинение Богу и покорность земной власти неразрывно связаны: «аще хощеши не боятися власти твори всегда доброе пред Богом и пред ними, и во всем покаряися им и право служи, и будеши сосуд избран и царское имя в себе носиши»5. Семья, встроенная в иерархическую систему душеспасительной власти, - основа православного государства, по определению А.А. Кизеветтера, «домовый храм, настоятелем которого является хозяин»6. Каждый житель единого «дома» должен блюсти чин, положенный ему самим Богом, и не стремиться к возвеличиванию, так как подобное желание - проявление гордыни, а именно от этого производительного греха призвана, прежде всего, спасать истинная власть7 (представление характерно для культуры Средневековья и восходит к Священному Писанию; ср. 1 Кор. 7: 20). Идея, восходящая к Писанию, утверждает особую логику земного правления: каждый хозяин - государь своего дома и домочадцев, государство объединяет всех домовладельцев - государей под власть единого хозяина - великого государя8. По словам Иосифа Волоцкого, русский правитель «всея Рускии земля государем государь, которого Господь Бог устроил Вседержитель в свое место и посадил на царском престоле, суд и милость предасть ему»9. Подчинение каждому человеку, облеченному властью, необходимо для индивидуального спасения.Близость общей концепции «Домостроя» иосифлянским идеям хорошо известна10. Домостроительство средневекового общества, представленное в подобных сочинениях, всеобъемлюще: в повиновении своим господам и самому царю - залог смирения, ограждающего от самоволия; подчинением власти люди спасаются в каждой семье, в каждом сообществе и, наконец, во всем государстве11. «Аще ли же сам царь восхощет дабы ему за всю землю не отвещати, якоже коемуждо человеку за свой дом»? - восклицал Ермолай-Еразм12. Хозяин дома - государь над своими домочадцами, подобно тому, как царь - государь над всеми «домами» страны и хозяин «всемирного дома». Именно так называет Русское государство Иван Тимофеев («Но обаче всего Строитель мира промыслом своего смотреливна суда не закоснит на мнозе неустроением таце, еже выше речеся, колебатися о главе толико яко всемирну дому, бывшу премногу всеми». Временник, 157). В этом образе ярко выражается средневековое видение общества с его иерархической структурой, в основе которой - представление о спасительной природе власти, оберегающей каждое владение и каждого жителя «всемирного дома» от духовной гибели и от разорения13. На Страшном суде великий государь даст ответ за своих подданных подобно тому, как каждый хозяин ответит перед Судией за своих домочадцев: «...Всячески наказуи страхом и спасая... такоже и детей и домочадцов своих учи страху Божию и всяким добрым делом понеже тебе о них ответ дати въ день Страшного суда аще по нашему наказанию и по сему писанию учнете житии велию благодать от Бога обрящете и жизнь вечную наследите»14, - дважды утверждается в Сильвестровской редакции «Домостроя».Система «лествичной» сотериологии, где ответственность за спасение душ несет отец в семействе и государь в государстве, прослеживается в источниках разного вида (как то в обширных материалах следственных дел о «непригожих» речах, фиксирующих, по мнению Т.А. Кузнецовой, существование книжных понятийных систем в народной традиции)15.В эпоху своего распространения «Домострой» нес важнейшую функцию, говоря «о мирском строении, как жити православным християнином в миру, с женами и з детьми, и з домочатцы, и их наказывати и учити, и страхом спасати, и грозою претити... и во всем самому стражу над ними быти»16. Однако для осуществления спасительного мирского строения власть должна быть подлинной и благой, а не попущенной в наказание Богом, подобно правлению антихриста-Лжедмитрия. Если при Грозном многие люди впервые заняли не свойственные им места, то «не сущий» царь, наскакавший на царство «чрез подобство», разрушил всю систему «с головы до пят»: с момента коронации Годунова власть перестала играть свою основополагающую спасительную роль. Избранный правитель - грешник, расхищавший казну для своих целей; поставленные им «не сущие» дьяки в свою очередь занимались мздоимством. «Всемирный дом» начал колебаться, истинная власть отнялась у страны на всех уровнях.Понятие «строительство» не раз используется во «Временнике» в неизменном контексте17; домостроительство хозяйства прямо отождествляется книжником с домостроительством государства - оба феномена составляют нераздельную сущность «всемирного дома», разрушавшегося в период Смуты.Процесс, начавшийся с воцарения Годунова, продолжался при его преемниках, во многом определяя будущие события. Самозванец расхищал казну, «царски чины ради студных дел недостойный недостойным недостойнее раздая чрез естество и возраст, паче отечества же и благих вин послужения, срамных же вельма; подобнее, егда по случаю некако пес восхитит негде не по естеству, но снедь царску . И Борис сего в сих немнозем отличен бе» (Временник, 89). При Василии Шуйском процесс достиг низов, разрушая власть во всех домах государства: старые люди стали «младоумными», утратив мудрость и праведность, «средолетнии же бяху миролюбии и славолюбии, яко же и предиреченнии, и ко властем обои о неправдах самоподвижением утреневаху присно»; юные учились тому же у первых и вторых, «все убо первые кротости оскудехом вконец». Книжник вновь подчеркивает, что причина происходящего - в отсутствии истинной власти, в «пременении мест» рабов и господ и утрате страха перед Богом и царем, «яко же у свиньи в ноздрех усерязь драгая видима, сице у недостойных в руку начальствия власть зрима»; идеи повторяются в памятнике, подкрепляясь новыми примерами и образами (Временник, 111-112).Утрата богоданной власти вызвала смущение в обществе, нашествие иноверцев, греховное самоволие городов - «безначально желающим и без строения самовластно, разбойнически во всем жительствующее, двизателя по своему хотению» (Временник, 127) и т. д. Дом без владыки подобен телу без души - он мертв (Временник, 155). «Пременение мест» определяло все бедствия, которым суждено было длиться до тех пор, пока на трон не возвратился истинный государь - Михаил Романов.Природа Смуты раскрывается через разрушение домостроительства не только во «Временнике»: схожие объяснения обнаруживаются у Палицына и Хворостинина. Корни процесса традиционно возводятся к Годунову - первому неистинному государю (Тимофеев «удревняет» процесс до времен опричнины); при Шуйском домостроительство оказывается разрушенным во всем обществе. Хворостинин выстраивает свою систему доказательств через представление о присяге, однако мысль о губительном неподчинении пастырям постоянно проходит в «Словесах» (Словеса, 448, 450, 452, 454 и др.). Объяснения «Истории» и «Временника» оказываются ближе: в описании Палицына смута и череда грехов начались с насильственного отлучения царевича Димитрия в Углич (Сказание, 102); обретя престол, Борис установил систему доносов и таким образом дал власть рабам над господами, затем в грех пришло все общество, «не токмо прости, но и чин священьствующих» (Сказание, 110). При Шуйском «первоначальствующеи» смутились, а люди «разделились надвое» и перестали подчиняться царю (Сказание, 117, ср. 118). В итоге иерархичность и порядок разрушились во всей стране: старцы и иноки «валялись у ног»