и был он сродни «перводержавнейшим», но родство с ними ничем не помогло ему в утверждении на царстве, так как он жил неблагочестиво, оставив бога и прибегая к бесам. Он тайно устроил для постоянного пребывания гадателей в царских покоях особенные помещения ради непрестанного ночью и днем с ними колдовства и совершения волшебных дел, которые несвойственны христианам, а тем более — царю. А прежде, когда он был в высшем правительстве, среди прочих своих сверстников и стоящих с ним в одном чине он был выдающимся первым советником и первым указателем в собрании всего синклита о всех, подлежащих управлению, мирских делах; когда же неразумно привязался к плотским страстям, тогда и умом развратился. Кто не посмеется его последнему безумию? Когда земля всей России взволновалась ненавистью к нему потому, что он воцарился без согласия всех городов,— незадолго до приближения к престольному великому царствующему городу врагов, которые должны были, окружив, подвергнуть его осаде,— он тогда собрался совершить свое несвоевременное дело, т. е. заключить брачный союз, что и сделал. Не следовало ли тогда прежде всего успокоить всю землю от волнения и непоколебимо утвердить себя, восшедшего на такую высоту, и такой город — корень всего царства и главу всех — со всеми в нем живущими и себя не дать в осаду врагам и от ожидаемых осаждающих его освободить, а потом уже заботиться о женитьбе и совершить ее прилично, живя в тишине и почивая в полном покое, без какого-либо сопротивления, а не в страхе? Страх после и был. А за много лет собранные,— дивные и превосходные драгоценные царские вещи всех прежних российских государей, царствование которых поистине достойно было удивления за их славу,— все эти сокровища он расточил и истребил с теми, кого возлюбил. Ради этого поистине его нельзя назвать и царем, потому что он управлял по-мучительски, а не по-царски. Боже, суди его за дела его! Над его безумием и неверующие смеялись и смеются, но в последний день, думаю, пред всеми неверующими больше всех Бог посмеется ему: «срубит головы грешников» не чувственным мечом, но приложением мучений, по писанию. Он, растленный умом, царь по собственному умыслу, до верха наполненные сокровищницы прежних царей так опустошил, что при его скотской жизни их ему уже было недостаточно, и он, нечестивец, не постыдился перелить в деньги на потребности своего распутства отобранные в соборах и святых монастырях по всем городам своего царства священные сосуды, которые даны были прежними царями и их родными на вечное поминовение в память их душ, допустив обман, что будто бы это он сделал ради выдачи воинам годового их жалованья, так как все действительное их жалованье, назначенное для этого прежними царями, все деньги он ранее прожил с блудницами. А о бесчестном низвержении этого «венценосца» подробно будет сообщено потом.
Вышеупомянутого же Мишку, который способствовал этому Василию достигнуть царской власти, после своего воцарения он в действительности осудил в изгнание в Новгород и лестью поручил ему здесь управлять мною, дав ему звание второго начальника военных сил, хотя тот и не хотел этого. Итак, этот возводитель к помазанию на царство не получил никаких ожидаемых благ от возведенного на неожиданно полученное царство и ничего не приобрел, потому что первая нанесенная им тому сильная досада превозмогла возведение на высоту престола, как в некоторых смешениях сила горечи преодолевает сладость. Когда прошло немало времени, тот Михаил очень старался опять возвратиться из изгнания в царствующий город и прежним способом, некоторыми своими злоухищрениями, добиться приближения к царю, достигнуть первой чести или даже высшей, чем эта, и в синклите сравняться с первыми после царя; из этого его стремления ясно видно, что он был низкого звания. Думаю, что, возвратившись, он какими-то хитростями старался низложить и самого своего царя, которого посадил на престол, надеясь на основании прежнего, что как он мог посадить его на престол, так — полагал — он может его и низложить, опираясь на свои хитрости, вспоминая удачу своего тайного заговора, чтобы покончить с Расстригой, и по тому же образу при ближайшем своем участии свершить другое свое подобное же тайное дело. Однако не достиг этого, и превозносившая себя гордость была посрамлена, так как и первую честь он получил недостойно, не ради действительных заслуг, а потому, что это допустили противники. Прежде, пока ненастоящие цари нами не обладали, от истинно самодержавных и наших природных царей никто, из низкого рода происходящий, такой чести никогда не получал. Не по природе дана была первая честь и ему, а благородные, если и видели что-либо не по достоинству совершаемое, не захотели даже и словом сопротивляться царской воле, между ними не нашлось ни одного мужественного. Но если бы они были и не так боязливы и малодушны,— истинные наши цари прежде их знали, какому сословию и какую честь и ради чего давать, а не людям низкого происхождения. А чего он теперь надеялся достигнуть, того не получил, а достиг того, чего и не ожидал: потому что, по повелению одного не ожидаемого им придворного, царского племянника, незадолго до этого присланного тогда царем в мои пределы, в кровавом убийстве, совершенном руками многих из моего народа, он внезапно и ужасно насильственно изверг свою душу, и все члены тела его вместе с одеждами и оружием были раздроблены на части. Вину его вслух всем людям объявил сам Ско-пин-Шуйский, и весь народ громко воскликнул: да извергнется такой от земли и нет ему, говорили, части и удела в нашем владении. Они без милосердия сбросили его в воды быстро текущей реки на съедение бессловесным рыбам, так что он не удостоен был тогда и погребения.^..)
Я не могу указать место, которое занимала рать противников и где близ царского города при осаде находились их станы; не имею возможности рассказать и 6 том, как случилось, что язычники оттуда без труда вошли в самую мать городов, Москву, которую они сначала, несмотря на многие труды и хитрости, долго не могли занять, и о том, как там внутри находящиеся и одинаково с нами верующие заключили с этими инославными общенародный договор об управлении землей. У всячески оскорбляющих крест какая другая клятва, помимо этого, в клятвенных делах может дать утверждение? Не может никакая. Кроме этого, еще и о низведении с высоты престола в ничтожество главы всего царства, самого царя, и о достойном жалости, скором, бесчестном и полном, подобном разлуке горлиц, расторжении его супружеской жизни, как бы смертью расколотой надвое, и после вольного царства о его невольном монашестве, и вместе с этим о внезапном лишении всей верховной чести, и об уводе его в плен, и о нанесении ему там крайнего бесчестия и срама, и, увы, о возложении всего этого срама на царский венец,— обо всем этом мы, запертые здесь в плену, как среди стен во мраке, были не осведомлены; только немногое что, не всегда правильные и несогласные слухи доходили до нас, как бы по воздуху через стену, и то если случайно до наших ушей долетит какое-либо слово, так как запоры были крепко заперты; поэтому и не было нам никакой воли. (...)
В годы, когда прекратился со смертью предел жизни царствующего над нами Бориса со всем его родом и когда поражен был гневом ярости господней и убит рукою народа в царском городе Богом попущенный нам Расстрига за то, что вместе с именем Димитрия так недостойно наследовал такое место,— после них тотчас же зависть к царствованию возникла также и у царя Василия, и, как стрелою подстреленный властолюбием первых, он поступил еще более дерзко, чем те двое: весьма неосмотрительно и спешно сел на престол, так как не был искусен в этом. Он создал себе дом и не углубил его в землю, но основал его только на песке, как это показал конец его, по слову самой истины: «Разлились реки и подули ветры, здание сильно заколебалось и житель его пал». Он поднялся внезапно и по собственному побуждению и без согласия всей земли сам поставил себя царем, и все люди были смущены этим скорым его помазанием на царство; этим он возбудил к себе ненависть всех городов своего государства. Отсюда, после захватчиков, началось все зло на Руси и стали происходить в земле многие нестроения; именно — по всей земле нашей началось непослушание и самовластие рабов и осада городов, так что свои, одной с нами веры рабы, придя войском к матери городов Москве, этим своим приближением к стенам города изменнически оказывали презрение самой главе царства, а нововоцарившийся со всем своим родом был ими заперт и затворен, как птица в клетке. Там тогда находился и я, «мухоподобный», среди многих тысяч людей, в звании подобных мне и носящих то же имя, поставленный тогда охранять некоторые повеления царской воли. Когда же натиск осаждающих город немного ослабел, тогда угодно стало царю, а вернее Богу, чудесно промышляющему о своих творениях,— как о том, так и о всех прочих,— по своему желанию, а не по моей воле, милуя, послать меня в город, который в царских титулах, читаемых в официальных бумагах, стоит на третьем месте, повелевая мне начальствовать вместе с начальником, раньше меня туда прибывшим, управляя вместе с ним городскими делами.
Когда происходили эти, наступившие тогда, события, когда приближалось неведомое время исполнения неизменяемого людьми совета Божия о нас, исполненного гнева Господня, и вместе с этим готовился суд его над нами,— тогда начали происходить в нашей земле еще большие нестроения: неожиданно пришли из своей земли под мать городов — Москву «богопротивные» люди, все латины, и осадили всех находящихся вместе с царем в городе жителей, как некогда в древности при Ное вода потопа внезапно пришла и затопила землю. По всем городам умножились злые начальники и самовластие; из-за неустойчивости власти царя люди беспорядочно неистовствовали, и море житейское неукротимо волновалось; тогда среди людей пылал разжигаемый яростью лютый пламень гнева. Поистине, как огонь, пылая многие годы, он обратил все в пепел, как об этом многословно было рассказано в полном сочинении. А мое возвращение отсюда назад в славный город Москву, откуда раньше я сюда приехал, задержалось здесь и надолго замедлилось из-за скудости имеющихся у меня необходимых для выезда средств,—так что я дождался того (времени), когда Новгород был взят и пораб