Начало междуцарствия
В мае — июне 1610 года пришло время решительных сражений с королем Сигизмундом III. Союзники из набранного в Швеции вспомогательного войска во главе с Эвертом Горном и французским капитаном Делавилем, соединившись с воеводой Григорием Валуевым, доделали начатое еще князем Михаилом Шуйским дело. Они нанесли последнее поражение тушинцам, оставшимся без своего гетмана князя Романа Ружинского, умершего спустя короткое время после оставления Тушино, и выбили их из Иосифо-Волоцкого монастыря 11 (21) мая 1610 года. Тушинские полки и роты прекратили свое существование в качестве самостоятельного войска и начали отступление к Смоленску, чтобы соединиться: королевской армией. В битве за Иосифо-Волоколамский монастырь они растеряли своих пленников, в том числе самого ценного для них, «нареченного патриарха» Филарета, получившего возможность вернуться в Москву[519]. Григорий Валуев «с пешими людми» получил приказ соединиться с основной армией, собиравшейся под Можайском. Вместе с воеводою князем Федором Андреевичем Елецким ему велено было «поставит острог» недалеко от Вязьмы в Цареве Займище.
Во главе войска, выступившего к Можайску, был поставлен боярин князь Дмитрий Иванович Шуйский, «прославившийся» как самый неудачливый и неталантливый полководец. В других обстоятельствах решительный поход на войско короля Сигизмунда III под Смоленском, должен был бы возглавить князь Михаил Скопин-Шуйский, уже имевший опыт военных действий совместно с наемной «немецкой» ратью. Позднее автор «Иного сказания», не скрывая своего осуждения, напишет об этом вынужденном назначении: «в его место дал воеводу сердца не храбраго, но женствующими обложена вещми, иже красоту и пищу любящаго, а не луки натязати и копия приправляти хотящего»[520]. Как вскоре выяснится, это назначение предопределило поражение царя Василия Шуйского и, вообще, окончательное падение так и не начавшейся династии князей Шуйских. Другому решению царя Василия Шуйского суждено было, наоборот, изменить впоследствии всю историю русского дворянства. Речь идет об известном указе царя Василия Шуйского, разрешавшем служилым людям, отличившимся во время осады тушинцами Москвы, переводить часть своих поместных владений в вотчину (одну пятую часть, составлявшую 20 четвертей из 100)[521]. Самые ранние жалованные грамоты, выданные «за царево Васильево осадное сиденье», датируются началом мая 1610 года. Это дало основание Б.Н. Флоре высказать предположение о том, что целью издания указа было «сплочение русского дворянства вокруг трона накануне похода русских войск к Смоленску»[522].
В Смоленской ставке короля Сигизмунда III решали непростую задачу, что делать с коронным гетманом Станиславом Жолкевским, вошедшим в конфликт с влиятельными советниками короля Сигизмунда III, уже начинавшими делить будущую смоленскую победу. Конкуренты гетмана Жолкевского предложили поручить ему какое-нибудь безнадежное предприятие. Так он был отправлен с несколькими сотнями человек на выручку польско-литовским отрядам, теснимым в разных местах. У гетмана Станислава Жолкевского была очень неопределенная королевская инструкция: «предложить москвитянам (если до этого дойдет) [поставить] на государство королевича Владислава»[523]. В свой поход принесший ему вместо ожидавшейся неудачи огромный триумф, он отправился из-под Смоленска 23 мая (2 июня) 1610 года. Одновременно экспедиция гетмана Станислава Жолкевского стала прологом побед самого короля Сигизмунда III в Московском государстве.
Сначала маршрут гетмана Станислава Жолкевского лежал к Белой, где он должен был помочь осажденному отряду Александра Госевского. В дороге он соединился с бывшими тушинцами, в том числе с их наиболее организованной силой под командованием полковника Александра Зборовского и повернул с ними на смоленскую дорогу. Стратегический смысл укрепления в Цареве Займище гетман Станислав Жолкевский разгадал: «Князь Димитрий намеревался вытеснить нас успешным фортелем, употребленным Скопиным; поэтому он приказал Волуеву построить городок при Цареве [Займище], что и было сделано Валуевым с большой поспешностью». Но известно, что копия всегда хуже оригинала, и князь Дмитрий Шуйский не учел многое из того, что учитывал князь Михаил Скопин-Шуйский, строя, например, укрепленный острог под Калязиным. Главным образом, не учтено было то, что Царево Займище, отстояло на значительном отдалении от основного войска в Можайске. Поэтому, когда были получены известия о начале приступа к Цареву-Займищу королевских войск, князь Дмитрий Шуйский нарушил правило, соблюдавшееся Скопиным, и двинулся со всем войском на открытое пространство. Более того, ему приходилось спешить и сделать круг, потому что можайская дорога была сразу же отрезана гетманом Станиславом Жолкевским под Царевым Займищем. Так этот «полководец» привел свою армию к месту будущего позора под названием Клушино.
Клушинскую битву 24 июня (4 июля) 1610 года до сих пор в польских учебниках истории считают одним из самых великих сражений. Ее трофей — «хоругвь самого Шуйского, весьма отличную, штофную с золотом» (описание гетмана Станислава Жолкевского) и сегодня показывают школьникам и туристам в национальном Краковском музее князей Чарторыжских. В русских анналах эта забытая битва потерялась или была вытеснена другими поражениями и потрясениями, которые произойдут следом (уже в 1611 году, когда полякам и литовцам сдастся Смоленск, шведам Новгород). Но истоки последовавшего междуцарствия, конечно, лежали у этого можайского селения.
О том, что там происходило, хорошо известно как со слов гетмана Жолкевского, на другой же день отправившего королю под Смоленск победную реляцию, так и со слов шведских наемников, вынужденных возвратиться после этой битвы домой. Все решил маневр гетмана, не ставшего дожидаться подхода под Царево Займище большого войска, а совершившего марш-бросок по направлению к неприятелю. Войско Жолкевского прошло в одну из самых коротких и светлых июньских ночей около 4-х миль (примерно 20 километров) и с рассветом атаковало утомленную, в свою очередь, совершившую длинный и тяжелый переход накануне, армию князя Дмитрия Шуйского. На исход битвы повлияли начавшиеся измены «немцев», потому что в наемном войске все перессорились из-за задержанного жалованья (главного воеводу князя Дмитрия Шуйского обвиняли в том, что он получил это жалованье, но не раздал его вовремя). Князь Дмитрий Шуйский не стал дожидаться, когда наемники договорятся с гетманом Жолкевским и бежал с поля боя. В качестве трофея гетманскому войску досталась «собственная Шуйского карета; его сабля шишак и булава». Было взято в плен несколько заметных воевод, в том числе Василий Бутурлин, а князя Якова Барятинского, якобы «видели между убитыми». Достались пахоликам и двадцать тысяч рублей, и сукна, захваченные вместе с привезшим эту казну для раздачи иноземцам разрядным дьяком. Большинство же людей из армии князя Дмитрия Шуйского или погибло во время преследования, как это обычно бывало, или разбежалось после такого погрома по своим поместьям.
Так сразу были потеряны и русские полки, и «немецкие» отряды в составе правительственной армии. Якоб Делагарди вообще должен был «дать руку» гетману Станиславу Жолкевскому в том, «что не будет служить у москвитян». Разрядная запись о Клушинской битве на фоне этих известий выглядит чересчур отстраненной: «И из Можайска на гетмана пошли бояре княз Дмитрей Иванович с товарыщи со всеми воеводы и с Неметцкими людми, и бой был с Полскими людми под Клушиным, и Неметцкие люди изменили х Полским людем, и Полские люди тогды Руских людей розганяли, и бояре пришли и с людми к Москве»[524].
После такого погрома, в оставшейся без защиты перед лицом наступавшего гетмана Жолкевского Москве случился новый переворот. Кризис назревал давно. Ни одного царя не уважали так мало, как Василия Шуйского. Когда вместе с уважением пропал еще и страх, то стало ясно, что царю Василию больше не удержаться на престоле. Испытанный царедворец и автор одного из политических переворотов против Лжедмитрия I сам пал жертвой действий заговорщиков. Бунт против царя Шуйского назревал давно и даже, как было показано, уже принимал открытые формы, если вспомнить выступления в «субботу сыропустную» 1609 (или 1610 года). Царь выслушивал с Лобного места обвинения, «что он человек глуп и нечестив, пьяница и блудник, и всячествованием неистовен и царствования недостоин». Но главный упрек, как возник в 1606 году, так никуда и не исчез. Он состоял в том, что царь Василий «сел на Московское государство силою». Царь Василий Шуйский до поры, до времени выигрывал у заговорщиков тем, что формально признавал силу земского собора: «дондеже снидутся все болшие бояре и всех чинов люди, да и аз с ними; и как вся земля совет положит, так и аз готов по тому совету творити»[525].
В конце концов никакой законной процедуры сведения царя Василия Шуйского с престола не потребовалось. Сработало более испытанное орудие боярских интриг. Достаточно определенно можно говорить об участии в тех событиях митрополита Филарета Романова, остававшегося формальным главой партии бывших русских «тушинцев». Царь Василий Шуйский, когда-то в начале своего царствования, отнял у него сан патриарха, предпочтя митрополиту Филарету патриарха Гермогена, а тушинский царик предложил митрополиту почести, от которых трудно было отказаться. Нареченный тушинский патриарх Филарет успел «освятить» своим саном заключенные в феврале 1610 года договоренности об условиях призвания королевича Владислава на русский престол. Оставил ли он мысли об этом по возвращении в Москву?
Заметно было недовольство царствованием Василия Шуйского боярина князя Василия Васильевича Голицына, даже успевшего поучаствовать в первых открытых выступлениях против власти Шуйского. Именно князь Василий Голицын имел самые вероятные права на престол в случае устранения царя Василия Шуйского. Активность известного голицынского сторонника — Прокофия Ляпунова, не успокоившегося после смерти князя Михаила Скопина-Шуйского, позволяет думать, что имя нового русского царя Василия, но уже Голицына, стало произноситься вслух. Известен эпизод, когда будущий глава первого земского ополчения Прокофий Ляпунов убеждал из Рязани будущего главу другого земского ополчения князя Дмитрия Михайловича Пожарского выступить вместе и отомстить царю Василию смерть «князь Михаила Васильевича». Правда, все кончилось тогда тем, что законопослушный князь Дмитрий Пожарский доложил обо всем царю Василию Шуйскому и попросил прислать подкрепления в Зарайск, где он служил воеводой. Рассказывая об этом, автор «Нового летописца» подчеркивал подоплеку действий Прокофия Ляпунова: «дума ж у него большая на царя Василья з боярином со князь Васильем Васильевичем Голицыным, и от Москвы отложися и не нача царя Василья слушать»