Несостоявшаяся уния
истории бывают странные решения, обусловленные минутой, объяснить которые потом не удается столетия. Какие поляки в Кремле, зачем они там, возмущается национальное чувство одних и — радуется других. В 1995 году в Польше была издана книга «Москва в руках поляков», содержащая дневники и записки многократно упомянутого на страницах этой книги Николая Мархоцкого и Самуила Маскевича (а был еще Иосифа Будило и секретари Яна Сапеги). Все они побывали в московском Кремле в 1610–1612 году (Сапега даже умер там в сентябре 1611 года), а потом оставили свои свидетельства об этом невероятном, используя любимое слово недавних времен, «судьбоносном» периоде нашей истории. Казалось бы, навечно «к позорному столбу» (эта лексика уже из истории чуть поглубже) надо «пригвоздить» эту «семибоярщину», допустившую такой национальный позор. «Измена боярской знати»[534], договорившейся с гетманом Станиславом Жолкевским о призвании на русский престол королевича Владислава — так писали в школьных учебниках. Действительно, Боярской думе и «седмочисленным боярам» во главе с князем Федором Ивановичем Мстиславским досталось от историков. Еще сравнительно недавно академик Л.В. Черепнин тоже писал, что «признание царем Владислава явилось актом антинациональной политики московских правителей»[535]. В любом случае, человеку, не посвященному в хитросплетения Смутного времени (а иногда даже и хорошо в них разбирающемуся) трудно объяснить разумность такого выбора, когда в Москве оказался гарнизон польско-литовских войск, а в Кремле правил его глава Александр Госевский.
Изучая Смуту, надо прежде всего отказаться от позднейших советских идеологических «поновлений», а то и радикального пересмотра всей, так называемой, «дореволюционной историографии». Лучше снова вернуться к той вершине понимания эпохи начала XVII столетия, которая остается непревзойденной, то есть к классическому труду академика Сергея Федоровича Платонова. Со времени сведения с престола царя Василия Шуйского он начинал «третий период Смуты» (после первых двух — «борьба за московский престол» и «разрушение государственного порядка»). Историк связал его, в первую очередь, с «попытками восстановления порядка». В нескольких предложениях С.Ф. Платонов определил суть и последовательность событий 1610–1612 года: «В первую минуту после свержения Шуйского московское население думало восстановить порядок признанием унии с Речью Посполитою, и поэтому призвало на московский престол королевича Владислава. Когда власть Владислава выродилась в военную диктатуру Сигизмунда, московские люди пытались создать национальное правительство в лагере Ляпунова. Когда же и это правительство извратилось и, потеряв общеземский характер, стало казачьим, последовала новая, уже третья, попытка создания земской власти в ополчении князя Пожарского. Этой земской власти удалось, наконец, превратиться в действительную государственную власть и восстановить государственный порядок»[536].
Идея порядка «как при прежних государях бывало» — это, действительно, результат Смутного времени, только осознали ее не в период междуцарствия, а еще раньше, год за годом переживая голод, самозванство и неслыханную рознь. К тому моменту, когда «московское «вече» за Арбатскими воротами» (выражение того же С.Ф. Платонова) решало вопрос о выборах будущего царя, другая идея, земского объединения, еще не стала всеобщей. Как покажут события, без нее были бессмысленны любые шаги. Вслед за сведением с престола царя Василия Шуйского, Боярская дума повторила ровно тот «грех», в котором постоянно обвиняли этого царя — она самостоятельно, без «земского совета» сделала выбор в пользу унии с Речью Посполитой. Но и ответственность, в итоге, за превращение думы в декорацию власти наместника иноземного короля, за пережитый национальный позор легла именно на тех, кому придумали яркое обозначение, навсегда обогатив русский политической лексикон словом «семибоярщина». Автор хронографа 1617 года писал, что «прияша власть государства Русскаго седмь московских бояринов, но ничто же им правльшим, точию два месяца власти насладишася». Итогом недолгого боярского правления стал переход власти из рук Думы к иноземным управителям: «седмичисленные же бояре Московские державы всю власть Русские земли предаша в руце литовских воевод»[537]. Правда, читая обвинения о недальновидных действиях Боярской думы, надо учитывать, что первоначальная идея состояла в том, чтобы созвать земский собор для избрания нового царя. Но как обычно победили обстоятельства и всеобщее нетерпение, в результате чего в одном только 1611 году была сожжена Москва и были потеряны Смоленск и Новгород. Избирательный земский собор состоялся только два с половиной года спустя, в 1613 году. Имена претендентов на нем, как известно, оказались совсем другие.
Первые намерения Боярской думы во главе с князем Федором Ивановичем Мстиславским были высказаны в окружной грамоте 20 июля 1610 года, извещавшей о сведении царя с престола. Из Москвы рассылались грамоты по городам от имени всех чинов и «всего Московского государства всяких служилых и жилецких людей». В них объяснялись тревожные обстоятельства своего времени, связанные с «межеусобьем», вторжением короля Сигизмунда III и походом гетмана Станислава Жолкевского, находившегося в Можайске. Гетман Жолкевский еще не стал союзником и рассматривался наравне с «вором», пришедшим под Москву и вставшим в том самом Коломенском, где уже когда-то стояли войска Болотникова (казакам в войске Лжедмитрия II эти места были особенно памятны). Всех врагов обвиняли в намерении «православную крестьянскую веру разорити, а свою Латынскую веру учинити». В окружной грамоте подчеркивалось, что царь Василий Шуйский, якобы, добровольно согласился на сведение с престола после челобитья ему «всею землею». Здесь уже начиналась неправда, поэтому, прикрывая ее, составители грамоты изобрели замысловатую формулу, предвидя новое недовольство в Северской земле, и так находившейся в подчинении Лжедмитрия II, а также украинных уездах. Инициаторами перемен на престоле названы прежде всего земские представители: «дворяне и дети боярские всех городов, и гости, и торговые люди, и стрелцы, и казаки, и посадские и всяких чинов люди всего Московского государства» (показательно отсутствие в этом перечне Боярской думы и чинов Государева двора). Но они действовали не сами по себе, а отвечая на недовольство, идущее от мятежных территорий: «услыша украинных городов ото всяких людей, что государя царя и великого князя Василья Ивановича всея Русии на Московском государьстве не любят, и к нему к государю не обращаются, и служит ему не хотят, и кровь крестьянская межусобная льется многое время, и встал отец на сына и сын на отца, и друг на друга, и видя всякие люди Московскому государству такое конечное разоренье, били челом ему государю всею землею, всякие люди, чтобы государь государство оставил для межусобныя брани». Другой важной причиной для смены царя была названа неспособность Василия Шуйского привлечь на свою сторону тех, кто воевал против него или боялся возвратиться к нему на службу: «или которые его государя не любя, и к нему к государю и ко всему Московскому государьству не обращаются, и те б все были в соединенье». Общая присяга тех, кто собрался для сведения с престола Шуйского состояла в том, чтобы «всем против воров стоят всем государством заодно и вора на государство не хотега». Поэтому в окружной грамоте, из которой впервые узнавали о переменах в Москве, писали об общей цели: «а на Московское б государство выбрати нам государя всею землею, сослався со всеми городы, кого нам государя Бог даст, а до тех мест правит бояром, князю Федору Ивановичу Мстисловскому с товарищи»[538].
«Всем заодин», «всею землею», «сослався сo всеми городы», — так собирались действовать бояре сразу после низвержения царя Василия Шуйского. Об этом они извещали города и уезды в своих грамотах, на этом присягали сами и договаривались с «миром». Стремление опереться на авторитет «земли» отражаем крестоцеловальная запись, по которой власть передавалась временному правительству Боярской думы: «чтоб пожаловали приняли Московское государства, докуда нам даст Бог государя на Московское государство». Запись содержит своеобразный договор бояр с остальными «чинами» о том, как будет осуществляться управление, пока не выберут нового царя. Оставшиеся без царя поданные обещались «слушати» бояр и «суд их всякой любит, что они кому за службу и за вину приговорят, и за Московское государьство и за них стояти и с изменники битись до смерти». Крестоцеловальная запись не оставляла сомнений, что главным врагом являлся «вор, кто называется царевичем Дмитреем». Жители, а в этом случае можно сказать граждане Московского государства принимали добровольное обязательство о прекращении гражданской войны: «и меж себя, друг над другом и над недругом, никакого дурна не хотети и недружбы своей никому не мстити, и не убивати, и не грабити, и зла никому ни над кем не мыслити, и в измену во всякую никому никуда не хотети». Даже если бы мы ничего не знали о предшествующих событиях, а имели в руках. только два документа, которые отделяют четыре года — «ограничительную» запись царя Василия Шуйского и цитируемый документ, мы уже поняли бы сколь велики были произошедшие изменения, если запись 1610 года обязывала людей не грабить и не убивать друг друга. Но и бояре принимали на себя обязательство «нас всех праведным судом судити» и осуществить выбор нового царя «всею землею, сослався с городы». Напоследок решалась участь царя Василия Шуйского и его семьи. Опыт предшествующих переворотов, особенно антигодуновского, был тоже учтен. «Бывшему» государю было решено навсегда «отказати» и «вперед на государстве не сидети». Князя Василия Шуйского сводили с престола, запрещали ему появляться на государеве дворе, его братьев князей Дмитрия и Ивана Шуйских исключали из боярской думы («с бояры в приговоре не сидети»), но при этом запрещали кому-нибудь мстить: «и нам над государем, и над государынею, и над его братьями, убивства не учинити и никакова дурна»