ном характере их отношений.
Осторожно, медленно Коул высвободил руки из-под ее колен и услышал, как она застонала, когда ее ноги упали на кровать. Он был слишком нетерпелив, но Софи не жаловалась.
Извиняясь, Коул поцеловал ее в шею, но был слишком потрясен, слишком расстроен своими мыслями, чтобы сделать чтото еще. Софи перебирала пальцами его взмокшие волосы, ее губы касались его плеча, и Коул чувствовал, что она улыбается.
— Такого я не могла себе даже представить.
Как это ей, черт возьми, еще удается складывать слова в фразы? Коул с трудом приподнялся на локте и, все еще тяжело дыша, посмотрел на Софи сверху. Она выглядела умиротворен ной.
— Значит, ты считаешь, все было хорошо? — поддразнивая, спросил он.
— Просто потрясающе!
От этих слов Коул почувствовал себя завоевателем мира. Он провел пальцем по ее налившимся губам.
— Я рад. Я тоже считаю тебя чертовски привлекательной и совершенно неповторимой. И всегда считал.
Софи на миг замерла, в ее глазах мелькнула настороженность, она нервно облизала нижнюю губу.
— Но ведь мы знакомы всего несколько дней.
Коул все еще был в ней, ее груди оставались распластанными под тяжестью его тела, их сердца еще не перестали бешено биться в унисон, а Софи продолжала эту свою глупую игру. Пора бы уж ей признаться во всем. Коул и сам был почти готов сказать о своей любви.
Разумеется, если она чувствует то же самое, если права ее помощница Элисон и жизнь Софи действительно была именно такой тихой, затворнической. А быть может, она просто изголодалась по мимолетному приключению? Неужели он действительно нужен ей только на одну ночь? Коул уже убедил себя, что Софи придумала весь этот абсурдный план лишь потому, что не была уверена ни в себе, ни в нем. А вдруг правда в другом: она вообще не стремится к длительным отношениям и согласна на меньшее, но наверняка? От этой мысли у него свело живот.
— Коул?
— Я просто задумался. Мне показалось, что я знаю тебя очень давно.
— Может быть, это потому, что ты знаком с Софи? Но мы с ней совсем не похожи друг на друга.
Коул убрал с ее висков темные локоны, мысленно молясь о том, чтобы побыстрее нашелся какой-нибудь простой, волшебный способ все выяснить.
— Не знаю, — прошептал он. — Софи…
Она рассмеялась и быстро сменила тему — Коул не успел произнести ни единого из тех слов, которые ему отчаянно хотелось сказать, слов, которые, как он надеялся, вселят в нее уверенность и подвигнут на ответное признание.
— Так ты собираешься когда-нибудь сфотографировать меня?
Моментально среагировав, Коул пошутил:
— В таком виде? Ты, несомненно, выйдешь победительницей.
Софи улыбнулась:
— А может, сфотографировать только голову?
Коул притворился разочарованным:
— Боюсь, придется именно так и поступить. — Он отодвинулся и, задержав на мгновение руку на ее бедре, попросил: — Не двигайся.
— Даже если бы захотела, не смогла бы. — Софи повернулась и положила голову ему на плечо. — Куда ты?
— У меня здесь есть фотоаппарат.
Коул надел джинсы и, подойдя к шкафу, порылся в нем в поисках «поляроида». Вернувшись, он еще раз взглянул на Софи, неподвижно лежавшую со спутанными волосами на скомканном покрывале. Одна нога, по-прежнему обтянутая чулком, была согнута в колене. Кружевной пояс тоже оставался на ней. Коула снова окатило жаром. Она принадлежала ему. Так или иначе он заставит ее это признать.
— Мне следовало бы подольше поласкать тебя, сделать все медленнее, — сказал Коул, глядя на ее сжатый кулачок.
— Почему же ты так не сделал?
Он присел на край кровати.
— Потому что я потерял голову и перестал соображать, а о том, чтобы сдерживаться, не могло быть и речи. Господи, а я так хотел, чтобы наша первая ночь была особенной!
Софи рассмеялась:
— Но ведь я не жалуюсь, правда?
Коул не мог бы прежде представить себе Софи с такой вот игривой улыбкой. Он нежно поцеловал ее.
— Значит, ты довольна?
Софи снова потянулась:
— Абсолютно! Это было гораздо лучше, чем я могла себе вообразить. Так что прекрати волноваться.
Коул не хотел терять ни единого мгновения на споры. Ночь еще только вступала в свои права, значит, впереди много времени, чтобы убедить ее.
Коул поднес фотоаппарат к глазам, и Софи, смутившись, схватила простыню и стала прикрываться ею.
— Коул, постой, дай я хоть причешусь. Я же похожа на ведьму!
— Нет, ты прекрасна.
Софи скрестила руки, прикрыв грудь ладонями, и засмеялась. В этот момент он ее и сфотографировал. Когда снимок выполз из «поляроида», он не дал ей перехватить его.
— Не смей это нигде вешать!
— Не беспокойся, этот снимок я сохраню для себя.
Успокоившись, Софи стала с любопытством изучать его.
— Зачем? — спросила она.
— Чтобы любоваться тобой всегда, когда мне захочется. — Это было правдой, хотя не выражало всей глубины его чувств. — А теперь для конкурсного снимка, если хочешь, надень блузку и причешись, хотя, клянусь, по мне так в этом нет никакой необходимости.
— Тем не менее я оденусь.
Он рассмеялся над ее невинным тщеславием.
— Ладно. А я пока пойду принесу нам что-нибудь выпить. В твоем распоряжении минуты три.
Он вернулся через две, Софи только начала распутывать волосы и по-прежнему выглядела томной, умиротворенной и расслабленной. Больше всего на свете ей хотелось остаться в постели с Коулом, повторить все сначала и изведать что-то новое. Но взглянув на часы, Софи пришла в отчаяние: чудесная ночь не была долговечной.
Хоть она и наслаждалась их пикировкой и интимными разговорами — что было совсем неожиданно, — Софи не успела исследовать его тело, которое непреодолимо влекло ее.
— О чем ты думаешь? У тебя какое-то лукавое выражение лица.
Софи испуганно взглянула на Коула, который поставил поднос с двумя чашками горячего шоколада и тюбик взбитых сливок. Он был обнажен по пояс, и Софи видела, как играют все его мышцы. Джинсы приспустились на бедрах, поскольку он не застегнул ни молнию, ни пуговицу, а босые ступни были большими, широкими, ближе к щиколоткам чуть припущенными темными волосами.
Софи хотелось кричать от восторга, хотелось, чтобы он стоял вот так перед ней год, два, позволяя любоваться собой.
— Я думала о твоем теле и о том, как нечестно, что ты не дал мне возможности вдоволь ощупать его.
Коул на мгновение замер, потом пожал плечами. Глаза его сощурились и опасно заблестели.
— Погоди, настанет и твой черед, если ты уверена, что хочешь этого. — Он выдавил горкой на шоколад взбитые сливки и поднес чашку с ложкой Софи. Она стремительно села, прислонившись к спинке кровати, и, стараясь не расплескать шоколад, зажала горячую чашку в ладонях. Наклонив голову, Софи лизнула сливки, совершенно не обращая внимания на завороженный взгляд Коула.
Он коснулся ее щеки тыльной стороной ладони, потом пригладил ей волосы, заложив за ухо выбившуюся прядь.
— Я бы хотел предаваться с тобой любви до самого утра, если ты выдержишь, Его высокие скулы пылали румянцем, глаза сверкали. Он был возбужден, и Софи, поставив чашку на столик у кровати, сосредоточила все внимание на нем.
— Я мечтаю о том же. И хочу, чтобы воспоминаний об этой ночи мне хватило очень надолго.
— Тебе не очень больно?
Софи почувствовала такое смущение, что у нее покраснел даже нос.
— Разумеется, нет.
Увы, это лишь отчасти было правдой. Конечно, Софи чувствовала боль. Но она не имела никакого значения в сравнении с предстоявшим удовольствием снова обнимать Коула.
— Ты была такой узкой, такой плотной, — прошептал он, продолжая гладить ее лицо. — Насколько я понимаю, у тебя не слишком большой опыт. Не надо. — Он прижал палец к ее губам, чтобы остановить готовые было сорваться возражения. — Я не спрашиваю тебя ни о чем, но я кое-что понимаю в женском теле, детка. Ты была либо девственна, либо у тебя чертовски давно не было мужчины. Но в любом случае я не хотел причинить тебе боль.
Софи была тронута до глубины души. Он так заботлив, так по-мужски ведет себя, с Коулом она чувствует себя под надежной защитой. Как было бы здорово прожить всю жизнь с таким мужчиной! Несколько раз он намекал, что не прочь продолжить отношения с Шелли. Очень соблазнительно. Но как все устроить? Эта игра уже совершенно измотала ее. Софи чувствовала, как сказывается недосыпание. Бутик требовал ее безраздельного внимания с самого раннего утра, значит, она не сможет допоздна проводить время с Коулом и вести прежний образ жизни. К тому же чем дольше будет продолжаться игра, тем выше риск оказаться разоблаченной. А если Коул узнает, что Софи играла обе роли, что он о ней подумает? От одной мысли об этом Софи содрогнулась.
Очень тихо, чтобы не расплакаться, она прошептала:
— Я хочу испытать все, что ты можешь дать мне сегодня ночью. Если у меня и будут какие-то неприятные ощущения, это не имеет никакого значения по сравнению с тем наслаждением, которое ты мне подарил.
Мускулы на шее и плечах Коула, казалось, напряглись еще больше. Он поспешно вскочил и схватил фотоаппарат.
— Улыбнись мне, солнышко!
Она повиновалась, хотя улыбка получилась вымученной. Сделав снимок, Коул посмотрел на него, удовлетворенно кивнул и отложил вместе с камерой в сторону.
— Итак…
Дрожащим голосом, с трудом сохраняя на лице улыбку, Софи переспросила:
— Что — итак?
— Сейчас мы выпьем шоколада, но прежде ты избавишься от этой блузки.
Как и в первый раз, он стал медленно, одну за другой, расстегивать пуговицы, покрывая поцелуями каждый сантиметр постепенно обнажающейся груди, дразня ее, играя с ней. Софи восхищало то, как подробно он ее изучает. Потом Коул опустился на колени и снял с нее пояс и чулки.
— Теперь я хочу тебя полностью обнаженной.
И она, взволнованная его охрипшим от возбуждения голосом, не стала спорить. К ее удивлению, проделав все это, Коул не спешил предаться любви, а вместо этого стал кормить ее с ложечки. Софи фыркала каждый раз, когда он подносил полную ложку взбитых сливок к ее губам, но он настаивал, уговаривал. И прежде чем с шоколадом было покончено, она немилосердно измучила его, поскольку видеть, как Софи облизывает ложку, а время от времени и пальцы, было нестерпимо восхитительно. Наблюдая, как она это делает, Коул стонал от восторга. Никогда прежде Софи не кокетничала, но