Она кивнула и села с ним за столик у главной витрины.
— Ты ела? — поинтересовался Калеб. — Сандвичи здесь неплохие или…
Холлис покачала головой и едва не вздрогнула.
— Нет. Спасибо. Я совершенно уверена, что кофе останется внутри, но только потому, что я практически впитала его с молоком матери. Я не планирую есть что-либо в ближайшем будущем.
Теперь Калеб поморщился в свою очередь.
— То есть кровавые подробности от Салли Энн в самом деле настолько точны?
— О, да.
— Извини. Должно быть, это было жестоко.
— Не самое приятное воспоминание. Но я была готова к такому, когда подписывалась на эту работенку, — она глотнула латте и добавила. — Ты хотел меня о чем-то спросить?
— Зачем ты подписалась на эту работенку?
Удивившись, Холлис ответила.
— Я… не ожидала личных вопросов.
— Я и не собирался задавать подобный вопрос, — признался он.
Она улыбнулась.
— Я думала, что юристы всегда репетируют прежде, чем сказать.
— Но не я. Или, по крайней мере, не в этот раз. Если вопрос слишком личный, мы можем забыть, что я вообще спрашивал. Но я бы не хотел этого делать.
— Зачем тебе это знать?
Даже со всем своим опытом по разгадыванию присяжных, Калеб не мог сказать наверняка, говорила ли она просто так или действительно желала знать.
— Это пояснение, скорее всего, будет состоять в изменении моего мнения и попытки объяснить свое любопытство самому себе, не говоря уже о тебе, поэтому я просто не стану пытаться. Скажем просто: я — любопытный человек, — и оставим это.
Она долго смотрела на него, ее голубые глаза были непроницаемы, потом сказала странно ясным голосом.
— На меня напали. Избили, изнасиловали, ударили ножом и оставили помирать.
Он не этого ожидал.
— Иисусе, Холлис, мне так жаль, я и понятия не имел.
— Разумеется, не имел, как ты мог?
Он буквально не знал, что сказать, что случалось всего несколько раз в жизни. — Вот… поэтому ты стала агентом?
— Ну, моя прежняя жизнь была порвана в клочки, поэтому я решила, когда мне предложили шанс начать новую, что это хорошая идея, — ее голос оставался по-странному спокойным. — Мне удалось оказать помощь, — очень небольшую, — и остановить человека, который напал на меня и на многих других женщин. Ощущение было хорошим.
— Месть?
— Нет. Правосудие. Месть — это вскрыть вену у себя на руке и ждать, пока кто-нибудь другой истечет кровью до смерти. Мне нужно было не это. Мне просто необходимо было… увидеть… как его остановят. И я нуждалась в новом направлении моей жизни. Бюро и Отдел по особым преступлениям обеспечили мне его.
Осторожно, так как он не был уверен, насколько она хотела говорить об этом, Калеб добавил.
— Но ты посвятила свою жизнь карьере, которая сталкивает тебя регулярно лицом к лицу с насилием, смертью, — и злом? Насколько это здорово, особенно после того, через что ты прошла?
— Я полагаю, это зависит от причин. Мои причины — очень хороши, вплоть до основной. Кому-то придется сражаться со злом. И этим кем-то могу быть я.
— Принимая во внимание то, что я видел в жизни, понадобится нечто большее, чем армия, чтобы это сделать. Без обид.
Холлис покачала головой.
— Нельзя сражаться со злом целой армией. Сражаешься с помощью воли. Твоей. Моей. Воли каждой человеческой души, которой не наплевать на последствие. Я не могу сказать, что много думала об этом, пока это не произошло со мной. Но как только ты близко знакомишься со злом, как только вся твоя жизнь меняется из-за него, только тогда ты многое видишь яснее, — она криво улыбнулась, не без горечи. — Даже глазами кого-то другого.
Он нахмурился, не понимая последнего замечания.
— Я могу понять такое ощущение после того, через что ты прошла, но позволить этому изменить всю твою жизнь…
— После того, через что я прошла, это было единственное, что я могла сделать со своей жизнью. Я не только увидела кое-что яснее, я также видела по-другому. Иначе, так что я не могла оставаться художником.
— Холлис. Естественно видеть многое по-другому после такого ужасно травмирующего события.
Она усмехнулась.
— Нет, Калеб, ты не понимаешь. Я вижу вещи по-другому. Буквально. Теперь цвета уже не те. Текстура. Пространственное зрение. Я не вижу мир так, как прежде, так как видишь его ты. Потому, что я не могу. Связи между моим мозгом и зрением… созданы человеком. Или, по крайней мере, выкованы человеком. Никакой органики. Доктора говорят, что мой мозг может никогда полностью не адаптироваться.
— Адаптироваться к чему?
— К этим моим новым глазам. Понимаешь, они не те, с которыми я родилась. Когда насильник оставил меня умирать, он взял парочку сувениров. Он взял мои глаза.
К тому времени, как Мэллори добралась до участка, было почти восемь, и она устала. Чертовски устала, по правде сказать. А еще испытывала тошноту, подавленность и сильную тревогу.
— Мэллори…
— Иисусе.
— Ой, прости, — ответила Джинни МакБрайер. — Я не намеревалась пугать тебя.
— В последнее время меня всё пугает, — вздохнула Мэллори. — Что такое, Джинни?
— Ты попросила меня поспрашивать у других женщин департамента и узнать, не почувствовал ли кто-то не так давно, что за ней следят.
— Да. И кто-то почувствовал?
Джинни пожала плечами.
— Сложно сказать. Все немного нервные. Двое или трое признались, что у них возникало ощущение, что за ними следят, по меньшей мере, пару раз за последние несколько недель, но даже они признались, что ни в чем уверены. Разумеется, теперь, когда тема открыта, все только и говорят об этом, включая парней.
Мэллори села за стол и устало потерла глаза.
— Вот, черт. Без понятия, поможет ли это.
— В любом случае, мы все будем начеку. Ты уже поговорила об этом с агентами ФБР?
— Пока нет. Но полагаю, что должна, — вздохнула она. — Жена фермера-молочника объявилась? И как там ее зовут? Хелтон. Какая-то Хелтон?
— Роуз Хелтон. Бесследно исчезла. И за прошлый месяц еще две женщины пропали в Гастингсе, а еще эта репортерша, пропавшая прошлой ночью. Шарона Джонс и Кейт Мерфи. А еще около дюжины пропавших женщин в округе Гастингса за тот же промежуток времени.
— Я знаю Шарону, — она не подходит под профиль, она темнокожая. Шарона исчезла?
— Ну, ее парень считает, что так и есть. Но нет также ее собаки, машины и большого количества одежды, а ее мать сказала, что девушка всегда хотела посмотреть мир, поэтому мы полагаем, что она просто собрала вещички и уехала.
— Если бы моим парнем был Рэй Мерсер, я бы тоже собрала вещички и уехала, — Мэллори снова вздохнула. — Но всё же нам нужно хорошенько всё проверить, поэтому пусть все этим займутся. А что насчет Кейт Мерфи?
— Тревожит то, что она подходит под профиль. Под тридцать, блондинка, успешная, владелица одного из тех небольших бутиков на Мейн Стрит. И хорошо им управляет. Не явилась на работу в понедельник, поэтому ее помощница-менеджер заведует магазином.
— Мы проверили ее дом или квартиру?
— Угу. Нет признаков того, что ее похитили, — но нет доказательств того, что она ушла добровольно. Ее машина стоит на своем месте в кондоминиуме, и насколько мы можем судить, она чиста. Хотя мы не нашли ни сумочки, ни ключей. У нее не было, — нет, — домашних животных и семьи в Гастингсе. Мы теперь пытаемся найти ее родственников.
— И ни следа Черил Бэйн.
— Нет. Компания в Колумбии прислала другого репортера, мужчину, чтобы занять эту новую… должность.
— Как заботливо с их стороны.
Джинни кивнула.
— Да, даже другие репортеры язвили по этому поводу.
— Но продолжали делать собственные репортажи.
— Угу.
Мэллори покачала головой, испытывая отвращение.
— Ладно. Дай знать мне или шефу, если что-то изменится.
— Хорошо.
Снова оставшись одна, Мэллори мгновение сидела, положив локти на стол, руками обхватив лицо, рассеянно массируя пальцами виски. Она должна была остаться, но Рэйф ясно сказал, что ей следует отправиться домой, как только тело заберут из того старого здания, и лаборатория закончит свое дело.
И это всё уже сделано.
Мэллори устала, но почему-то совершенно не хотела спать. Она не хотела идти домой. Не хотела быть одна. Она хотела чего-то, что позволило бы ей избавиться от видения той бедной женщины в своей голове.
Испытывая некую нерешительность, она взяла телефон и позвонила Алану на мобильный.
— Эй, ты дома? — спросила она без предисловий.
— Направляюсь туда. Сейчас, кстати, заезжаю на стоянку.
— Ты ел?
— Ничего, что можно было назвать настоящей едой, — ответил он. — Нечто, что филантроп назвал бы сандвичем несколько часов назад, хотя это могло произойти и в моем воображении. Твои предложения?
— Я предлагаю заказать китайской еды. Я даже заберу ее по пути к тебе. Согласен?
— Согласен. Также зайди за вином, если хочешь. У меня дома шаром покати. О, — и у меня начинает болеть голова, так что ты не могла бы также принести аспирин? Я не думаю, что у меня есть.
— Ладно, увидимся через несколько минут, — Мэллори повесила трубку, говоря себе, что это совсем не плохая идея. Ну и что, что она провела большую часть предыдущей ночи в его постели? Это ничего не значило. Оно не должно ничего значить. Алан мог быть веселым и забавным компаньоном, и он был хорош в постели.
Вообще-то очень хорош. И она не могла заставить себя обманом поверить, что не стремится к небольшому комфорту тела к телу, потому что это так и было. Два чистых, здоровых, потных тела, сплетенных вместе на простынях: превосходный способ увериться в том, что они оба живы.
Живы. А не свисали с перекладины, как какая-то недельной давности высушенная рыба. И не лежали, разбитые и окровавленные, у какой-нибудь дороги. Не затянуты в невероятно тугой кожаный корсет и не в душном закрытом капюшоне, пока женщина с хлыстом и цепями пытала…
— Христос, — пробормотала она. — Мне нужно убираться отсюда.