твия или, наоборот, совпадения, то есть делали все то, что за человека, как считали нули, могли бы выполнить алгоритмы потока.
Разделение, тогда еще не явное, пошло с начала двадцать первого века. Люди осваивали первую фазу нынешнего информационного потока — интернет. Для одних он стал смыслом жизни, для других — обычным помощником вроде домашнего дроида и, иногда, эмоциональной отдушиной. Первые постепенно уходили в сеть целиком, их сначала считали больными. Из-за синдрома Цукерберга Всемирная Организация Здравоохранения объявила пандемиологическую тревогу, на борьбу с, как тогда казалось, опасным заболеванием бросили все научные силы. Ничего не помогло, «болезнь» прогрессировала. Но не все будущие единицы хотели стать нулями. Решился вопрос просто: каждый стал жить той жизнью, которой хотел, и обществу пришлось подстроиться под новые реалии.
В середине прошлого века тех, кто полностью погрузился в поток, называли тенями. Ходили и другие прозвища: домовые, нечисть, пауки. Последнее чаще всего употребляли сами будущие нули, поскольку принятое для документов канцелярское «чозоки» не прижилось. Чозок — «член общества, зависимый от компьютера». Фактически, «чозок» стало сразу общественным статусом и диагнозом. С точки зрения принятого определения — даже не человек, а некий член с похожими на извращение неправильными замашками. Понятно, что чозоки возмутились, правительственные сайты взламывались, в сети настал хаос.
Победное шествие морали, основанной на «относись к другому как к себе» еще только начиналось, в этом плане в мире царила анархия. Технологии застряли на уровне проводов, генная инженерия делала первые шаги. Принтеры только проектировались. Наиболее богатые из чозоков ушли жить в подземные капсульные убежища — там ничто не нарушало покоя, снабжение осуществляли роботизированные лифты; лечением, как и прочей помощью, занимались виртуальные консультанты. Капсулы, совмещавшие компьютер, туалет, кухонного робота с холодильником и кровать, ремонтировали себя сами, живущие внутри никаких неудобств не ощущали. Чозоки работали программистами, бухгалтерами, экономистами, пилотами дронов, графическими дизайнерами, аналитиками, контролерами, операторами всех видов и взяли на себя весь отвлекающий людей-в-реальности объем цифирно-виртуального труда. Две системы прекрасно уживались на общей территории, никто никому не мешал. Занявшие в мире свое место, чозоки добились изменения названия, так появилась предложенная ими классификация по двоичной системе.
Сначала капсульные нули даже имена сменили на позывные, под которыми числились в сети. Изображения нулей тех времен просочились в поток, они показывали отвратительных амебообразных созданий с колыхавшимися складками жира. В эти непривлекательные бесформенные массы постепенно превращался каждый, для кого поток оказывался важнее живого общения.
Все изменил прогресс. Встроенные чипы и очки-«ДВиР» (дополненной и виртуальной реальности) приблизили единиц к нулям, а генная инженерия и достижения в области телесной модификации вернули нулей родителям и в общество прежних друзей. Теперь, когда тело стало предметом родительского и, заткм, личного дизайна, нулей и единиц вновь можно встретить за одним столом.
Свадьба — одно из немногих событий, когда семья — все родственники, единицы и нули — обязана собраться вместе. Отсутствие допускалось лишь по экстраординарной причине, но и в этом случае желательно сидеть за столом в виде го-гры, ведь кроме технического прогресса произошел и моральный, и поступать с другими не так, как хочешь, чтобы поступали с тобой, стало невозможно.
Теперь свадьбы проходили полувиртуально, все не сумевшие приехать родственники и друзья сидели дома за своими столами, а очки делали стол общим. Пространство раздвигалось, столы уходили в бесконечность, при этом любую часть можно приблизить и участвовать в общем разговоре.
В этот раз праздник ничем не отличался от тысяч и миллионов таких же: Зайцевы накрыли стол в самом большом помещении своего немешарика — в оранжерее. Те, кто живые дома видели только в потоке, любопытно оглядывались. Таких было несколько человек: родители Тильды, ее сорокалетний брат Йенс и она сама. Впрочем, единицей был только Йенс, и лишь ему требовалось везде залезть и все пощупать своими руками. Позволили бы приличия — и лизнул бы, и надкусил. Работал он, как подсказали очки, ландшафтным архитектором в институте всемирной истории — восстанавливал затонувшие города. Не будь у Милицы внимание занято другими проблемами, она познакомилась бы с ним поближе. Хотя бы чтоб открыть для себя новый мир, с которым прежде не пересекалась. Ландшафтная архитектура, затонувшие города — каждая из этих сфер встречалась только в новостной ленте и не вызывала в душе никакого отклика. Будет время — обязательно нужно связаться с Йенсом и попросить показать ей мир исторической подводной реконструкции изнутри.
Свои очки Йенс, видимо, настроил на сканирование проявленного интереса: он повернулся к Милице, улыбнулся и помахал рукой.
Она торопливо кивнула и отвернулась. Кажется, ее неправильно поняли.
Не подумала. У него в анкете ясно же сказано: «холост». И статус: «Долгий путь начинается с первого шага». А у нее — «не замужем» и «Через тернии — к звездам». Вот и объясняй теперь людям, что звезда ей нужна совсем другая.
Родителей Тильды — степенную пару в возрасте — издали было не отличить от молодых, но вблизи поражали усталый взгляд и желание быстрее вернуться в привычный виртуальный мир. Впрочем, их тоже захватили торжественность момента и свадебная лихорадка в целом, в глазах высветился интерес к новым людям, которым отныне предстояло стать родственниками, и сейчас они, наверняка, в дополненной реальности очков знакомились с каждым поближе.
Тильда наблюдала за родителями мужа, а внутренности немешарика ее не интересовали — Мишка ей, наверное, о нем все уши прожужжал и рассказал по сто раз даже про то, чего не видно.
Примерно треть большого прозрачного купола занимала кухня: из пола росла мебель с растянувшимся по поводу радостного события столом, нижнюю часть стен с цветами, зеленью и налившимися овощами разбавляли вживленной инородностью зев принтера и гелевый холодильник, а сверху, над головами, раскинулось разноцветье переплетенных ветвей, предлагавших все, что душа ни попросит, от дуриана, фрукта на любителя, до зерен кофе, которые многие упорно выращивали, обжаривали, мололи и готовили сами, предпочитая распечатанным. Деревья, стены и мебель были с ферментами светлячков и мерцающих медуз, они и освещали, и украшали помещение. Пахло утренним садом и сладостями. Стол при этом ломился от традиционного русского разносолья — мяса, рыбы, грибов и всего, что с ними сочетается и не сочетается.
— Прошу садиться. — Максим Максимович сделал руками царственный жест.
Семья и гости расселись, последовали торжественные речи, молодых заставили поцеловать друг друга на глазах у всех, чтобы засвидетельствовать их интимный союз. За совмещенным реально-виртуальным столом в разных местах начались разговоры. Милицу приглашал сесть рядом с ним безостановочно поглядывавший на нее Йенс, но она осталась в дальнем углу оранжереи, где собрались сотрудники, и оказалась между Вадимом Геннадьевичем и Юлей Потаниной.
Раиса Прохоровна попросила Мишку:
— Расскажи о своей работе. Тебе интересно?
— Очень! Все, как я хотел.
— А неписаный девиз ликвидаторщиков тебя не смущает? — с ехидцей осведомился Максим Максимович.
— «Ломать — не строить»? — Мишка усмехнулся. — Почему он должен смущать? Каждому свое. К тому же, строить — глупо, сейчас это никому не нужно. И мы, вообще-то, делаем то же самое, что строители, но в обратном порядке. Как происходит стройка? Вот у вас, когда заказываете новую лабораторию — что происходит? Около места будущего здания ставится принтер, рядом складируются расходники для техники и стройматериалов, принтер включается… и, собственно, все. Дальше — только его работа. Если в недрах есть что-то полезное и добыча этого «чего-то» не вызовет нехороших последствий, первым делом принтер делает себе «снабженца»: корни-щупальца, наращивая сами себя, уходят в землю на требующиеся глубины и впитывают необходимые элементы. Принтер делает стройматериалы и роботов-строителей, а если нужен масштаб, то сначала делает большой принтер нужного размера. По окончании стройки мусор и все лишнее вместе с роботами утилизируется и в виде картриджей с расходниками отправляется на новое место. У нас в Ликвидации, как уже сказал, все то же самое, но наоборот. И это, кстати, мне и нравится: делать мир чище. Как вы понимаете, операторы сами на место не выезжают, мы с Тильдой работаем на дому. До нас стираемый объект исследует комиссия духовников, и если культурной ценности он не представляет, рекомендация — «под снос». Адрес передают конкретному оператору, с этой минуты он отвечает за контроль и исполнение. На месте включаем любой принтер, если имеется… да-да, бывает и такое, потому что стираем и очень старые постройки, и свалки, которым порой подходит название «древние» — тогда о принтерах слыхом не слыхивали. Если принтера, самого завалящего, не найдется, то наиболее экологичным транспортом доставляем главный агрегат в самую, как говорится, гущу событий. «Снабженец» становится переработчиком, здания и техника, которым больше подошли бы названия «руины и рухлядь», превращаются в аккуратные картриджи для будущих строек. Когда объект обширен, принтер распечатывает дроидов, они режут большие строения или механизмы на части и скармливают на сортировку и фасовку. Предпоследний этап — отправка принтера и материалов на склад, опять же самым экономичным способом. Если это по какой-то причине невозможно, из расходников принтер сам распечатывает транспорт и на нем со всеми материалами улетает. Последнее — облагораживание и озеленение территории по спущенному духовниками плану или на свой вкус. «На свой вкус» бывает редко, с особо недоступными объектами, но нравится больше всего. — Мишка вдруг воодушевился: — Вы читали «Конец истории» Ямы Фуку?