Снабженец — страница 17 из 42

На вывезенных из двадцать первого века больших листах миллиметровки кроили найденное в Крыму плато под усадьбу. Предварительно пересчитал я аршины в метры. Спорили много. Каждый выставлял свою концепцию и тянул одеяло на себя. В любом случае выходило четыре департамента или приказа – дворцовый (моё личное хозяйство), конюшенный, кормовой и псарный. Для всего остального можно привлекать сторонних помогальников на разовые подряды.

Василиса свои хотелки и желалки вставила – сад, огород, флигеля для прислуги и прочие необходимые ей в хозяйстве постройки. Дом с парадной, домашней и гостевой частями. Печи… И мельница!

- Мельница должна быть одна. Господская. И доход от нее должен быть наш. Если я в твоём Крыму боярыня, то и жить должна как боярыня, - заявлено было мне.

- И сколько за услуги мельницы должны крестьяне платить? – спросил я из профессионального любопытства.

- С десяти мешков муки – один наш, – ответила жена.

- Нам столько не сожрать, - парировал я.

- Что сами не съедим – в Тамани продадим на ярмарке.

- Так у всех тут своё зерно, - пожал я плечами.

- Но не всех мельница, - парировала жена, - а ручной зернотёркой много муки не нашкрябаешь.

Вот что, значит, в сословном обществе статус поменять – и не узнать бабу. Она и так властная была, а сейчас вообще боцман.

Исполню я ее хотелки, лишь бы меня домашним хозяйством не грузила.

Заходил ко мне и Тарабрин. Поглядел проектные чертежи и выдал мысль.

- А зачем тебе, Митрий, сразу каменную крепость городить? Ров, вал и по нему колючую проволоку пусти. А потом уже, не торопясь, за колючкой и ладь свои стены и башни иерихонские. Хоть с ракушняка, хоть с привозного кирпича кремль городи.

Насмехается он надо мной, но мысль здравая. Как только мне самому такая идея сразу в голову не пришла. Зашорился я. Широта взгляда куда-то ушла. Ну, да… С кем поведешься.

- Я так на дальних кордонах своих пасечников от дикого зверья бороню, – продолжил Тарабрин. - Периметр ладим из притащенной мной колючки, а внутри пасека. Народ некоторый сам по себе бортничает, но я дикий мёд не люблю. На ярмарку в Темрюке вот ты не остался, а в этот год мёда было много и разного, даже в цене он несколько упал.

- То-то, гляжу, ты сахар на Макарьевской ярмарке не купил, – подколол я проводника.

- Зато ты сразу его аж две головы притащил, - парировал он мою пикировку. – Так что жизнь у тебя и так сладкая. Озаботься всем нужным тебе в Крыму к весне.

- Тогда мне одной теплушки будет мало, - прикинул я потребность в материалах. И особенно в складах.

- Да хоть все три забирай. Там сейчас только барахло лежит, до которого вечно руки не доходят. Освободим – и владей. Но к весне будь готов. Я все стройки на Кубани остановлю – все свободные от поля людишки к тебе с весны до зимы уйдут. Ты, главное, про хорошую соль не забывай. На тех озёрах, где мы ее берём, она несколько горьковата. Есть её ещё можно, но вот солить что-либо в запас не получается.

- Угу – откликнулся я, а сам подумал: Знать, содержание йода в этой соли слишком большое. В независимой Прибалтике, как только ЕС запретил к продаже не йодированную соль, ее стали контрабандой из России тащить – специально на засолку.

Проводник ждал, что последует за моим междометием.

- А лиманы таманские? – кинул я пробный шарик.

Тарабрин не стал таиться.

- На Тамани только одно озеро и есть соленое, годное для промысла. Не хватает на всех той соли. Её от грязи тяжело чистить. Да и про плохой засол я уже говорил. А в Крым людей отрывать от нив и пажитей – не по-хозяйски как-то. Лиманов, про которые ты говоришь, тут еще нет. Когда прорвет Босфор, поднимется море, тогда и зальет лиманы. А пока там у нас знатные пастбища.

- Вот тебе Крым, княжь там и володей. Да только дань солевую давай, - засмеялся я.

- Ну, если тебе так хочется, могу и официально тебя крымским князем поименовать. Да хоть ханом. А хошь – царём Боспорским. И на монетах начеканим по-гречески: басилей Деметриус Грамматик. Вот то-то радости археологам будет.

Смотрит серьёзно. Не прикалывается.

- Лишнее это, - отвечаю. – Понты корявые. Власть на себя взваливать – увольте. Я к тебе только в снабженцы нанимался.

- Вот и снабжай пока свою стройку и соль ищи. В остальном, чем можем – поможем. Людишек непоседливых всех тебе отдам.

- Вот-вот. Насчет людишек. Про Сосипатора что скажешь?

Тарабрин не стал таить кадровую информацию.

- Сосипатор Солдатенков - человек трудолюбивый, верный, проверенный, только вот бить его не советую. Чревато такое. Он следопыт хороший. Охотник знатный. Собаки его вообще за бога почитают. Да и разбойник из него был неплохой, судя по тем розыскным листам, что мне в руки попадали. И вот какая особенность - в тех листах его черкесом именовали. Смекаешь, как он в местность вжился. Но не по нему разбойничать. Не по характеру. Вынуждено у него так получилось. Бежал с армии и угодил черкесам в плен. Считай – в рабство. Убил хозяина, забрал его кинжал, пистолет и ушел в горы. Отшельничал и разбойничал над инородцами. Хоть сам под магометанина и выставлялся. Язык черкесский знает – в рабстве выучил. Я вот на чем его подловил – магометанин, а вино охотно пьет. Оборванец – ноговицы драные, чувяки каши просят, черкеска от старости бурая, вся в пятнах, но газыри и кинжал в серебре, и пистолет в бирюзе. А взгляд – лишний раз не подойдёшь, сторонкой протыришься. Оружие хорошее любит. Женатый, дети есть.

Понял – не дурак, дурак бы - не понял. И уже прикинул, как я могу Сосипатора использовать помимо его главной функции - собачьего бога.

- Ты говорил, у тебя патронов к австрийским винтовкам – вагон.

- Эка что вспомнил. Был вагон. Давно. С тех пор, что осталось, из десятка только три патрона стреляют. Что хочешь? Военное производство долго не лежит. Но если тебе надо, то в австрийскую Чехию сходим до первой мировой. Там прямо с завода купим. Заодно хорошего пива попьём, – подмигивает мне.

В дверь купе резко постучали.

- Войдите, - откликнулся я. Не отрываясь от ноутбука. Я там сосипатровых мордашей искал по закачанным энциклопедиям, но не нашел.

В купе вошел седой человек в возрасте, бритый, но с аккуратными усами, с короткой стрижкой ёжиком и военной выправкой. Одет он был в некое подобие черкески, только без газырей, косоворотку и сапоги – всё черного цвета. Папаху он держал в левой руке.

- Разрешите представиться - статский советник Мертваго Сергей Петрович. Ветеринарный врач. Меня попросил к вам зайти господин Тарабрин.

- Присаживайтесь, - показал я рукой на кресло.

Не делая никаких движений вошедший, с некоторым вызовом, вопросил:

- С кем имею честь?

- Крутояров Дмитрий Дмитриевич,- представился я.

- Позвольте узнать ваш чин?

Военная кафедра в МГУ была. По окончанию присвоили нам всем звание лейтенантов запаса и тут же отправили служить ««пиджаками»». Большинство с нашего факультета попало в армейские газеты, а счастливчики вроде меня – в войска. Мне повезло два года оттрубить замполитом в сапёрной роте. В жопе мира – станции Борзя Забайкальского военного округа. Как говорили – на родине Чингисхана. Как я там не спился – не знаю, бог отвёл, наверное. На дембель дали старшего лейтенанта. И в запасе ещё одну звездочку на погон подкинули, когда я в ««Правду»» перевёлся.

- Капитан в отставке. Инженерные войска, - удовлетворил я его любопытство.

- Весьма рад знакомству, - сказал посетитель, присаживаясь.

- Чай, кофе, квас? - спросил я.

Спиртного предлагать не стал, памятуя о тарабринской характеристике данного субъекта.

- Кофе, если такой есть, - улыбнулся посетитель в седые усы. – Тут это редкий напиток.

Я выглянул в вагонный коридор, крикнул.

- Федот!

- Чего изволите, барин, – откликнулся вагонный проводник, точнее - вагонный смотритель, потому как вагон никуда не ехал. Даже колёса ржавые.

- Прикажи там, на кухне, чтобы нам кофей сварили, - распорядился я. - Да проследи, чтобы мололи жареные зёрна, а не зелёные как в прошлый раз.

- Вам как - черный или по-варшавски? – оглянулся в купе.

- Если не трудно, то черный, – ответил ветеринар.

- Черный кофе, - уточнил я Федоту.

Смотритель затопал каблуками по коридору в сторону вагона-ресторана.

- Слушаю вас, - присел я на диван и захлопнул ноут.

- Иван Степанович сказал, что вы собираетесь на крымском берегу ставить конный завод.

- Да. И конный завод, и собачий питомник.

- Каких лошадей разводить собираетесь?

- Тяжеловозных. Русских и арденов.

- Русских арденов? – уточнил ветеринар, совсем запутав меня.

Я пояснил, каких коней мы купили на Макарьевской ярмарке по наводке Ивана Шишкина.

На что Мертваго сказал, что русского тяжеловоза так и зовут – русский арден, потому как основа этой породы были арденские жеребцы и местные кобылы.

- И какую селекцию собираетесь проводить? – поинтересовался он у меня.

- Вот тут, дорогой Сергей Петрович, вам и карты в руки. Вам и Шишкину – он будет главным конюшим на заводе. Я в лошадях совсем не разбираюсь.

Развел я руками.

- Шишкины - род известный в лошадных кругах, – кивнул Мертваго. - Дед нашего Ивана гордость России - орловского рысака, - вывел. В наших обстоятельствах Иван Шишкин, наверняка, лучшая кандидатура на главного конюшего будет.

- Значит, не подерётесь? – спросил я в шутку.

- Да бог с вами, Дмитрий Дмитриевич. Я вообще человек мирный, – улыбнулся Мертваго.

- А Тарабрин сказал, что вы три войны отломали.

- Так и есть: японскую, германскую и гражданскую. Награжден государем орденами святого Владимира четвертой степени, святой Анны третий степени с бантом и святого Станислава второй и третьей степеней с мечами. И барон Врангель железный орден святого Николая Чудотворца перед самой своей эвакуацией мне вручил.

- Геройский вы человек.

- Отнюдь. В японскую войну заведовал я корпусным пунктом изнурённых лошадей. В бою был только раз, под Мукденом. Занимался эвакуацией раненого конского состава артиллерии. Пришлось немного пострелять. За то и наградили меня Анной с бантом. Все остальные мои ордена – за выслугу лет. А то, что они с мечами, так их выдача на военное время пришлась.