На этом радости кончились, и началась страда проводника. Понеслось всё по кочками, только успевай возить туда-сюда и обратно. И платить, платить, платить… Вот что бы я делал, если бы банк не взял? У меня даже свинины нет на продажу брежневским людям.
После бытовок и морских контейнеров, таскал колючку от квази-интендантов. Сначала спирали Бруно для ограды малого лагеря. Потом проволоку в бухтах и к ней колья из толстого железного уголка. Проволоки требовалось много. Ею и будущие пахотные поля собирались огородить от потравы дикими копытными. На Тамани обычно такую изгородь ладили из длинного тонкомерного бревна. Этого хватало. Дикие стада копытных любою ограду обходят.
Но время, время… Это у них там в ««Неандертали»» время текло обычным порядком, а у меня, учитывая мои возвраты в Крым ««через час от отправления»», выходило одновременно с ними проживать времени раз в пять большее. Но мне не страшно – я же долгожитель по определению. Хотя уставал страшно. Иной раз боязливо стало на трассу выезжать.
Последний дневной рейс подгадывал к поезду – на выгрузку чего-нибудь из зимой заготовленных запасов в теплушках. Ужинал и ночевал у жены, чему та была только рада. А то скоро живот на нос полезет, и ночные радости кончатся аж до родов. А то и дольше.
Приезжаю как-то к себе в Крым, а степь черна до горизонта.
- Что случилось? – спрашиваю первого попавшегося мужика.
- Пал пустили по степи, барин, - кланяется тот.
- Как вы только лес не сожгли? – удивляюсь.
- Так мы, прежде чем траву зажигать, канавки у леса прокопали, - и лыбится довольно так, показывая мне свой щербатый рот.
Пока я трудился снабженцем, тут, сложа руки, не сидели. Лагерь строителей приобретал некую стройность палаточного лагеря римского легиона. Но еду готовили на кострах в больших чугунных котлах.
- Почему полевые кухни и хлебопечку не задействовали? – спрашиваю инженера, едва ввалившись в его полевой кабинет.
- А кто на них работать будет? У меня таких умельцев нет, – отвечает он, не вставая из-за стола. – А на кострах народ сам себя великолепно кормит.
Осталось только хлопнуть себя по лбу и вспомнить о законтрактованных зимой детдомовцах из Подмосковья. О них-то я успел позабыть за хлопотами.
- Будут повара, - сел на табуретку. - Чаем угостишь? И вообще, отчитывайся, как тут дела идут. И где ««монстра»»? Я тут только прицепы вижу.
- Всё, что было в кузове и прицепах – на складах. А трактор твой на рубке просеки работает. Бревна оттаскивает. Пни корчует. Кстати, народ нахвалиться не может на шведские топоры и пилы, что ты притащил откуда-то. Просит в конце сезона оставить им их в оплату за труд.
- Управляет ««Шкодой»» кто?
Плевать мне на топоры и пилы, когда сложный агрегат не пойми у кого в руках.
- Ваня Юшко. Он и в своей деревне был трактористом. А обучил его Тарабрин. Так что всё в порядке. Не бойся за свою антикварную технику, Ваня у нас аккуратист. Керосин с бензином сам мешает в нужных пропорциях, никому не доверяет. И маслом все, что надо шприцует регулярно.
И разворачивает на столе план местности, показывая мне, где пройдёт просека, а где дорога к ней от конезавода.
- Зачем просека понадобилась так далеко? – удивляюсь я.
- Выход к броду. Иначе камень, что зимой нарубили на наш берег не вывезти. Так, что основной народ сейчас на просеке трудится. И на том берегу также пару километров просеки прорубить придется.
- А леопарды? – озвучил я свои главные страхи за людей.
- Кто за копытными от пала на юг ушел, а кого и постреляли в лесу. Сосипатор со своими псарями сейчас у нас за охотничью команду выступает. А от самой просеки твоя ««монстра»» всё зверьё своим рыком распугала. Даже вездесущих зайцев и тех нет. Сосипатор с того берега реки дроф в товарных количествах привозит людям на прокорм.
- А Ваня Шишкин где?
- Ваня пока при лошадях на Тамани. Обещал нам пару меринов прислать, как понадобиться конная тяга. А у нас как видишь, еще не весь периметр огорожен. Ну, этим занят твой приказчик от кормового приказа. Ему там работать самому, вот и старается.
Настроение моё слегка улучшилось.
- Сеять ему будет что-то по этой весне?
- Говорил, что семенной материал на овёс и ячмень у него есть. Я для этого один контейнер ему отдал. Вьюками через лес завозили с этих местных плоскодонок от реки. Удивляюсь я, как еще никто не потонул в проливе на таком убожестве?
- Для людей, что-то сеять будут тут?
- Пока нет. Огород только разбили. Но ««тильки для сэбэ»» как ты любишь говорить. Но пока без помидор – рассадой никто не озаботился. Тарабрин обещал, что сурожью в зерне нас на зиму обеспечит.
- Чем?
- Сурожью. Смесью ржи и пшеницы. Серый хлеб из неё пекут.
- А молоть чем будем? Мельницу моя жена только на тот год ставить будет.
- А ты, командир, в дореволюцию скатайся на своей монстре и там помели, - улыбается ехидно.
- Ладно. Проехали. Ты где мехдвор располагать придумал? Где технику и механизмы зимой хранить? Под открытым небом?
Сосипатор вошел в отведенный мне уже собранный хозблок, бросил у двери какой-то мешок, поставил рядом винтовку, снял папаху и тщетно искал глазами в красном углу икону, на которую надо перекреститься. Моё упущение. Нельзя так резко ломать религиозным людям шаблоны. Не забыть, прикупить домашних икон, когда снова с Тарабриным в ««дореволюцию»» поеду.
Одет Сосипатор был парадно – в черной черкеске с серебряными газырями. На кавказском тонком ремешке с серебряным набором висел богатый кинжал. Только кобура большого револьвера была рыжей.
- Будь здоров, псарь, - приветствовал я его, - Проходи, садись. Выпьешь с дороги?
- Отчего не выпить, барин, коли поднесете, - отозвался мой главный охотник.
Но приглашение садиться мне пришлось повторить.
Сел степенно. Неторопливо и вальяжно выпил, налитую мной стопку ««Гжелки»». Закусил маринованным огурчиком от ««дяди Вани»».
Мотаясь по временам, я попутно себя не забываю в привычных маленьких радостях.
Закурили.
Сосипатор начал отчитываться.
- Поблизости лютого зверя леопарда мы вроде повыбили, но учтите, Дмитрий Дмитриевич, что они снова придут. Уж больно тут им раздолье для охоты. Как вернутся в ближний лес косули и олени, вслед за ними жди леопардов.
- И что? Совсем их уничтожить не получается, если невозможно от нас отогнать? На Тамани же их нет, - выдвинул я резон.
- На Тамани они ушли дальше в горы. Леопард с дерева прыгает на жертву сверху, а тарабринские поселенцы деревья повырубили. А на тех, что остались удобные для лёжки нижние ветки срубили. Да и дичи для такой большой кошки стало там не хватать. А домашнюю скотину охраняют. А вот на реке Лабе их еще много. И как старики бают: два поколения на то ушло, чтобы тот леопард стал человека опасаться. А тут они непуганые никем. Цари Природы, как говорит господин инженер.
Сосипатор встал, принес от двери мешок и вытряхнул под мои ноги две леопардовые шкуры. Уже выделанные.
- Это вам, барин, от всей нашей артели поклон. За огнива хитрые. Очень удобные они оказались, и пальцы больше никто не бьёт, костёр разжигая.
- Угодили, - протянул я слово, лаская короткий густой желтый мех в небольших почти черных кольцах. – Как бог есть, угодили.
Шкуры были неплохо выделаны, мягкие.
Бросил одну на кровать, а другую у кровати вроде коврика. Получилось красиво. Да и леопарды тут крупные.
Налил снова водки по стопкам.
- Ну, за вашу охотничью удачу.
Сосипатор пил вкусно, стаканчик держал манерно, отставляя мизинчик.
- Были б у нас мордаши, - запел Сосипатор любимую песню, - то тогда точно бы лютого зверя извели по всему Крыму.
- Будут тебе собаки, - ответил я, разливая водку. – Но пока, как видишь, занят я стройкой. Как продых будет у меня, так и скатаемся в царскую охоту. Видишь, я даже монстру для этого купил. Я свои обещания держу, дай только времени немного. Да и псовый двор еще даже строить не брались. Как построим жилье для твоих больших собак, так сразу за ними и рванём.
- Так мы пока на охоте заняты. Когда нам строить-то? – возразил мне псарь.
- Вот сетку-рабицу для вольеров привезу, так и начнём строить. Как артель плотников прибудет. Ты же не обидишься, если Псарня деревянная будет, а не с камня? И когда еще этот камень привезут. Просека, потом дорогу без ям сделать на той просеке. Да чтобы две встречные телеги на ней разошлись. Брод еще этот…
- Деревянная даже лучше, - согласился Сосипатор. – Теплее для собачек зимой.
- Вот и я о том же. Как с кормовой охотой? Отчитайся мне о главном.
- Охота для прокорма трудников сместилась дальше. На конях либо за реку, либо больше суток кладите коли на юг. А люди хотят кушать каждый день. А на тяжелой работе без мяса в рационе любой будет плохой работник. Зря степь выжгли. Теперь, пока новая трава не вырастет, копытная дичь снова в эти места не придёт. А скоро народа прибавится. Вот и смотрите.
- А чем зимовщики, что камень рубили, питались?
- Сало. Да дрофу били. Крупу и муку они с собой привезли.
- Понятно. Саламатой, значит, баловались.
Помню я эту саламату. Как-то казаки в поле угостили. Не ряженые, а настоящие, родовые, что традиции сохранили. Саламата – это походная еда казака. Мучная болтушка с кусочками сала. На вкус – клейстер. Но питательно.
- Много брёвен уже повалили на просеке?
- Много, барин. Я не считал, но на вид много.
- Тогда пора пилораму ставить. Но перед этим я рабочим обещал охоту. Ты с нами поедешь на пикапе. Покажешь где что, - не предложил, а императивно поставил задачу. Приказал в мягкой форме.
- Я вообще-то за патронами приехал.
- Сутки роли не играют. Потом, после нашей охоты, патроны выдам, сколько нужно будет. А то, боюсь я, что без хорошего егеря у нас охоты может и не получиться.
По дороге на охоту заехали проведать просеку.
Ваня Юшко что-то смазывал в ««шкоде»» и кожаную шоферскую куртку использовал по назначению. Два пацаненка с измазанными смазкой лицами, лет тринадцати, гордо взяли на себя роль его помогальников на ««принеси-подай»», и были этим страшно горды. Своей сопричастностью к чуду. Видно, что одинокий сорокалетний Ваня нашел себе учеников и воспитанников. А те глядели на него как на жреца нового высшего культа.