Их брак с самого начала не строился на чувствах, но они родили дочь, нежную артистичную девочку по имени Алиса. Все семнадцать лет она была солнцем, вокруг которого вращалась их жизнь, цементом, благодаря которому они оставались вместе и даже порой бывали счастливы. Когда в феврале 1905 года Алиса умерла от скарлатины, мир рухнул. Самой жестокой несправедливостью из всех, которые Джордж когда-либо вменял ей, стало то, что он обвинил Маргарет в смерти дочери. Он вопил, что это она во всём виновата, и от этой страшной раны их брак уже не оправился.
Умом Маргарет понимала, что не виновата. Они с Алисой гостили у знакомых, и через два ДНЯ После окончания их визита стало известно, что одна гостья заболела скарлатиной, хотя, пока они были там, признаки болезни никак не проявлялись. Потом и у Алисы разболелось горло, раскраснелись щёки, на груди и шее появилась сыпь. Неделю спустя та женщина выздоровела, в то время как состояние Алисы продолжало ухудшаться. Она задыхалась, а в последние дни в основном пребывала в бреду. Джордж Оплатил Консультации всех возможных Нью-йоркских специалистов, потратив денег без счёта, но всё было напрасно. Под утро дыхание Алисы стало поверхностным, а потом остановилось вовсе.
По щеке Маргарет скатилась одинокая слеза. Горе, подобное этому, не проходит никогда. Иногда оно на время затихает, но потом обрушивается на тебя вновь и сбивает с ног, когда ты меньше всего этого ожидаешь. Это чувство останется с ней на всю жизнь. Джордж обратил своё горе в гнев против жены. Близость, которая тогда ещё оставалась в их отношениях, постепенно переросла в ледяное молчание и горькие обвинения. Она тосковала по тем временам, когда они были вместе и, лёжа в постели, обсуждали маленькие победы Алисы. Ей не хватало редких моментов физической близости. Она была бы рада даже лёгкому поцелую в щёку, но и этого ждать не приходилось. С ласками было покончено навсегда.
Маргарет надеялась, что поездка в Европу снова объединит их. Она умоляла его взять её с собой, думая, что новая обстановка сможет подогреть огонёк приязненности, но ничего не произошло. Сначала, сославшись на дела, муж на несколько недель бросил её одну в гостинице в Болонье, а потом настоял на том, чтобы сократить отпуск, и поспешил купить билеты на первый рейс «Титаника». Поездка ничего не изменила: они возвращались в свой дом, где в горьком одиночестве вынуждены будут жить под одной крышей каждый своей жизнью.
Следует ли ей пойти против Божьей воли и дать Джорджу развод, чтобы они оба могли получить шанс вновь обрести счастье в будущем? Чем больше она наблюдала за другими семьями, тем чаще убеждалась: женщинам не так уж плохо жилось после расставания.
В их обеденном салоне была пара из Канады — Xoyсоны, которые являлись наихудшей иллюстрацией института брака. Они ещё и года не прожили вместе, а уже разочаровались друг в друге. Ни один не оправдал надежд другого. Маргарет была едва знакома с ними, но видела, в чём их ошибка. Жена ненавидела мужа за то, что он играл, а вернее сказать, проигрывал в азартные игры. Его раздражало, что она тратит много денег на наряды и безделушки. До тридцати лет он оставался холостяком и понятия не имел, сколько стоит одно платье и сколько моднице нужно новых нарядов на сезон. На «Титанике» дамы из первого класса Никогда не надевали к обеду дважды одно и то же платье. Каждый вечер требовалось демонстрировать новый наряд.
Однако Маргарет чувствовала, что их проблема не только в этом. После свадьбы они переехали в Нью-Йорк, и мистер Хоусон рассчитывал, что благодаря которого учили быть вежливым со всеми пассажирами, аристократическому происхождению жены они немедленно будут допущены в высший свет. Но он просчитался. Чтобы попасть в узкий круг аристократов, путешествующих на судне, требуется не менее года тщательной стратегической подготовки, да и то никакой гарантии на успех это не давало, потому что он был всего-навсего агентом по недвижимости и, хуже того, — канадцем. Их терпели, пока продолжалось плавание, но по возвращении никаких приглашений через своего дворецкого они не получат.
Маргарет наблюдала всё это со стороны и отлично видела всю тщету их амбиций и желаний в контексте жизни. На свете было столько вещей, гораздо более важных, но молодым это было невдомёк. Для них самым главным было положение в обществе, так как в 1880-х годах молва разнесла, что в высший нью-йоркский свет были вхожи лишь четыреста человек (говорят, столько людей помещалось в бальной зале миссис Уильям Астор). Родилось понятие «список четырёхсот», и тут же все рванули занять место в священном списке. По иронии, чем сильней вы стремились, тем меньше у вас было шансов попасть туда. И она знала, что Хоусоны никогда не попадут в данный список. Станет ли это обстоятельство роковым для их брака?
Заигрывания миссис Хоусон с Реджем выглядели непристойно. Он умело обходил их, но молодому человеку это давалось с трудом. Он не мог принимать сторону ни жены, ни мужа.
Она подумала, а была ли семейная жизнь проще в тех слоях общества, на которых происходил Редж? Разумееся, безо всех этих подвохов, связанных со статусом, существовать намного легче. Судя по всему, эта девушка, Флоренс, была ему дорога, но при этом Редж признавался, что не спешит вступать в брак. Неудивительно, ведь перед его глазами были все эти пикирующиеся пары, которые он обслуживал во время своих плаваний. Он не хотел совершить ошибку. Он был хорошим человеком и не встречался бы с девушкой — сколько уже? — два года, если бы не любил её.
Маргарет привязалась к Реджу. У него была внешность кинозвёзды, но он об этом и не подозревал. В нём отсутствовала даже малая толика того тщеславия, жертвой которого пали многие знакомые ей мужчины. Те, что задерживались около каждой отражающей поверхности и входили в помещение, с триумфом созерцая, какое они произвели впечатление на присутствующих. Редж был скромным и вдумчивым и во всех отношениях достойным человеком.
Во время круиза по Средиземному морю она незаметно для него наблюдала следующую сцену. Однажды утром за завтраком его друг Джон, по всей видимости, почувствовал себя плохо, словно у него внезапно расстроился кишечник, и он выскочил вон, оставив неубранной стопку грязных тарелок на столике около входа, где гости могли её увидеть. Старший официант, заметив это, пришёл в ярость. Он окинул гневным взглядом зал в поисках нарушителя порядка, и в ту же секунду к нему подскочил Редж. Маргарет сидела рядом и могла всё слышать.
— Простите, сэр, я оставил их на минуту. Этого больше не повторится, — сказал Редж и быстренько унёс тарелки в кухню.
Таким образом он спас Джона.
Это была одна из причин, почему Маргарет благоволила Реджу. Но, помимо этого, она чувствовала в нём скрытую глубину. Он был натурой чувствительной, замечал то, что происходило вокруг, и анализировал происходящее. Во время их бесед он смотрел прямо на неё и старался постичь суть вещей.
К тому же Редж был человеком независимым. Подспудно, несмотря на их дружбу с Джоном, она чувствовала его одиночество, и это привлекало её. В этом они с ним были похожи, так как она ощущала себя, пожалуй, самой одинокой женщиной в мире.
Глава 7
За обедом пассажиры первого класса могли выбрать в меню суп, рыбу, птицу, яйца или говядину; они также могли заказать бараньи отбивные или вырезку, приготовленную на гриле; кроме того, к их услугам был шведский стол с салатами, холодной нарезкой и морепродуктами: сёмгой под майонезом, норвежскими анчоусами и запечёнными креветками. Редж стоял около шведского стола, помогая пассажирам наполнять тарелки, когда они делали свой выбор, и убирал куски, которые они роняли, пытаясь обслужить себя сами.
Почти все дамы переоделись после завтрака. Утром на них были юбки и блузки, к обеду они облачились в Костюмы с длинными жакетами со свободными или плотно облегающими бёдра юбками. Завершала наряд неизменная шляпка. Реджу казалось глупым есть в шляпке: бедные женщины вынуждены были придерживать длинные перья и ленты, которые так и норовили попасть в тарелку.
Хоусоны сели за свой столик, и Редж расстелил салфетку на коленях миссис Хоусон. Сделал он это одним незаметным движением, не касаясь дамы и не попадая в поле её зрения — в точности, как его учили. Она тут же принялась засыпать его потоком бессмысленных вопросов:
— А ты когда-нибудь катался на лыжах, Редж? Тебе бы понравилось. Ты должен как-нибудь приехать в Калгари, мы отвезём тебя покататься.
— Благодарю вас, мадам, но у меня слишком много работы.
— У тебя отличная фигура. Ты, должно быть, занимаешься спортом? Во что ты играешь, Редж?
— Дома я иногда играю в футбол.
— Что такое футбол, ради всего святого?
— Это когда две команды забивают друг другу голы, мэм.
Её муж хмуро наблюдал за этим обменом репликами, и как только Редж отошёл, принялся шипеть на неё:
— Так вести себя с прислугой — вульгарно. Ты не должна фамильярничать с ним. Тебя что, мать не учила манерам?
— Ты такой сноб.
— А ты простушка.
Напряжение между ними нарастало, и Редж старался держаться от них подальше. Когда он подошёл за грязными тарелками, миссис Хоусон пылала от гнева.
— Мой муж считает, что я не должна разговаривать с тобой, Редж, — заявила она. — Что ты об этом думаешь?
— Замолчи! — огрызнулся её супруг. — Оставь беднягу в покое.
Удерживая на подносе тарелки, Редж попытался подобрать со стола упавший кусочек цветной капусты. Миссис Хоусон повернулась к нему и дёрнула за пиджак в тот момент, когда он находился в особо неустойчивом положении.
— Я буду говорить с ним, когда захочу, — услышал Редж её фразу и попытался сохранить равновесие, но не смог. В последний момент ему удалось вывернуть поднос таким образом, чтобы тарелки попадали на пол, а не на колени гостям. За грохотом разбившейся посуды в салоне воцарилась тишина. Только эхо отразилось от резьбы потолка в стиле жакоб и растворилось в затишье перед бурей.
Редж тут же принялся за дело: он присел на корточки и начал собирать осколки руками. Рядом с ним появился Джон с совком и щёткой, и через ми