— Там есть глубокий пруд с водопадом, — ответила Ракель. — Вода мелодично журчит, падая на скалы, а затем попадая в пруд.
— Но нет груш.
— Там есть фруктовые деревья. Некоторые из них похожи на грушевые. С другой стороны, поместье не так уж близко к Жироне и не полностью подходит под ваше описание. Но очень красивое местечко, — вздохнув, добавила она. — За исключением самого дома. Все ставни были наглухо закрыты, словно хозяева готовились отражать штурм.
— Потому что хозяева не живут там, — сказал Исаак. — За домом присматривают домоправительница и старик-слуга, — пояснил он.
— И где оно находится? — небрежно спросил Улибе.
— Помните день вашего с Юсуфом отъезда? Как раз за тем местом, где мы останавливались перекусить. Если бы потом вы оглянулись назад, вы бы увидели, как мы сворачиваем с дороги.
На следующий день лорд Улибе покинул Жирону до рассвета, направившись по южной дороге при свете ущербной луны. Когда он добрался до тропинки, уходящей в сторону, в нескольких шагах от пересечения дороги и реки, он предоставил мулу самому выбирать путь среди выбоин и рытвин, направляясь вверх вдоль изгиба речки. Когда перед его глазами предстали пруд с водопадом, он спешился, оставив мула пастись.
Он шел пешком по дорожке, пока за ветвями деревьев не показался большой дом. Он стоял в безмолвии, с наглухо закрытыми ставнями, словно отгородившись от мира. Улибе не стал нарушать его дремотное состояние и продолжил свой путь вдоль речного берега, в сторону от дома. Он не торопясь следовал всем изгибам речушки, пока не оказался перед виноградником, к которому вел маленький пешеходный мостик. На покрытой росой траве рядом с виноградником отчетливо были видны следы ног. Кто-то переходил через мостик по направлению к винограднику. Он остановился, прислушался, а затем пошел туда прямо по следам.
Предупреждающе гавкнула собака.
— Тише, Бланкета, — раздался чей-то мягкий голос со стороны виноградника.
Еще один шаг — и он увидел высокую женщину, стоявшую к нему спиной, она осматривала гроздья наполовину созревшего винограда. На ней было унылое коричневое платье вроде тех, что носили все здешние крестьянки. Волосы были убраны назад и повязаны платком, с талии спускались завязки фартука.
Он остановился, едва не сплюнув от отвращения к самому себе. Да, он достиг невероятных успехов, решая опасную для жизни задачу выслеживания фермерской жены, вставшей спозаранку в обещавший быть жарким день, чтобы начать работу до восхода. Проклиная себя на чем свет стоит за то, что поддался очарованию рассказа мечтательной девушки о поместьях волшебной красоты, он сделал шаг назад и оступился. Собака старательно залаяла.
— Что такое, Бланкета? — сказала женщина, озираясь вокруг.
Ее лицо на мгновение ошеломило его, но только на мгновение.
— Сеньора, — быстро заговорил он. — Не бойтесь. Меня зовут Улибе де Сентель. Я работал с вашим мужем, которого я знал как Паскуаля Робера, но я хорошо знал его и любил еще с тех пор, как познакомился с ним. Мне тогда было восемь лет и я находился на службе у его величества, еще в ту пору он был очень добр ко мне, в отличие от большинства окружающих.
— Вы были знакомы, — спросила она, побледнев. — Почему вы говорите в прошедшем времени?
— К сожалению, сеньора, я не знаю, как сообщить об этом помягче.
— Значит, он умер, — произнесла она, покачнувшись и схватившись за подпорку, обвитую виноградной лозой. — Снова и снова я представляла день, когда ко мне придут и сообщат, что Жиль умер. В последний раз он обещал вернуться через неделю. Но не вернулся. Еще тогда я должна была догадаться. — Она прошла между рядами виноградника к небольшой скамейке и села, уставившись на свои крепко стиснутые руки. Наконец, она подняла взгляд. — Как он умер? — спросила она ровным голосом.
— Его убили, сеньора. Более трех недель назад.
— Когда именно?
— В понедельник. Рано утром. Да, в понедельник четвертого августа.
— Рано утром? Значит, сразу после того как он оставил мою постель, — сказала она. — Наверное, это я сделала его беспечным. — Лицо ее излучало холод, ни слезинки не пролилось из глаз. — Кто его убил? Кастильцы, которые вас преследовали?
— Я пытаюсь найти ответ на этот вопрос на всем пути от Кастильи до Барселоны с того момента, как он умер у меня на руках. Он говорил о вас перед своей смертью, сеньора. Тогда я подумал, что просто не смог разобрать слова, но теперь я понял, что он назвал ваше имя. «Прошу тебя, друг мой, расскажи обо мне Серене». Потом он сказал: «Это насмешка, насмешка… Господь посмеялся надо мной. Помолись за меня и присмотри за моими детьми».
— Значит, его убили не кастильцы, — тихо сказала она. — Он бы не назвал это шуткой, скорее провалом. Его убил кто-то, кого он не опасался.
— Он был заколот в спину, сеньора, — сказал Улибе, — человеком, который, по его мнению, не представлял угрозы.
— Кинжал?
— Да.
— В какое место? — спросила она. — Вы можете мне показать точно?
Улибе показал на своей собственной спине.
— О, господи боже мой! — простонала она и уронила лицо на руки, словно была не в силах более выносить разгорающийся свет дня.
— Вы сын Жильбера де Сентеля, — сказала она, подняв наконец голову.
— Да. Мой отец жил неподалеку, в опале. Он умер, когда мне было восемь.
— Мой муж много говорил о вас, — сказала женщина. — Он доверял вам, как доверял совсем немногим.
— Но не достаточно для того, чтобы посвятить в секрет вашего существования, сеньора, — сказал Улибе. — Мне пришлось вести длительные и трудные поиски, прежде чем я попал сюда.
— Кто направил вас сюда? — спросила она. — Я думала, что никто из посторонних не знает об этом месте, кроме нашего нотариуса, и мне больно думать, что он мог так нас предать.
— Конечно, это не ваш нотариус. Я побывал у многих нотариусов, и если один из них и был вашим, он клялся и божился, что даже никогда о вас не слышал.
— В таком случае не сомневаюсь, что он мне об этом сообщит, — сказала она. — Хоть это уже и не имеет значения, — добавила она глухо. — Ничто теперь не имеет значения.
— Сеньора, человек, который невольно выдал существование этого места, — ваш старый друг, настоятельница женского монастыря, к который вы отправили свою дочь.
— Виолан? — прошептала она и отвернулась. — Прошу вас, милорд, не умножайте мое горе, только не сейчас.
Он пропустил ее просьбу мимо ушей.
— А сам я посетил госпожу Виолан, потому что разыскивал мать пятнадцатилетней девочки по имени Клара. — Серена было поднялась, но он положил ей на плечо руку и твердо усадил обратно.
— Пожалуйста, сеньора. Позвольте мне рассказать вам о ней. Сейчас не так важно, как мы встретились, но я оказался в несвойственной для меня роли ее единственного защитника. Я немедленно поручил ее заботам своей собственной няни, надежной и достойной женщины. Эта Клара утверждала, что у нее нет семьи, нет другого имени, но, уверяю вас, ее речь и манеры выдавали хорошее воспитание.
— Неужели обязательно заставлять меня сидеть здесь и терпеть…
— Обязательно, сеньора. Я все еще разыскивал ее родителей, когда в мои руки попал портрет очень красивой женщины, которую я никогда не встречал раньше, но которая была поразительно похожа на Клару. Вот этот портрет, сеньора. Ведь он ваш, не так ли? И ваша дочь Клара выглядит в точности, как вы, только не такая высокая.
— Милорд, вы пытаетесь убедить меня, что она жива? Не мучьте меня, прошу вас. Я знаю, что это не так. Я сама носила цветы на ее могилу. Клара умерла.
Он схватил Серену де Фенестрес за плечи и легонько встряхнул.
— Она жива! — почти прокричал он. — Жива и здорова.
— Клара? — она вдруг горько и беспомощно разрыдалась.
— Где она сейчас? — спросила она, придя в себя. — Эта девочка Клара, о которой вы говорили.
— Тут не все так просто, — сказал Улибе. — Сейчас она на Сардинии…
— Сардиния! — воскликнула Серена.
— Где она живет среди придворных дам ее величества, в полной безопасности, с защитой, не менее надежной, чем в замке под охраной тысячи рыцарей и пяти тысяч лучников.
— Но почему она там оказалась?
— Это длинная история, сеньора, и я расскажу вам все до единого словечка, но сейчас будет довольно сказать, что я считал, что она нуждается в защите и не смог придумать ничего лучше, как поместить ее туда.
— Вы не ограничиваетесь полумерами, сеньор. Как вы с ней познакомились?
— Она направлялась в Жирону, надеясь получить помощь от родственника, который, как ей сказали, живет там.
— Хорошую помощь она получила бы, — презрительно заметила Серена. — Но в любом случае она его не нашла бы. Он умер. Уже давно. Он умер на второе лето чумы.
— Вы уверены? — спросил Улибе.
— Уверена, — сказала она. — Мне сообщил об этом мой нотариус в своем последнем письме. Видимо, по причине своей непроходимой глупости мой кузен уехал из дома — где никто в то лето не заразился — в городок, кишащий заразой.
— Вы были его единственной родственницей?
— Думаю, он был женат. И уж совершенно точно — у него были другие двоюродные братья и сестры. Его нотариус обратился к моему нотариусу с вопросом, знает ли он о ком-то, кто хочет предъявить права на наследство. Я попросила своего нотариуса отрицать, что ему известно что-либо на эту тему. Но поскольку письмо я получила гораздо позднее исчезновения Клары, она просто не могла знать, что он умер.
— Мне показалось, что она даже не знает его имени, — сказал Улибе.
— Вполне возможно, — отозвалась Серена.
Улибе внимательно посмотрел на нее. Лучи низкого солнца хорошо освещали собравшиеся на лбу от беспокойства и страдания морщинки. Она была бледна, в уголках глаз застыли еле сдерживаемые слезы. Но, несмотря на все это, она была прекраснейшей женщиной из тех, что ему приходилось встречать в свое жизни. Она сидела неподвижно, погруженная в свои мысли.
Наконец, она подняла на него глаза.