Женщина лишь пожала круглыми плечиками, ничего при этом не ответив.
– Ну, недолюбливали, ведь так?
– Вы сами сказали – о мертвых плохо не говорят, – произнесла Оля, бросив недокуренную сигарету в урну.
Разговор явно становился ей неприятен.
– Не надо плохо. Скажите то, что есть… Точнее, что было, что знаете.
– Есть разные люди, – собравшись с мыслями, начала Ольга. – Хорошие, плохие… Иной человек с виду хороший, ничего не нарушает, характеристика – хоть в ангелы записывай… А внутри у него такая гниль. Знаете, есть воры, преступники. А есть эти, ну, которые на месте катастрофы или пожара таскают под шумок вещи погибших.
– Мародеры, – подсказал я.
– Вот именно. Они ведь хуже воров, уголовников, – проговорила врач Поликарпова.
– Насколько мне известно, вы отказались работать в паре с Рогалевой, – напомнил я Ольге, вновь подводя ее к главному вопросу.
– Да, – кивнула Ольга. – Однажды мы приехали по вызову к одинокому, очень пожилому человеку, искусствоведу. Он лежал в постели и не мог подняться. Квартира при этом у него была шикарная, много всего, как в музее. Мы вызвали специальную машину для госпитализации и остались в квартире ждать ее. Я вышла на кухню, чтобы налить воды, а когда вернулась, то увидела, что Людмила шарит по чужим полкам и что-то кладет в карман. Старик лежал в соседней комнате и ничего видеть не мог. Самое интересное, что, увидев меня, Людмила даже не смутилась.
– И что же вы?
– Честно говоря, потеряла дар речи. Потом… Ну, знаете, к сожалению, я мягкая, даже слишком. Стала объяснять, что таких вещей делать нельзя…
Ольга и сейчас засмущалась, ее карие глаза заблестели, а на щеках выступил румянец. Видно было, что она и в самом деле переживает, что вот такой оказалась ее напарница.
– Ну и что Рогалева? – ментовским голосом поторопил я Ольгу.
– Да ничего. Ерунда, говорит, Ольга Геннадьевна, стоит ли волну поднимать? Выражение лица такое у нее было: старику, дескать, уже мало что в этой жизни понадобится, родичей нет… Опять же ее словечко – «родичи». Дурацкое, правда?
– Правда, – согласился я.
– Ну вот и… После этого я попросила начальство прикрепить ко мне другого фельдшера.
– Ну, как другой фельдшер?
– Пока никак. Парень, только что окончивший медучилище… Знаете, самое интересное, что Люда совсем не считала себя воровкой. Она уверенным голосом сказала мне, что ей надо кормить семью, напомнив, что мужа у нее нет, дочке идти в первый класс и живет она у сестры, которая зарабатывает очень мало.
За ЭТО хотелось… Да, ударить! Как минимум ударить, сильно, до крови и синяков. Пусть даже молодую привлекательную женщину, мать-одиночку… Да, если застать в тот самый момент. Или услышать столь бесстыдную речь из ее уст. «Надо семью кормить!» Этой подлой фразочкой некоторые оправдают любую свою мерзость. Какие при этом у них вырастут дети? У той же Рогалевой? Воровка, сбытчица наркотиков? Так подумал я…
Но ведь так подумал и ОН! Если знал.
Я вспомнил фотографию Людмилы Рогалевой. Не погибшей, а живой. Вполне симпатичное, милое лицо. Несколько грубоватое, с тяжелой нижней челюстью, но при этом с яркими большими глазами. Если бы она была актрисой, то вполне подошла бы на роли положительных героинь посредственных советских фильмов о комсомольской юности и рабочем классе.
– У Рогалевой был друг? – спросил я после паузы.
– Этим я не интересуюсь, – холодно ответила Ольга.
– Но вы бы ему не позавидовали?
Я продолжал по крупице собирать все возможные факты.
– Я же говорю: меня это никогда не интересовало… Единственное, что… Нет, этого я не знаю точно…
Ольга заговорила отрывисто, с паузами, точно боролась с чем-то внутри себя.
– Я не передаю сплетен, но был разговор, что Людмила приторговывает наркотическими веществами. Имеет собственную клиентуру у одного из рынков. Милиция, между прочим, интересовалась именно этим.
Наркотики – это уже серьезно. Это фронт работы исключительно для ментов, тут возможны всякие варианты… Но ведь Рогалеву убил «черный снайпер». Из биатлонной винтовки.
– У моей двоюродной сестры старший сын умер от передозировки, – чуть помолчав, продолжила Ольга. – Теперь младший растет. Говорят, наркотиками сейчас торгуют прямо около школ.
– Да, – согласился с ней я.
И в самом деле… Такие вот, как эта Рогалева. Еще минут двадцать назад она казалась мне милой, доброй, работящей девушкой. Сейчас же я сам готов был в нее стрелять. Как и в тех, кто торгует наркотиками рядом со школой. И тут меня просто-таки обожгла следующая мысль! А ведь ОН – это Я. Точнее говоря, некое мое второе Я… От этой внезапно пришедшей мысли мне стало не по себе. А ведь сколько раз звучало во мне это: вот сейчас бы винтовку! А еще лучше пулемет, гранатомет… Даже в стенах курсов, когда уже учиться начал, приходили такие мысли, что греха таить. ОН – мое страшное, реализовавшееся в обыденной жизни, второе Я. Этот Я – рассудочный, холодный убийца. Каратель, взявший на себя функции и судьи, и исполнителя приговора. Сомнения ему неведомы, жалость тоже… Я ведь именно таким был, когда вернулся. После контракта, контузии, госпиталя. В первые дни после возвращения я ненавидел многих. Особенно молодых вечно усмехающихся пацанов с грязными патлами и серьгами в ушах. И их дешевых подружек с кольцами в носу и прочих местах. Просто растерзать их иной раз готов был. За усмешки ихние, походку расхлябанную, свойственную беспечным, никуда не спешащим людям… А сейчас сам длинные волосы отрастил. Колец, правда, никуда не вставил и, надеюсь, не вставлю. Стал ли я беспечным и никуда не спешащим? Отчасти…
Но сегодня я должен спешить. А Ольга правду говорит, не наговаривает. Чувствую.
– Вы замужем? – неожиданно для себя спросил я.
Ольга неопределенно покачала блондинистой головой.
– Я зайду к вам через пару дней, – усмехнулся я. – Только вот не знаю – сюда или домой?
– Заходите сюда, – улыбнулась она. – Только не через пару, а через тройку. А то я буду на выезде.
– Разрешите пройти.
– Зачем?
– Пожалуйста, разрешите пройти.
Наташа – женщина довольно хрупкой комплекции, отодвинуть ее можно было одним движением плеча. Она загородила собой вход в квартиру, дав мне лишь занести ногу на порог.
– Аркадия нет дома, а нам с вами разговаривать не о чем, – произнесла она, не сдвинувшись с места.
– Вчера вы мне сказали, что ему плохо, – вежливо возразил я, продолжая топтаться на пороге.
– Вчера было вчера, – совсем не в тон мне ответила Наталья.
– То есть ему полегчало и он отправился прогуляться?
– Извините, я очень занята.
– Наташа… Я очень вас прошу, – заговорил я. – Это очень важно, пустите меня, пожалуйста, в квартиру.
Чуть поколебавшись, она сделала шаг назад, и я смог затворить за собой дверь.
– Аркадий был дома этой ночью? – спросил я, сразу же перейдя к делу.
– Был, не был, какая вам разница? Вы из милиции?
– Нет, Наташа… – ответил я, тяжело вздохнув. – Но милиция вам скоро тоже нанесет визит.
Она опустила глаза, углы губ заметно дернулись, но женщина ничего не произнесла. Выпроваживать меня она тоже не торопилась, поэтому я позволил себе продолжить разговор:
– У Аркадия была женщина?
Наталья молчала.
– Наташа, будет лучше, если вы ответите.
– Была, – наконец кивнула сестра. – Но они расстались. Месяц назад. Нет, больше… Подробностей он не говорил. Пил три дня, потом опять припадок.
– Ее звали Люда?
– Не помню, возможно. Я ее ни разу не видела.
– Она работала медсестрой, точнее – фельдшером… – продолжил я.
– Да, – произнесла, чуть подумав, Наталья. – Где-то в медицине.
Ну и что теперь? Появился повод защелкнуть на Аркане наручники? Что же я делаю?
Что я скажу моему полковнику?!
А Пех? Тот, кто убил Пеха, должен отвечать, чем бы он ни руководствовался.
Все.
– Где сейчас Аркадий? – продолжил я.
– Я не знаю, он никогда не говорит, куда уходит, – ответила женщина.
– Простите, Наташа, но… Как-то это все… Ваш брат страдает тяжелым недугом, но к врачам ни он, ни вы не обращаетесь. Это правильно? – мягко поинтересовался я.
– Он ненавидит врачей… Точнее, не доверяет. Поэтому он запретил вызывать их, что бы с ним ни случилось. Он может вскрыть вены, на окнах нет решеток и… Он говорит, что, если в квартиру войдут лепилы, он выбросится из окна.
– И вы так спокойно все это терпите?
– Были бы вы на моем месте.
«Лепилы», они же врачи…
– Что-нибудь серьезное? Говорите сразу, не тяните, – безразличным тоном, не глядя на меня, произнесла Наташа.
– Да нет, ничего серьезного… Кража, – неожиданно вышел из положения я.
– Это не он, – так же бесстрастно констатировала она. – Он не может украсть. Подраться, ударить может.
– Я тоже так думаю, – согласился с ней я. – Можно, я пройду в его комнату? Вместе с вами, конечно же.
Она молча двинулась по коридору к комнате Аркана. Я пошел следом.
– Смотрите, ищите! – все в том же духе сказала она, распахнув дверь. – Краденого тут нет. Тут вообще его вещей нет, все родительское.
Она так и оставила меня посреди комнаты, а сама отправилась на кухню. С тяжестью в груди я оглядел прибежище сержанта Терентьева. Никаких изменений по сравнению со вчерашним днем. Комната пьющего человека. Я осмотрелся вокруг. Недочитанная книга неизвестного мне автора, газета с телепрограммой, ничего примечательного… Наталья гремела чем-то на кухне, а я продолжил осмотр уже более решительно. Да, шарить по полкам в отсутствие хозяина гадко, но я лишь хочу доказать, что Аркан не является «черным снайпером». Однако ничего примечательного обнаружить мне не удалось. Я уже собирался покинуть комнату, как вдруг мое внимание привлекла большая ученическая тетрадь. Потрепанная, в зеленой обложке. Я быстро взял ее в руки, раскрыл и начал быстро листать…
Тетрадь была в клеточку. Вся исписанная неровным почерком, но при этом печатными буквами. Это был почерк Аркана. Даты, абзацы, выделенные точно главы… Дневник! Ведь из него можно узнать многое! Я понимал, что делаю гадкую вещь, но остановиться не мог. Читать сейчас нет времени, оставалось лишь быстро сунуть зеленую тетрадь под куртку.