Олег приложил палец к губам и предупредил:
– Мы без фамилий.
– Для него возьму, крепкий пилот, его полк за неделю оставил финнов без истребителей.
Петр без лишних вопросов помог крутить ручную лебедку. Нос самолета приоткрыли на самую малость, чтоб «Опель» не зацепился крышей. Разведчики вытащили из-под колес стояночные колодки и встали перед кабиной. Пилот выглянул из форточки, что-то крикнул и добавил газ. Неуклюжий самолет неожиданно легко оторвался от земли, на бреющем прошел над озером и нырнул в облака.
– Я надеялся на нем улететь, – тихо сказал Петр.
– А я был в этом уверен, – так же тихо ответил Олег.
Летчик подтвердил неофициальное звание аса. В предрассветном небе расцвели сигнальные ракеты «я свой», и странный самолет покатил по бетонке аэродрома ЦАГИ. В тот же день комполка Антохин получил служебную телеграмму за подписью генерального конструктора, а ящик трофейного коньяка к вечеру был использован по назначению.
Дальнейшие события на аэродроме вблизи Минска стали известны из агентурного донесения, полученного по каналам НКВД[46]. Сверхсекретное донесение о бунте старослужащих легло на стол Гиммлера. Незамедлительно последовал приказ: «Всех причастных строго покарать! Воинскую часть расформировать, подозрительных отправить в штрафные роты, остальных распределить по гарнизонам на островах Средиземного моря. Факт бунта и результаты его расследования скрыть от командования Вермахта».
Расследование поручили руководству СД[47], которое в свою очередь привлекло гестапо и СС. Разношерстная команда прибыла только к вечеру, солдат и офицеров согнали в казармы и приступили к допросам. Первым делом взялись за проституток, которые охотно подтвердили все, что знают и не знают. Затем взялись за старослужащих. К приезду высокого начальства из Берлина зачинщики и исполнители во всем признались, осталось лишь подписать приговор.
Вот тут и случился казус: к утру батареи центрального отопления стали ледяными, а кочегары исчезли из котельной. Второй круг допросов коснулся шоферов из батальона аэродромного обслуживания, один из которых чистосердечно покаялся в содеянном. До этого о самолете никто не вспоминал, он числился в ведомстве Абвера, а тут на тарелочке жареный факт. К событиям причастны партизаны!
Новые допросы выявили связь с местным населением. По вечерам офицеры и солдаты уходили в соседнюю деревню. Вот они – затаившиеся предатели и организаторы! Перед расстрельной командой в одной шеренге стояли проститутки, старослужащие и честный шофер. Уличенных в связях с партизанами офицеров прилюдно повесили. Прочие, независимо от званий и заслуг, пополнили ряды штрафных рот.
Разведчикам все это еще предстоит узнать, сейчас они синхронно раскачиваются в тесном железном кузове. В кинофильмах о войне в роли немецких бронетранспортеров привычно выступают советские послевоенные образцы. Олег это знал, но не представлял себе тот ужас, на котором реально ездили немцы. Впереди колеса, сзади съемные гусеницы, рев двигателя заглушит любой танк. Зловредная техника не желала поворачивать, а руль норовил вырваться из рук. Он молитвенно посмотрел на Моряка и попросил:
– Больше не могу, надо передохнуть от этого полугусеничного чудовища.
– Можно, – глянув на спидометр, разрешил командир, – прокатились две сотни километров, и хватит. Дальше ножками потопаем.
Олег свернул к обрыву, под которым пугало черной водой идеально круглое озеро. Чудо немецкой военной техники булькнуло на глубину, а центр озера вспух от множества больших пузырьков. Место единодушно признали нехорошим, отряд прошел дальше и остановился у веселого ручейка. Моряк покосился на Олега и громогласно объявил:
– Отряду трехсуточный отдых! Петр, бери четырех добровольцев и без мяса не возвращайся!
Объявленный отдых по факту таковым не получился. Уже на следующий день разведка маханула за двадцать километров и вернулась с трофейным гужевым транспортом. Вот лошадям дали отдохнуть, после чего начался поход на север. Шли лесными дорогами, обходя даже крошечные деревушки. Наконец вышли на берег широкой реки, и Моряк сделал новое объявление:
– За рекой начинается Пруссия, именно так называют в Рейхе республики советской Прибалтики.
Вперед вышел Лейтенант:
– Население разделено на немцев и неграждан. Закон требует разговаривать в общественных местах только на немецком языке. За нарушение – расстрел.
– Полиция и прочие государственные должности заняты прибалтийскими немцами, поэтому не вздумайте с ними шутить, – добавил Моряк.
– На тарабарском можно говорить? – поднял руку Николай.
– Нужно, и только на нем. Тихой скороговоркой, не поднимая головы и не глядя на окружающих. Мы все из Тюрингии и говорим на своем диалекте.
– Завтра выйдем к паромной переправе, и вы становитесь моими вассалами. Любое действие с моего разрешения, обращаться только «герр лейтенант».
Утро началось с маскарада, «герр лейтенант» облачился в форму военного летчика без погон и петлиц. В левую штанину засунули палку и прибинтовали к ноге, в сапог под пятку подложили резиновую игрушку со свистом. Вторую палку прибинтовали к левой руке и завершили имитацию коричневой перчаткой. В результате получился натуральный инвалид войны.
По дороге Владимир вырезал из туи палку для опоры и отполировал ее кожаным ремнем. В результате на паром въехал небольшой обоз во главе с высокомерным немцем, который то и дело тыкал тростью своих крестьян.
Двухэтажная мыза в окружении невысокой ограды из плитняка оказалась конечным пунктом их перехода. Хозяин по-дружески обнял Лейтенанта, было видно, что они искренне рады встрече. Дворовые слуги жили на небольшом хуторке, расположенном посреди господских полей. Вечером они уходили, а хозяева и гости прекращали ломать комедию и переходили к нормальному общению.
Целью предстоящей операции была находящаяся неподалеку школа Абвера. Месяц назад задание пытался выполнить разведывательно-диверсионный отряд НКВД, но ребятам не повезло. Они выдавали себя за прибалтийских немцев, а акцент напоминал готский диалект[48], что сразу вызвало подозрение. Обнаружив повышенный интерес со стороны гестапо, отряд попытался уйти в Польшу и нарвался на боестолкновение. В результате к своим вышли всего лишь трое.
– Студент! – позвал командир. – С завтрашнего дня поступаешь в распоряжение Лейтенанта и выступаешь в роли денщика.
– Яволь, герр фон…
– Лейтенант Люфтваффе фон Аверт.
– Осип! – продолжил командир. – Ты за кучера, из коляски ни шагу, как бы долго ни пришлось ждать!
Утром отправились в уездный центр под названием Валк[49], остальным разведчикам всучили лопаты и заставили перекапывать землю с внешней стороны ограды. Коляска остановилась возле управы, и Лейтенант отправился за адресами земельных наделов, которые можно получить по сертификату инвалида войны. Олег пересел на козлы рядом с Осипом, и они принялись обсуждать достоинства проходящих мимо дамочек.
– Papiere![50] – потребовал подошедший полицейский.
Форма отличается от установленной в Рейхе, значит, перед ними эрзац-немец, не сумевший подтвердить свою родословную. Разведчики проигнорировали полицая и продолжили разговор.
– Papiere! – повторил полицай и положил руку на кобуру.
Осип не остался в долгу, схватился за кнут и выдал длинную тираду на тарабарском языке с включением нескольких немецких слов из солдатского жаргона. Полицай позеленел: если отбросить шелуху, его обозвали нехорошим словом и отправили в еще более нехорошее место. Назревал скандал, и Олег миролюбиво залопотал:
– Тюринги, тюринги. Лейтенант Люфтваффе фон Аверт, – затем добавил солдатского мата и указал на управу.
К коляске подошел второй полицай. Блюстители беззакония оккупированных территорий немного поговорили и вальяжно встали с двух сторон. Разведчики невозмутимо продолжили обсуждение дамской темы. Лейтенант вышел только через час, причем в сопровождении местного бургомистра. Полицай получил болезненный тычок в зад, а Олег услужливо помог господину устроиться на кожаном сиденье. С этого дня местная полиция в упор не замечала коляску, как и прибывших из неведомой Тюрингии людей.
– С чего это местная власть стелилась перед тобой? – тихо спросил Олег.
– Я предложил хороший гешефт, а староста уезда обещал отдать земли бывшего колхоза вместе с тремя деревнями.
– Поедем смотреть?
– Обязательно, – подтвердил Лейтенант. – За нами присматривают, поэтому до визита в комендатуру необходимо создавать видимость заинтересованных переселенцев.
– Зачем тебе комендатура? – удивился Олег.
– Прагматика жизни. На инвалидной пенсии и проданном ячмене не проживешь, а комендант обязан трудоустроить.
Вопрос трудоустройства предсказать не сложно, единственно возможным и хорошо оплачиваемым местом была школа Абвера. Инвалиду войны предложили должность начальника организационно-строевого отдела с восстановлением воинского звания. Отличная вакансия, эрзац-немца не назначишь, а кадровые офицеры тысячами гибнут в окопах Восточного фронта.
– Собирайте монатки! Сегодня последний день отдыха! Уходим завтра утром! – объявил Моряк.
Разведчики ответили тихим «ура» – отсюда можно уйти только домой. Одну телегу загрузили ящиками, на другой уложили различный сельхозинструмент, третья пара лошадей пойдет в коляске. Вечером Лейтенант отправился в ресторан, закон товарищества требует обмыть с начальством новое назначение. Как обычно в подобных случаях, дружной компании потребовались дополнительные приключения. Предложение продлить вечеринку на мызе в обществе крестьянских красавиц приняли единогласно. Ну а дальше… Москва запрашивала только офицера Абвера, начальника школы с заместителем по воспитательной работе засыпали в яме за стеной.