– Что будем делать? – обратился ко мне Ершов. – Обстрелять их я не могу: преждевременно обнаружу себя.
– Я обстреляю их из автомата, – спокойно сказал Гриша Стрельцов, – а вы смотрите за теми, кто укрывается в лесу.
Гриша быстро по-пластунски пополз к просеке, укрываясь за пнями и кустарниками. Я оторвал взгляд от Гриши и посмотрел на немца, который был у меня на прицеле. Фашист не сводил глаз с просеки, – и вдруг он исчез! С большой тщательностью я стал осматривать стволы других деревьев, но ничего не обнаружил.
– Смотрите! – вскрикнул Сидоров. – Гриша сейчас их обстреляет!
Я увидел, как Стрельцов приподнял автомат, и тут же послышались одна за другой две короткие очереди.
– Молодец, Гриша! – сказал Ершов. – Двух наповал, остальные залегли.
Стрельцов приподнялся, чтобы посмотреть, куда укрылись остальные фашисты. Это стоило ему жизни: короткая автоматная очередь свалила его на траву.
– Убили, сволочи! – простонал Ершов.
В эту минуту из лесу высыпали гитлеровцы, их было много. Высокий офицер бежал позади солдат. Я не успел его убить: меня опередил Ершов, он врезал из своего «максима», как говорят, «на всю катушку». Фашисты замертво падали на землю, но на просеку выбегали все новые и новые солдаты. Груда опустошенных лент лежала рядом с пулеметом Ершова, из верхнего окна кожуха шел пар от кипящей воды, а дядя Вася вставлял все новые и новые ленты.
– Нас обходят! Слышите стрельбу? – крикнул Сидоров.
Действительно, с фланга доносились выстрелы. Спустя несколько минут вспыхнула горячая ружейно-пулеметная стрельба и у нас в тылу. Но Ершов не шевельнулся. Он точно оглох, и огнем своего пулемета он не подпускал фашистов к телу Гриши Стрельцова. Потом Ершов сдернул с головы пилотку, с силой ударил ею о землю:
– Ребята! Раз суждено умереть, так умрем по-русски! Ни шагу назад!
– Правильно, отец, умереть – так умереть смертью героя! – крикнул кто-то позади нас.
Как по команде, мы все оглянулись. В пяти шагах от нас лежал командир роты Круглов с ручным пулеметом. Лицо его почернело от копоти и пыли, были видны только знакомые большие глаза; кисть его правой руки забинтована.
– Вы ранены, товарищ командир? – спросил я.
– Нет, это я случайно оцарапался, когда полз к вам…
– Смотрите! Смотрите! – крикнул красноармеец, лежавший рядом с Ершовым. Он указал рукой в сторону высоты. Мы увидели бежавшего по склону немца. Он был без каски, рыжие волосы взъерошены, лицо и руки в крови, мундир изорван в клочья.
– Да вы только посмотрите, как он бежит! – крикнул Сидоров, перезаряжая винтовку. – Ну и всыпали ему!
Владимир вскинул винтовку на руку, но тут неожиданно для всех нас словно из-под земли перед немцем появилась женщина в военной форме. Солдат остановился, бросил оружие, поднял руки. Но сделав несколько шагов вперед, он вдруг резким движением руки попытался отвести винтовку в сторону и нанести женщине удар в лицо. Последовал выстрел, и фашист упал замертво.
– Да это же наша Зина Строева! Вот так славная девка, ай да молодец! – воскликнул дядя Вася и вновь открыл стрельбу из своего «максима».
Так впервые я узнал о девушке-снайпере Зине Строевой, ставшей потом одним из самых близких моих друзей по фронту.
На правом фланге стрельба внезапно усилилась. Немцы залегли, а спустя несколько минут поднялись и бросились в лес. Мы недоумевали: в чем дело, почему немцы неожиданно побежали? Вдруг до нашего слуха докатилось громкое русское «ура». Оказалось, это к нам на помощь пришли народные ополченцы. Они атаковали противника с фланга и заставили его быстро отступить. Среди ополченцев я совершенно неожиданно встретил сержанта Рогова и командира роты Хмелева.
– Вот мы и опять встретились, – широко улыбаясь, сказал Хмелев и дружески, крепко потрепал Сидорова по плечу. – Теперь я вижу, что вы не любите отступать! Не зря так взъерошились на нас тогда, при первой встрече.
Сержант Рогов крепко обнял Сидорова:
– Я так и знал, что мы встретимся! С того дня я тебя каждый день вспоминал.
Хмелев и его товарищи, оторвавшись от своей части, вошли в состав одного из батальонов народного ополчения. Теперь они помогли нам одолеть врага.
…В лесу быстро сгущались сумерки, на небе появился тоненький серебристый серп луны. Над лесом с карканьем кружилось воронье, чувствовался запах порохового дыма и человеческой крови. Слышались стоны раненых. Опустившись на колени перед мертвым Гришей, замер неподвижно Василий Ершов. По его щетинистым щекам катились крупные слезы.
– Гриша, друг мой! Что я отвечу твоей матери, когда она спросит меня, где ее сын? Чем я утешу ее горе, когда она узнает о твоей смерти?..
Вскоре свежий холмик на опушке леса окружили бойцы. Политрук Васильев держал в руках окровавленную пилотку, орден Красной Звезды и комсомольский билет Григория Стрельцова.
– Клянемся, Гриша, отомстить врагу за твою смерть!
В тылу врага
Ночью кто-то с силой толкнул меня в бок. Я моментально вскочил и схватился за винтовку.
– Протри глаза, – насмешливо сказал Сидоров.
– А? Что, немцы лезут?
– Нет, они спят, а нам приказано отходить.
– Ты что, ошалел? Мы же побили немцев!
– А черт тут разберет… Ребята говорят, что нас обошли.
На рассвете мы заняли новые позиции в районе деревни Бегуницы. Весь день мы укреплялись, рыли траншеи, минировали подступы к ним, вели наблюдение за окружающей местностью. Вечером я стоял в траншее возле землянки командира батальона, куда пришел вместе с командиром роты, и ждал, когда кончится совещание. И вот в небо взлетела ракета, за ней вторая, третья. Затрещали ручные и станковые пулеметы, послышались короткие автоматные очереди и винтовочные выстрелы. Кончились минуты солдатского покоя!
Старший лейтенант Круглов вышел из блиндажа вместе с комбатом, майором Чистяковым.
– Виктор, – сказал майор командиру нашей роты тоном, какого я никогда у него не слышал, – Тебе доверяют дело, которое может решить судьбу всех нас. Немцы что-то задумали, у них идет какая-то перетасовка сил. Куда они хотят направить основной удар? Вот это мы должны знать. Обязательно, понимаешь? Может быть, в этом штабе найдете документы?
Майор снова зашагал по траншее. Он нервничал и, когда подошел к Круглову, пристально посмотрел ему в глаза:
– Ты сам знаешь, дело очень опасное. Смотри, береги себя…
Чистяков крепко обнял Круглова и трижды поцеловал. Я тоже разволновался. Пройти в тыл врага – задача не слишком трудная, но вернуться обратно, когда фронт все время меняется, – дело очень сложное.
Простившись с комбатом, Круглов подошел ко мне радостный, как-то по-особому возбужденный и спросил:
– Ну как, заждался? Ничего, на фронте всякое бывает, идем скорее домой, у нас сегодня много дел.
Эти слова были произнесены так естественно, что, казалось, мы действительно направляемся домой по ярко освещенным улицам Ленинграда. Однако ракеты да трескотня пулеметов напомнили мне о тяжелой действительности.
Придя в землянку, Круглов присел на край нар, достал из планшета блокнот, вырвал чистый лист и стал что-то писать. Политрук Васильев сидел возле телефонного аппарата и передавал сводку. Круглов быстро встал, подал листок старшине и сказал:
– Срочно вызовите ко мне вот этих людей, проверьте снаряжение и наличие боеприпасов, выдайте на два дня продовольствие.
– Что случилось? Зачем и куда посылаешь людей? – спросил Васильев.
– Майор Чистяков поставил задачу – пробраться в тыл врага.
Васильев тихо присвистнул… Круглов же разложил у себя на коленях карту и указал нам на красный квадратик:
– Вот в этом районе, по данным нашей воздушной разведки, расположился штаб немецкой части. Нужно найти его и взять документы. Думаю, упоенные своими успехами, немцы не очень бдительны.
– Сколько человек идет?
– Со мной восемнадцать.
– Сколько километров до вражеского штаба?
– По прямой 6 километров, а в обход 9—10. Время на выполнение этой задачи – восемь часов, и ни одной минуты больше.
В землянку вошел старшина Розов и доложил:
– Товарищ командир, люди в сборе, что прикажете делать?
Круглов положил карту в планшет. Мы вышли в траншею. Командир роты поздоровался с бойцами, коротко и ясно изложил план предстоящей операции.
– Товарищ старший лейтенант, – обратился к Круглову красноармеец Ушаков, – а как мы пройдем через линию фронта?
– У нас сплошной линии фронта еще нет. Передовые части противника обойдем по болоту.
Больше вопросов не было. Мы сдали документы Васильеву, оделись в маскировочные трофейные костюмы, проверили оружие. Через некоторое время мы уже подходили к болоту. Впереди группы шли трое: старший лейтенант Круглов, Сидоров и я.
– Эх и сушь в этом году стоит, – сказал Сидоров. – Наше счастье. В другое лето мы бы здесь разом провалились.
Мы углубились в болото, прошли километра два, потом вышли в густой смешанный лес. В лесу все спало глубоким сном. Ни единого звука: молчали даже птицы, напуганные шумом дневного боя. Круглов вывел нас на лесную тропу, приказал мне и Сидорову идти вперед, а сам, поджидая остальных товарищей, остановился на тропинке.
Мы шли очень осторожно, пробираясь от дерева к дереву, и ни на минуту не теряли зрительной связи с идущими позади. Тропой подошли к лесному оврагу и остановились, чтобы просмотреть его склоны и дно. Там мы никого не обнаружили и прошли еще километр или больше. Все было спокойно. Вдруг впереди послышались невнятные голоса. Командир роты приказал всем немедленно сойти с тропы и лечь, а сам, пройдя несколько шагов по тропинке, лег на траву и прижался ухом к земле. Потом порывисто встал, вытер платком лицо:
– Навстречу идут люди!
Командир роты стоял, укрывшись за стволом березы и не отрывая взгляда от лесной тропы. Звуки шагов нарастали и приближались к нам, мы уже ясно слышали, как люди задевали ногами за корни деревьев и тихо ругались.