– Да, только не знаю, когда именно. А что?
– Да так, ничего, – грустно произнесла она.
– Свет, подожди, – окликнул я девушку. Та тут же обернулась, широко распахнув свои красивые глаза.
– Да, Сереж?
– Подойди, пожалуйста, – я не соображал уже, что делаю, до чего же она хороша.
– Что, – спросила она, усаживаясь рядом со мной на краешек кровати.
– Я вернусь к тебе, – вдруг слетело у меня с губ, – обязательно вернусь. – Я взял ее за руку и, легонько подтянув к себе, чмокнул в щечку.
Девушка не отстранилась, не шлепнула меня по наглой роже, лишь щеки вспыхнули огнем и глаза опустились вниз.
– Ты, правда, приедешь? – спросила она неуверенно.
– Я всегда держу слово. И я тебе его даю. Отлежусь немного в госпитале и вернусь.
– Я буду ждать тебя, только вернись, – прошептала она и добавил чуть слышно: – живым.
Я откинулся на подушку и, закрыв глаза, увидел ее. Как она хороша, Господи. Во дела, а я, кажется, и правда втрескался в нее. Ну, а что тут, впрочем, такого, я не человек, что ли? Только, как она отреагирует на моих дочек? А то, что я увезу ее с собой, даже не обсуждается. Хотя, хрен его знает, как дальше все сложится.
Ой, как хочется скорее увидеть девчонок. Пока по тылам лазаешь, некогда вспоминать, а тут накатило все и сразу.
Проснулся я около девяти, вокруг слышался гомон, чувствовалась какая-то суета. Напрягшись, выполз из палатки и сразу натолкнулся на военврача.
– Куда это мы собрались, молодой человек? – прищурив глаза, спросил доктор.
– Посмотреть решил, что за беготня вокруг, – ответил я, озираясь по сторонам.
– Обычное дело, новая партия с передовой. Вам нужно сделать укол, пройдемте обратно.
– Как скажете, – пожал я плечами и направился обратно.
Улегшись на свою кушетку, дождался залпа из «главного калибра». Потер задницу и спросил у врача:
– Товарищ военврач, Андрей Ильич, а где Светланка?
– Раненые еще ночью прибыли, работала всю ночь. Час назад я отпустил ее поспать. Сейчас пока затишье.
– Ясно, много раненых?
– Тяжелых много, батальон попал под танки, осколочные в основном.
– Да, тяжко там, да где сейчас легко-то? – вздохнул я.
– Это точно, молодой человек. Вы вот и не в пехоте служите, а вон как вас всех потрепало-то.
– Ой, доктор, а как там мой товарищ? Лейтенант Зимин?
– Ранение в грудь тяжелое. Большая потеря крови, нужно немедленно в госпиталь. Я слышал, к обеду прибудут машины за вами.
– Но жить-то будет?
– Все зависит от него. Молодой еще, должен выкарабкаться.
– Спасибо, что успокоили. Вы не проводите меня к нему?
– Он почти все время без сознания, повидаетесь позже. Если можете вставать, то начинайте собираться.
– Да нищему собраться, только подпоясаться.
– Да вроде барахла у вас много было с собой?
– Так то у ребят, у меня немного, – махнул я рукой на кучку тряпья и ствол в чехле, лежащие в углу палатки.
– Разрешите вас покинуть, молодой человек, служба, – доктор развел руками, – вам что-нибудь нужно?
– Да, хотелось бы умыться, а если можно, то и побриться.
– Пойдемте, я покажу.
С доктором мы прошли к небольшому навесу под березкой, где я обнаружил Мурата. Этот жук уже намылся и набрился и сидел довольный, словно три рубля нашел.
– Аж светишься весь. Чего такой веселый?
– О, командир! Хорошо это, побриться после лазания по болотам. Еще бы баньку, – мечтательно проговорил Мурат.
– В Ленинграде выпросим. Сходим опять к морякам, у них, помнишь, как мылись в прошлом году?
– А то, знатный парок был. Когда выезжаем? – вдруг резко сменил тему Мурат.
– Должны машины прийти, у нас почти все лежачие. Плюс Истомин говорил, охрана будет.
– Ого! Чего так всполошились? Из-за диверсантов, что ли?
– А тебе что, мало показалось? – я недовольно сплюнул под ноги. – Чуть всех на тот свет не отправили, а ты говоришь.
– Да ладно, я так.
– Сейчас в порядок себя приведу, проводишь к парням. Хочу посмотреть сам, как они.
– Да нормально все, лежат, охают, – засмеялся казах.
– Вот ты нерусь, ничего-то тебя не трогает.
– Да я же шучу, командир. Смех жизнь продлевает.
– Ты только в тылу у немцев не шути, понял?
– Виноват. Исправлюсь, – Мурат не мог сдержать смех, да и я тоже.
Пока брился, все высматривал свою сероглазку, так хотелось увидеться. Не повезло. После водных процедур пошел к парням. Всех обошел, со всеми поговорил, но мысли были явно не на месте.
Вот уж пришли машины, бойцы охраны помогли погрузить вещи и нас самих, а Светланки все не видно.
Я, вздыхая, уселся в кузове полуторки, рядом с носилками Зимина. Истомина везли в другой машине. Для него была подана легковушка. Александра Петровича удобно разместили в ней, ну а мы по-простому.
Машины уже начали набирать ход, как я услыхал голос. Господи, пришла все-таки.
– Останови машину, Мазута! – Я застучал в кабину кулаком. Но водитель то ли не слышал, то ли делал вид, и машина продолжала ехать вперед. Тогда я рванулся к заднему борту, казах пытался остановить, но я лишь отмахнулся.
Чуть не кубарем слетев на ходу из грузовика, я кое-как встал и двинул навстречу Светланке. Когда сошлись, обхватил и прижал ее к себе. Закружил как в танце, правда, чуть не рухнул от боли в боку. Видимо, скривило меня не хило, так как Светик изменилась в лице. А я просто впился ей в губы и стал жадно целовать. Я покрыл поцелуями каждый миллиметр ее лица. Она плакала и, обхватив мою голову ладонями, смотрела прямо в глаза. За спиной раздавались крики и сигнал клаксона, мы не обращали внимания ни на что вокруг. Были только она и я.
– Вернись! – говорили ее глаза.
– Обязательно! – отвечали ей мои.
Без слов ясно, не нужна болтовня, когда две половинки находят друг друга. Нас прервали неожиданно, тряхнув меня за плечо.
– Товарищ лейтенант, вас зовут, – позвал меня кто-то.
– Да, да. Сейчас иду, – не оборачиваясь, ответил я.
– Товарищ старший майор ждет, приказано прибыть немедленно к нему, – процедил незнакомый боец, видимо, из присланной охраны.
– Иди, тебе ехать надо. Командир рассердится, – наконец произнесла Светланка.
– Жди! – коротко ответил я и, крепко поцеловав эту чудесную девчушку, зашагал в направлении машины Истомина.
– Насколько? – коротко бросил мне Истомин.
– Очень, – так же коротко ответил я.
– Ну и молодец. Наконец-то! – радостно кивнул головой Петрович.
– Не понял? – удивился я.
– Девчонкам мать нужна. Нет, ты не думай, что они нам в тягость. Просто мама есть мама.
– Да знаю, только вот как она отреагирует?
– Нормально отреагирует. Ты думал, где жить после войны будешь?
– Да разве об этом можно думать? Когда еще все это кончится? Конечно, не думал, – секунду подумав, ответил я.
– Давай ко мне, в Ленинград. Квартиру тебе дадут, обещаю, где-нибудь рядом со мной. Заживем после войны – ух.
– Я так далеко не умею загадывать, уж извините, товарищ старший майор, – сухо ответил я. Все мои мысли были очень далеко от всего этого. Проклятая война, долбаный говнюк с челкой. Эх! Как жить-то хочется.
– Серег, теперь у тебя будет столько стимулов, чтобы жить, и, я думаю, хватит уже тебе самому по вражеским тылам ползать. Зимин поправится, передашь группу ему.
– Товарищ старший майор…
– Я знаю, что я старший майор, смотри, как бы в страшного не превратился. – Заржал, все время издевается.
– Александр Петрович, не делайте этого. Счет у меня к «бесноватому» уж очень длинный. Давайте так, если запорю дело, то хоть под трибунал, а пока буду служить и служить, не жалея сил.
– Молодец! Я этого и ждал от тебя. И не только я. Ладно, приедем в город, дам распоряжение. Найдем санинструктора на замену твоей пассии, а ее к нам. Тебе ведь уход нужен, вот и пусть тебя лечит, да и под присмотром будешь.
– Есть, – не зная, что ответить, рявкнул я от радости, распиравшей меня изнутри.
– Как зовут-то хоть? – вновь заговорил Истомин.
– Светланка! Как и жену из той жизни, – немного помрачнел я.
– Не тушуйся, все будет хорошо. Лично прослежу, – опять улыбаясь, проговорил Петрович.
Разговор утих, да и не хотелось лясы точить, больно уж на душе тоскливо было.
Доехали как-то незаметно. Почти всю дорогу дремал, да и боль от раны обратила на себя внимание. В госпиталь нас положили на этот раз в другой, Аничков дворец оказался сильно разрушен. В один из зимних налетов Люфтваффе во дворец попало сразу четыре бомбы. Специально, видимо, целились, суки. Александр Петрович рассказал, что погибло около тысячи раненых и много хороших врачей.
В новом госпитале нас уложили всех в одну громадную палату. Истомину предложили лечь в отдельную, для высшего командования, но он отказался. Только Зимина определили в реанимацию.
Истомин прыгал на костылях, постоянно пропадал в кабинете главного врача. Там был телефон, он все время висел на нем. На второй день в госпитале появились люди в фуражках с малиновым околышем и солдаты с катушками проводов. В кабинет главврача провели спецсвязь для Истомина. Тот стал появляться в палате еще реже.
Мы с парнями лежали, бродили по палате, кто мог, играли в карты. Карты нашли здесь, в госпитале, но Истомин пригрозил отобрать.
На пятый день Петрович вернулся после телефонного разговора – с ним бойцы.
– Серег, собирайся, нужно съездить кое-куда. Парни помогут тебе спуститься.
– Да я и сам могу, с костылем если, – опираясь на костыль, я ходил довольно уверенно.
– Ну, пошли тогда, оружие не бери, – увидев, как я вкладываю ТТ в кобуру, остановил мой порыв Истомин.
– Есть! – коротко бросил я и направился к выходу.
У входа нас ожидала, нет, ни фига не эмка. Длиннющий, черный, лакированный, хрен его знает кто. Не «мерседес» точно, этого узнать не трудно, «хорьх», что ли? Не знаю.
– Откуда такое чудо? – воскликнул я.