Продолжая рисовать в голове мнимую траекторию, Шабалин вдруг со всей ясностью осознал, что в настоящий момент от стрельбы по этим людям его ничего не ограждает. Чисто технически они стояли в пределах досягаемости действительного огня имеющихся на посту винтовок «СВДС». Организационно – уровень стрелковой подготовки и его лично, и дежурных поста вполне позволял справиться с такой задачей. С юридической стороны Шабалин имел полное право на открытие огня по лицам, нарушающим комендантский час. Более того, применение оружия в определенных обстоятельствах, четко указанных в приказе, полностью снимает с исполнителя ответственность за любой результат стрельбы.
Сдерживающим фактором, не позволяющим Шабалину тут же открыть огонь на поражение, оставалась только моральная сторона вопроса. Однако, вопреки всему представлению о непреложных устоях человеческого бытия, приобретенных Павлом в течение прожитой им жизни, моральная сторона вдруг стала рассыпаться как карточный домик, лишившись своего основополагающего фундамента – неминуемой ответственности одного человека за убийство другого человека.
Паша даже помотал головой, стараясь избавиться от этого наваждения, но оно, словно сгусток какой-то сверхъестественной силы, стало окутывать его сознание, побуждая к бескомпромиссным действиям в открывшемся окне возможностей.
Ему вдруг неудержимо захотелось СДЕЛАТЬ ЭТО. Даже не ему самому, а кому-то запредельно жуткому по своей сути, глубоко сидящему в его сознании, тому безжалостному монстру, с которым Паша еще не был близко знаком, но уже знал о его существовании – замечая его присутствие в своем теле и разуме во время тренировочных стрельб, когда по необъяснимой причине твое сознание зауживается только до одного действия – поразить цель – и ты забываешь обо всем на свете. В такие моменты ты не ведаешь, что делаешь, будто кто-то другой, а не ты, держит винтовку, и кто-то другой, а не ты, блаженно упивается ничем не ограниченной властью над жизнями других людей…
Шабалин чуть приподнялся с кресла и, протянув руку, взял ближнюю к нему винтовку, установил прицел на 7, снял с объектива прицела резиновый колпачок, откинул ножки сошки и водрузил «СВДС» на мешок с песком.
Дальше все могло быть решено в течение нескольких секунд, и Паша уже было потянулся рукой к рукоятке затворной рамы, как все же нашел в себе силы остановиться.
Вернув винтовку на стол, он поднялся с кресла и стал ходить по посту туда-сюда, бешено прокручивая в голове рой мыслей, которые пытались найти здравое объяснение только что пережитому чувству.
– Товарищ старший лейтенант, что с вами? – спросил Бушуев.
Шабалин не ответил, вернулся на прежнее место. Некоторое время молча смотрел на «Отель». Подчиненные уже обратили внимание на непонятное поведение своего командира, но виду не подавали.
– Черт, – Паша помотал головой, но наваждение не исчезало – он неотрывно смотрел в прицел, снова чувствуя нарастающее непонятное возбуждение. – Артем, – все же стараясь отвлечься, Шабалин позвал старшего поста.
– Я, товарищ командир, – отозвался снайпер.
– Ты читал Хемингуэя?
– Ну, – замялся Артем. – Было когда-то.
– Что читал?
– Да не помню уже. В школе что-то было. Про какого-то моряка, который пеленгаса неделю из моря вытащить не мог.
– Не пеленгаса, – усмехнулся Паша. – А марлина.
– Ну, пусть будет марлин, – согласился снайпер. – А что?
– Больше ничего не читал?
– Не-а, – мотнул головой снайпер. – А надо?
– Я читал «Прощай, оружие!», – сказал напарник. – Сильная вещь.
– Сильная, – согласился Шабалин. – Ориентир «Отель», правый торец. Четыре нарушителя комендантского часа. Все со стрелковым оружием. Быстро данные для стрельбы!
Оба снайпера достали блокноты и калькуляторы, отчего Паша поморщился, но стерпел. Через минуту данные были готовы.
– Температура отличается от табличной, – сказал Артем. – Но зато нет ветра. Деривация на такую дальность всего двадцать сантиметров, целимся в левую часть груди…
– Сам как считаешь? – Паша посмотрел в глаза своего снайпера. – Надо?
Артем замялся, хотя глаза его, похоже, отражали то же самое ни с чем не сравнимое чувство, которое испытывал сейчас и сам Шабалин.
– Если бы вас, товарищ старший лейтенант, сейчас здесь не было, я бы принял решение стрелять – согласно имеющемуся приказу. Но, так как вы сейчас с нами, то я сделаю то, что вы прикажете, – четко разделяя слова, произнес Бушуев.
Артем смотрел на командира, ожидая от него конкретного указания, но, к своему удивлению, он услышал нечто пространное, чего никогда прежде не замечалось за Шабалиным.
– Нет лучше охоты, чем охота на человека. Кто узнал охоту на вооруженных людей и полюбил ее, больше не захочет познать ничего другого, – на одном дыхании произнес Паша и, снова вздохнув, добавил: – Это Хемингуэй… а он знал в этом толк…
Оставив вопрос снайпера без ответа, Паша снова прильнул к окулярам и с каким-то душевным облегчением увидел, как все четыре потенциальные цели зашли в здание, тем самым избавив его от необходимости впервые в жизни принимать страшное решение – вернее, учитывая окружающие реалии, отодвинув такое решение на более поздний срок…
– Ладно, – Паша поднялся. – Я увидел твой взгляд, жаждущий крови, но постарайся не уподобляться Крису Кайлу – от этого плохо кончают. Стрелять только при явном нарушении комендантского часа, исключительно по вооруженным людям! Ясно?
– Так точно, – отозвались оба снайпера.
Паша ясно почувствовал в их ответе огорчение – словно у маленьких детей отобрали желанные игрушки.
– Еще настреляетесь, – сказал он и пошел к лестнице, ведущей с поста.
Спустившись вниз, он вышел на темную улицу. Ему предстояло пройти всего пару сотен метров, но неизвестная темнота пугала его. Шабалин снял с плеча «Винторез», передернул затворную раму и, удерживая палец на спусковой скобе, так и прошел эти двести метров до своего нового «дома».
Дверь открыл дневальный, осветив лицо ротного через небольшое окошко.
– Товарищ командир, происшествий не случилось. Из штаба группировки звонил какой-то Чинар, сказал, чтобы вы завтра в девять утра были в штабе на совещании.
– Хорошо, – кивнул Паша и прошел в офицерскую комнату отдыха.
Стешин и Шевчук уже спали, Хвостов сидел в канцелярии с дверью напротив и под светом настольной лампы читал какую-то книгу.
Паша снял шлем, бронежилет, ботинки и вытянулся на койке, которая безжалостно скрипнула, напомнив ему шумную казарму военного училища…
С утра Паша назначил трех наименее подготовленных снайперов, имеющих водительские права, водителями «Тигров», приказал Денису Стешину готовиться к убытию на элеватор и к девяти часам прибыл в штаб группировки.
Совещание в группировке «Пальмира» проходило точно так же, как любое другое совещание в Российской армии: встреча командного состава начиналась с жесткого осуждения виновных в грехах, допущенных за минувшие сутки, продолжалось наказанием невиновных, завершалось награждением непричастных. Затем следовали доклады подразделений и служб, ставились задачи на очередные сутки, виновные в недавних грехах снова получали втык, и на этом все заканчивалось началом нового боевого дня. Дядя Леша, а именно так все называли командующего группировкой «Пальмира», с утра выглядел более чем хмуро и поэтому на совещании был совсем не оригинален.
– Мне кажется, или я уже устал вам всем здесь повторять эти старые прописные истины? – Прищур генерала был грозен, как никогда. – Сколько раз подряд можно наступать на одни и те же грабли? Когда, наконец, придет конец этой расхлябанности, безответственности и разгильдяйству?
– Что случилось, товарищ подполковник? – тихо спросил Паша сидящего рядом Игоря Барченко.
– На элеваторе ночью перестрелка была, духи прошли линию инженерных заграждений и напали на садыков, а там наши советники были, двое ранены, один тяжело…
– Вчера оттуда десантники снайперов сняли, а мы только сегодня туда зайти должны, – сказал Паша.
– Да не, – успокоил разведчик снайпера. – Не в тебе дело. Там садыки не могут нормальное минное поле перед собой поставить. От этого и все беды…
– Кто там болтает? – Генерал повернулся лицом к Чинару, который тут же встал.
– Товарищ генерал, мы уже три рапорта на штаб группировки написали, чтобы нам выделили инженеров для обустройства минного поля, но инженерная рота вся на другом направлении задействована. Приказано ждать.
– Вы пока будете ждать, духи спокойно через элеватор ходят и до нас дойдут в одну прекрасную ночь. И всем тут головы поотрезают!
Тут генерал увидел Шабалина.
– О, Шабалин! А ты чего там, молодец такой, притих и молчишь, как неродной?
Паша поднялся, не зная, что сказать.
– Так мне приказ на направление туда снайперов только сегодня обещали. Группа готова…
– Ты, помнится, в военном училище лучше всех инженерное дело знал, если мне память не изменяет!
– Не изменяет, товарищ генерал, – Паша выдохнул. – Я же до училища срочку и контракт в инженерно-саперном полку служил и имею допуски на все виды минно-подрывных работ. Вроде еще не забыл, как с минами обращаться…
Нахвалив себя, Паша вдруг прикусил язык, осознав, что в эту минуту он многократно добавил себе головной боли, тогда как еще то, что навалилось ранее, разгрести в обозримом будущем не представлялось возможным – а тут, после этого бахвальства, ему явно еще добавят особо важных задач, не решив которые ты, по мнению верхнего руководства, автоматически становишься военным преступником и вообще предателем Родины.
– Вот и отлично, – возрадовался дядя Леша. – Не отменяя приказ на выделение снайперской группы, предлагаю тебе заняться минированием дороги и подступов. Я уверен – ты справишься!
– Так точно, – ответил Шабалин. – Справлюсь! Разрешите узнать, какое имеется минно-подрывное вооружение?
– Все там, на элеваторе, – отмахнулся генерал, для себя уже решив эту проблему и поставив на ней точку.