Барченко и Федяев забрались в машину, наполнив ее шумными возмущениями, следовавшими после инструктажа у дяди Леши.
– Радиоперехват получили, – начал говорить Валера, когда машина тронулась. – Духи вскрыли расположение передовых рот штурмового корпуса и определили вероятные направления наступления, которые решили закрыть опорными пунктами. Для построения своих «опорников» они из Эс-Сухнэ везут четыре бульдозера – будут нагребать оборонительные валы. Авиация поднята, беспилотники висят над дорогой – ищут тралы с бульдозерами.
– А что сирийцы? – спросил Паша.
– Да они пока раскачаются… – отмахнулся Валера. – Командира сирийского найти не могут, то ли спит где-то, то ли сбежал.
– Сбежал? – удивился Шабалин.
– Да у них это нормально, – ответил Федяев. – Когда в прошлом году духи Пальмиру отбивали, сирийское командование свалило из города сразу. Здесь только рота нашей десантуры оставалась и группа «подсолнухов». Восемнадцатая танковая дивизия садыков тогда много танков боевикам подарила. Устойчивость очень слабая у них, – сетовал Валера. – Менталитет восприятия войны у них совсем не такой, как у нас. Они воюют не тогда, когда надо, а тогда, когда это не мешает другим делам. Обед привезли – стоп война! Молитва началась – стоп война! Стемнело и захотелось спать – стоп война! Слишком жарко палит солнце – стоп война! Это нас устав приучает, что противника нужно бить до полного разгрома, а они будто об этом никогда и не слышали.
Броневик вышел из Тадмора и несся к элеватору.
– Какая у нас задача? – спросил Паша.
– Надо оценить обстановку, – ответил Федяев. – Визуально, прощупать лично.
Вскоре они минули элеватор – эти огромные блестящие банки, которые монументально возвышались над пустынной местностью. Часть банок была разорвана взрывами во время прошлогодних боев, что придавало им сюрреализма и утопичности. Часть же банок стояла нетронутой, как бы призывая вернуться к миру и размеренной спокойной жизни.
В девять часов утра «Тигр» подъехал к месту размещения полевого управления штурмового корпуса, где находился советник сирийского генштаба генерал-лейтенант Агапов, который, если быть справедливым, не столько советовал, сколько курировал действия командира корпуса, фактически осуществляя управление войсковым соединением.
Полевой «офис» генерала располагался в бронированном «КамАЗе»-«капсуле», оснащенном соответствующими средствами связи и местами для отдыха. Именно возле «капсулы» и стоял генерал, перед которым вытянулись пять сирийских старших офицеров с выпученными глазами.
Шел обычный утренний процесс мотивирования подчиненных на успешное решение предстоящих боевых задач. Как орал Агапов, было слышно даже в закрытом «Тигре». Генерал-лейтенант в группировке был на слуху: он прослыл достаточно грамотным, жестким и успешным командиром, умеющим бодрить нерасторопных садыков, основательно и всецело мотивируя их на безусловное выполнение поставленных задач, для чего он в полной мере использовал предоставленные ему полномочия и при малейшем проявлении малодушия без выяснения причин направлял виновных в штрафные роты.
– Видать, наши друзья косого упороли, – заключил Федяев, после чего открыл дверь и вышел из броневика.
Генерал, завидев полковника, оживился:
– Федяев, где вас черти носят? Вы что, как и они – пока не пнешь, никто не поднимется и в атаку не пойдет?
– Товарищ генерал, полковник Федяев прибыл в означенное приказом по группировке время! – вместо ответа доложил Валера.
Генерал махнул рукой, приглашая его подняться в подвижный бронированный штаб. Сирийцев распустили, и они мгновенно растворились в пространстве. Агапов направился к «капсуле», чуть прихрамывая на ходу. Федяев пошел за ним.
Барченко и Шабалин выбрались из «Тигра» и, пока Федяев шептался с генералом, стали осматриваться. Здесь, в полевых условиях, располагался танковый батальон на «Т-62М» и «Т-55», два мотопехотных батальона на БМП-1, артиллерийская батарея 130-мм дальнобойных пушек «М-46», две батареи 122-мм гаубиц Д-30, реактивная батарея «Град», стояла масса грузовых машин тыловых служб, коптили небо полевые кухни. Где-то впереди слышалось урчание бульдозеров, которые возводили «сирийский вал» – насыпное ограждение, способное предотвратить прорыв джихад-мобилей к скоплению машин и боевой техники. И вся эта масса войск уже была в движении.
С крыши «Тигра» открылся шикарный вид в направлении предстоящего наступления: широкая пустынная долина, слева примыкающая к горам, местами изобилующая небольшими низинами и возвышенностями, которые, впрочем, не смогли бы скрыть перемещение людей и техники.
– Вон в том сарае они сидят, – Чинар указал рукой на одиноко стоящее одноэтажное здание.
Паша поднял подаренный вчера бинокль и стал осматривать строение. Под стеной дома угадывался стоящий в тени «Хай-Люкс», поставленный со стороны Пальмиры, чтобы его не было видно со стороны Хулейхиле. Признаков пребывания людей видно не было.
– А связь с ними есть? – спросил Паша.
– Устойчивая, – ответил Барченко. – Пару раз они доложили о перемещении групп боевиков, которых мы и сами видели, больше ничего. Смысл так рисковать? Не понимаю… сейчас заруба начнется, садыки вперед пойдут, чего доброго, под раздачу наши «солнышки» и попадут. Не те их упокоят, так эти…
Чинар развел руками.
– Печально, – подытожил Шабалин, опуская бинокль.
Штурмовые роты пока стояли на месте – командование все еще не определилось с порядком выдвижения. Федяев, пробыв в «капсуле» у генерала около часа, наконец-то выбрался оттуда слегка очумевший.
– Беспилотники рыщут по району, картинка в общем-то есть, позиции бармалеев установлены, радиоразведка нарыла кучу источников, сейчас переводчики работают над перехватами, пытаясь понять семантику обмена.
Неподалеку раздался истошный крик:
– Орудие!
Ему ответил не менее громкий вопль:
– Выстрел!
И почти сразу ухнуло одно орудие.
– Началось, – сказал Барченко.
Паша замер на несколько мгновений, ожидая прилета снаряда, а когда вдали к небу взметнулся столб пыли, поднес бинокль к глазам. До разрыва было километра четыре, и снаряд, очевидно, упал на «опорник». Похоже, что корректировать не было нужды, и после истошного крика «батарея!», четыре Д-30 начали методично забрасывать туда снаряды. После двух-трех залпов корректировать огонь было бессмысленно из-за стены непроницаемой пыли, поднятой разрывами осколочно-фугасных снарядов, и поэтому батарея била в квадрат на одних установках прицела.
Минут через пять стрельбу открыла вторая батарея, потом дальнобойная батарея и наконец реактивная. «Грады» ударили по участку местности, прикрытому от наблюдения небольшим холмом.
– Есть решение сейчас прокатиться вперед, – сказал Федяев, – и встать вон у той возвышенности, где скальник торчит, да оттуда обстановку оценить вживую. Нет, мы, конечно, видим с беспилотников, что да как, но командирскую рекогносцировку никто не отменял…
Шабалин не успел возразить, как из «капсулы» выбрался генерал Агапов и подошел к Федяеву:
– Ну, где твой тарантас? Этот? С якорем?
– Товарищ генерал, – Федяев выглядел решительно: – Я вас в машину не пущу, пока вы не наденете бронежилет и шлем.
– Значит, сверху поеду, на броне, мне не привыкать.
В войсках знали генерала Агапова не только как грамотного и решительного командира, но и как человека, обладающего личным мужеством и смелостью, которой многие могли бы позавидовать.
– Лампасы вас защитить не смогут, – продолжал протестовать Федяев. – А мне за вас отвечать!
– В машину. – Генерал оттолкнул полковника и забрался в «Тигр», где сел рядом с водителем.
Федяеву ничего не оставалось делать, как подчиниться. В «Тигре» стало тесновато.
– Стас, – Валера обратился к водителю. – Смотри, вот так объезжаем славное сирийское войско, потом прямиком держишь путь вон на ту горушку. Под ней и остановишь.
– Есть, – кивнул водитель.
Две роты уже двинулись вперед, и некоторое время «Тигр» шел, пристроившись в корму крайней БМП-1, но потом, когда рота сместилась влево, набрал скорость и уже не сворачивая двигался к холму, с которого предполагалось провести визуальную разведку.
Машину трясло на ухабах, и все вцепились в поручни. Генерал сосредоточенно смотрел вперед и наконец-то сказал:
– Вот тут стой, дальше мы сами…
«Тигр» остановился, и Агапов тут же вышел из машины. Выскочили и остальные.
– Ну что, господа, проверим вашу физическую подготовку? – Агапов хитро прищурился. – Вперед – марш!
До вершины было метров двести, и спустя несколько минут запыхавшиеся люди уже стояли возле останца, венчающего холм. Генерал стоял открыто, словно Кутузов перед Бородино, и шарил биноклем по открывшейся внизу долине. Паша разглядел впереди движение и положил снайперскую пару в боевую позицию, однако дальномер показал дистанцию до цели, превышающую возможности «манлихера», и от стрельбы пришлось отказаться.
– Так, вижу, – время от времени Агапов бросал похожие фразы, – интересно получается…
Барченко и Федяев, переживая за то, что им приходилось стоять возле генерала на открытом пространстве, заносили наблюдения на рабочую карту и электронный планшет и нервно поглядывали вперед, обоснованно опасаясь пуска с той стороны противотанковой ракеты.
Паша на всякий случай, поставив свою винтовку на сошку, лежал рядом со своими снайперами, больше скрываясь от возможного обстрела, чем занимаясь снайперской работой.
Слава Борзов высмотрел какое-то движение в километре от позиции:
– Товарищ капитан, есть цель…
– Где?
Паша приложился к своей винтовке, но как ни силился, разглядеть ее не мог. Снайпер-наводчик подтвердил наличие цели, рассмотрев ее через свой прибор наблюдения.
– Командир, бьем? – спросил Борзов.
– Да где вы ее видите?
Наблюдатель придвинулся ближе к командиру и на ухо зашептал:
– Товарищ капитан, да нет там никого. Но если мы сейчас перед генералом спектакль не исполним, орденов нам не видать…