– Что у вас?
– ПТУР «Фагот», товарищ капитан, – доложил Лобаев. – Пусковая и ракеты.
– Ракет хватит? – усомнился Паша.
– На один «Т-62» хватит, – кивнул ракетчик.
– Хорошо, – сказал Паша. – Грузите в «Тигр».
Пока Паша формировал группу, которой предстояло сидеть на холме в течение дня, его пару раз дергали в полевой штаб, намечая и тут же отменяя важные боевые задачи, из чего Шабалин сделал вывод, что старшие офицеры из Генерального штаба зазря «поднимали тосты за успех начавшейся войны» и грандиозного штурма сегодня не будет. Уже перед самым отъездом он встретил начальника разведки, и Чинар мимоходом бросил:
– Сухель с севера встал, игиловцы там хорошо держатся. Пока он их не сломает, мы одновременно по городу не ударим. Так что пару дней еще можно спать спокойно. Но «Т-62» ты мне сегодня убей, – Игорь хлопнул Пашу по плечу и исчез по своим делам.
– Убьем, товарищ подполковник! – крикнул Паша вслед. – Обязательно убьем!
Крикнув, он обернулся и вдруг увидел то, чего никак не мог бы здесь увидеть: метрах в семи от него стояла тоненькая стройная девушка, арабка, в яркой одежде, джинсах и легком топике, на котором была изображена большая черная бабочка. Она приветливо улыбалась, явно Паше.
Шабалин растерялся, ибо такого здесь просто не могло быть вообще и никак от слова «совсем».
– Здравствуйте! – сказала она на вполне сносном русском языке. – Можно узнать, кого собирается убить русский офицер?
У Шабалина мелькнула череда мыслей в голове, часть из них формировала ответ на заданный вопрос, часть все же пыталась найти понятное объяснение столь невозможному видению и доказать, что это либо сон, либо солнечный удар, либо результат воздействия эгрегора войны и правильных богов на его сознание.
– Вы кто?
Непроизвольно Паша шевельнул винтовкой, поправляя ее на плече.
– Азиза, – ответила она. – Телеканал Аль-Джазира.
Паша демонстративно посмотрел за нее. Она поняла этот жест.
– Мой оператор и его помощник выгружают оборудование. Машины там стоят.
– Шабалин, – откуда-то появился Федяев. – Ты чего тут местные обычаи нарушаешь? Нельзя смотреть на женщину, выпучив глаза, даже если она тебе этого не запрещает.
– Так это… – Паша не знал, чего ответить.
– Мне нужно интервью с военным, – сказала Азиза, интуитивно поняв, что Федяев здесь главнее. – У нас есть разрешение правительства и штаба армии. Русские военные также разрешили снимать на этой военной базе. Даже один с нами приехал, он где-то здесь… полковник… забыла, как его.
– К сожалению, мы уезжаем, – сказал Федяев.
– Да, мы уезжаем, – подтвердил Паша.
– Никуда никто не уезжает, – раздался сбоку громкий командный голос, и Паша увидел, как быстрым шагом к нему приближается полковник с хорошо знакомым лицом.
Шабалин мог поклясться, что неоднократно пересекался с ним в России, но кто это, сразу вспомнить не мог. Зато Валера вдруг потянулся к нему с объятиями.
– Дружище…
Федяев и полковник обнялись.
– И ты здесь?
– Ну да, – кивнул полковник. – Ближе ведь некого было послать в такую даль…
Шабалин вспомнил: это был начальник пресс-службы Восточного военного округа полковник Григорьев. Он часто лично бывал на различных учениях, где была задействована рота Шабалина. Григорьев посмотрел на Пашу:
– О, и снайпер здесь!
– Как видите, – развел руками Паша и улыбнулся. – Ближе ведь некого было послать в такую даль…
Офицеры рассмеялись. Девочка тихо стояла в сторонке.
– Как успехи? – спросил Григорьев.
– Работаем… – ответил Паша.
– В общем, такое дело, – сказал полковник, приглашая офицеров немного отойти в сторонку от журналистки. – Надо арабам показать работу сирийского боевого подразделения, ну и немного наш советнический аппарат. Слухи ходят, что мы воюем непосредственно, то совсем это отрицали, а как «двухсотые» в Россию пошли и отрицать войну стало глупо, верхнее руководство решило немного информации слить в международные СМИ по работе наших сил специальных операций. Понятно, что «студентов» настоящих мы им не дадим, но вот ты, Паша, вполне сгодишься…
Шабалин даже расцвел в глубине души – оказалось, что целый начальник пресс-службы военного округа помнит имя простого ротного.
– Мне лицо свое им показывать? – запротестовал Паша. – А вдруг я захочу в Академию по линии разведки поступать? Меня же не возьмут, засвеченного!
– А ты лицо своей арафаткой замотай, – посоветовал Григорьев.
– А что говорить?
– Тайн раскрывать не надо, настоящую фамилию тоже говорить не следует. Расскажи о боевой работе, только желательно что-нибудь героическое и такое, что можно перепроверить по другим каналам. Они такие. Они проверят.
– Как мы элеватор отбили, сойдет? – спросил Паша, взглянув и на Федяева.
– Это когда снайперы там кучу народу ночью положили? – спросил полковник.
– Да, – ответил Валера. – Нормальный эпизод. Спишем на «студентов», пусть потом гордятся.
– Ну, мне уже ехать надо, – жалобно напомнил Паша. – Да и спецы действительно там не последнюю роль сыграли…
– Мы сейчас, быстро…
Полковник выразительно посмотрел на журналистку:
– Азиза?
– Я сейчас…
Она убежала, но не прошло и минуты, как вернулась с двумя толстыми потеющими мужиками, волокущими треногу и камеру. Быстро все установили, подключили микрофон, Пашу поставили перед камерой.
Непроизвольно Паша вспомнил, что в Наставлении по «СВД» в приложении номер шесть «количество патронов, необходимое для поражения одиночной цели» в перечне стандартного набора полевых целей для снайпера – «голова», «грудная фигура», «поясная фигура», «бегущая фигура» указана и совсем экзотическая – «телекамера». Невольно Шабалин улыбнулся.
– Представьтесь, пожалуйста, – сказала Азиза, и Паша понял, что интервью началось – первое в его жизни иностранному СМИ.
– Командир группы майор Ян Яблоков.
– Скажите, вы служите в российских Силах специальных операций?
– Так точно, – ответил Паша. – В самых что ни на есть специальных!
Азиза, видимо, ждала каких-то дополнительных пояснений, но Шабалин молчал. Пауза стала заметной.
– Вы давно находитесь в Сирийской Арабской Республике? – задала она следующий вопрос.
– Три месяца.
– Все это время вы воюете?
– Так точно.
– Какой бой вы запомнили больше всего?
– Бой за тадморский элеватор.
– Это был тяжелый бой?
– Нам пришлось вести ночной бой с превосходящими силами противника.
– Сколько было врагов, и сколько было вас?
– Врагов было триста, – придумывал на ходу Паша. – А нас шестнадцать. – Этот расклад – триста и шестнадцать он уже где-то слышал, но почему-то ничто не помешало это повторить.
– У вас были потери?
– Нет. Потери были только у врага.
– Это были бойцы Исламского государства?
– Да.
– Откуда вам это известно?
– Они ночью кричали нам, что элеватор принадлежит Исламскому государству, а они его подданные. Ну, государства этого, а не элеватора.
– И вы их всех безжалостно убили?
– Почти всех. Кое-кто успел убежать обратно в свое Исламское государство. Мы их не смогли догнать. Уж очень быстро они бежали.
Паша чувствовал, как сейчас разрыдается от приступа смеха, но еще держался.
Он стал входить в роль, и ему это даже стало нравиться.
– Это единственное сражение, в котором вы принимали участие?
– Нет, но самое значимое для меня лично.
– Лично вы сколько убили врагов?
– Это секретная информация, – отрезал Паша. – Я не могу ее раскрывать.
– Ага, понятно, – кивнула девочка. – Вы стреляли в гражданских?
– Нет, у нас с этим строго, – сказал Паша. – Если что, сразу дисциплинарное взыскание оформят, и прощай, «десять-десять»!
– Что такое дисциплинарное взыскание?
– Это почти что расстрел, но многократный. По ощущениям примерно одинаково.
– А что такое десять-десять?
– Так в Российской армии называется очень важная награда, которую почти никто не видел.
– Вам известны случаи применения против гражданского населения Сирии химического оружия?
– Лично мне такие случаи неизвестны.
– А что известно?
– Мне известен случай применения минометов против российского госпиталя, когда погибли медицинские работники, женщины. Это сделали бойцы Исламского государства, направляемые инструкторами из США.
– Откуда вам известно, что это сделали бойцы ИГИЛ?
– Мне об этом сообщил перед своей смертью раненный на элеваторе игиловец.
– Ян, вы сейчас глумитесь над моими вопросами, – сказала Азиза.
– Каков вопрос – таков ответ, – съязвил Паша и попытался отпроситься: – Может, отпустите меня, я на войну опаздываю!
– Тогда закончим интервью, – сказала Азиза. – А можно с вами сфотографироваться?
Она подмигнула помощнику оператора, и тот сделал несколько снимков на смартфон.
– Я найду способ передать вам эту фотографию, – сказала она.
Через пять минут Федяев и Паша уже стояли у «Тигра».
– Твоя главная задача на сегодня – поразить «Т-62», – напутствовал Валера. – Ну и попытайтесь разобраться, что за теплые блики вы видели ночью.
– Сделаем, – кивнул Паша.
На позиции его встретил Толя Ерофеев:
– Слушай, тут оборона у них – мама не горюй!
– Что случилось?
– С утра мы зафиксировали шесть огневых точек, и все шесть – пулеметные! Я тебе сейчас их покажу…
– Как там танк?
– А, полчаса назад из танка выбрался танкист, спрыгнул в ход сообщения, и мы его больше не видели.
– Может так быть, что в танке он был ночью один?
– Да вполне, – кивнул Толя. – Ночью на танке двигатель не заводили, мы бы услышали. Стрелял он по вспышкам выстрелов, когда мы приманку на правый фланг выставили. Для поворота башни там есть механические приводы, в электричестве наводчик не нуждается. Увидел вспышки – навел, бабахнул. Когда его авиация молотила, может, контузило, может, и кого убило внутри. Но вылез один.