Правда, это еще надо доказать, или хотя бы чуточку подтвердить. Итак, от кого Артуру пришло письмо, уже не заставшее его дома?
Вот это письмо. Оно лежит в ящике стола, куда его и сунул Флип, вынувший его из почтового ящика. Он тогда не обратил внимания на это письмо: мало ли кто может писать Артуру. Артур прочтет его, когда приедет.
Флип взял в руки широкий конверт. Обратный адрес как символическая надпись врезался ему в глаза:
«Профессор Б. Р. Селлар, Обсерватория Маунт-Перез, главный корпус, 85-зет.
Отдел межпланетных проблем, индекс 12».
У Флипа перехватило дыхание.
Этот конверт откроет ему все. Этот конверт — ключ к деньгам и славе.
Но что же написано в письме? Что Артура ждут, как драгоценного пассажира на межпланетный корабль? Сообщают, что вылет состоится в понедельник, как он сам острил когда-то, с разрешения дирекции? Что бы там ни было, Флип знает, он уверен, что письмо подтвердит его догадку о том, что Артур поехал не за наследством к бабушке.
Флипу ясно, что мир, в котором он живет, может пойти на то, чтобы послать человека на верную смерть, лишь бы были приняты меры, исключающие ответственность за это преступление. Люди, которые не откажутся от предложения Артура, конечно, найдутся, особенно в военном ведомстве, как раз и запустившем сегодняшнюю ракету. То, что Артур имел какую-то связь с астрономическими организациями — факт: вот перед нами письмо неизвестного профессора Селлара.
Флип разорвал конверт. Письмо было написано мягко, круглым спокойным почерком на белой почтовой бумаге:
«Уважаемый друг!
Ваше энергичное, благородное письмо я прочитал с большим удовлетворением. Я всей душой поддерживаю Ваш энтузиазм и восхищен Вашим редким бескорыстием. Перед людьми, спокойно предлагающими себя в жертву науке, я лично преклоняюсь и всеми силами стараюсь подражать им.
Однако Вашу святую решимость я попытаюсь разубедить. Современная наука пренебрегает, более того, она с негодованием отвергает средневековые бесчеловечные методы познания. Наукой все делается для человека, и никакой истинный ученый не пойдет на то, чтобы даже мысленно послать другого человека на мучения, во имя каких бы высоких стремлений они не предполагались, пусть даже они и высказаны добровольно.
Извините, что несколько задержался с ответом на Ваше письмо: мне хотелось собраться с мыслями и дать Вам обстоятельный ответ, но, как видите, так и не собрался. Поэтому подробнее я хотел бы побеседовать с Вами лично. Приезжайте ко мне, и Вы будете приняты немедленно, как только назовете свое имя. Таких людей я не забываю и с удовольствием берегу дружбу с ними.
В конце письма позвольте отечески предупредить Вас: не обращайтесь с этим предложением в другие организации. К нашему огорчению, сейчас есть такие люди, которые используют Ваш энтузиазм в корыстных целях».
Флипу Маккуэлу явно не повезло. Он вышел из своей комнаты в подавленном состоянии. Хорошо еще, что никто не знает, как сильно и по каким причинам он так переволновался, — над ним бы смеялись, как над глупым мальчишкой. Флип в чудеса не верил, а тут вдруг вообразил такую фантастическую картину — путешествие своего соседа Артура Кокрофта в космической ракете. Как правильно он делал раньше, что не придавал большого значения его пылким словам. Пусть появится этот Артур, теперь Флип поговорит с ним по-другому, он будет злить его и накалит его и без того горячую голову добела. Флип представил себе, как он будет при встрече с Артуром ядовито острить, он еще посмеется над ним за сегодняшнее унижение.
Улица гудела несмолкаемым шумом, в котором трудно было различить отдельные звуки, но Флип Маккуэл привычным ухом, помимо своего сознания, даже не желая этого, слышал крики газетчиков: «Покупайте газеты! Скорее, скорее! Не теряйте времени: каждую секунду ракета удаляется от Земли на одиннадцать километров!».
Редактор газеты «Калейдоскоп» Хауард Нуп, или как его заочно называли сотрудники газеты дядя Хау, сидел на поворотном стуле за столом, специально сделанном по его рисунку. Стол напоминал огромную женскую брошку в виде подковы счастья. Дядя Хау восседал в центре этого стола и беспрестанно поворачивался на своем стуле в разные стороны, хватая, перебрасывая, перечеркивая и снова перетасовывая бесчисленные листы бумаги, лежащие на столе.
Хауард Нуп встретил Флипа сердитым восклицанием:
— Хо! Макфлип! Где ты шляешься по ночам, что просыпаешься так поздно? Я всегда говорил, что твоя молодая кровь портит тебе карьеру.
— Перестаньте называть меня этим собачьим именем. Я не Макфлип, а Флип Маккуэл! А ночью я не шлялся, а спал.
— Ты должен заботиться о куске хлеба, — сказал редактор. — Расторопные люди собрали самые свежие плоды.
— Неужели ничего нет?
— Осталась только бульварная мелочь, астрономы-любители, высказывания которых мы едва ли поместим в газете, да еще одна самая, пожалуй, большая величина, которую, скажу прямо, тебе не взять.
— Возьму, господин редактор!
— Это известный астроном, профессор Селлар, но он никого не принимает. А вашего брата — репортеров, так прямо в шею гонит. С невеждами, видишь ли, ему разговаривать противно. Даже Уффелрой, и тот не мог к нему проникнуть!
— Да что вы мне суете этого Уффелроя? Он и в самом деле невежда! Только вы от него в восторге. Я пойду к Селлару и поговорю с ним.
— Не выйдет, мой мальчик.
— Оставьте самый лучший столбец в газете для его речи. Алло, дедушка Тибон! — обратился Флип через окно, к старичку в халате, стоявшему возле секретарши. — Ты к себе в лабораторию идешь? Заряди, пожалуйста, мой фотоаппарат цветной пленкой. Я к тебе зайду минут через пятнадцать.
Хауард Нуп удивленно поднял пушистые шарики бровей:
— Ты так уверен в успехе, что даже не торопишься?
— Торопиться мне некуда. Насколько мне известно, ракета до Луны будет лететь, согласно программе, несколько дней. А что касается Селлара, то мы с ним старые друзья. Всего хорошего!
Астроном с мировой известностью, знаменитый своими трудами по межзвездным газам, профессор Бертран Р. Селлар почти постоянно находился в обсерватории. Вечером и ночью его можно видеть в кабине огромного зеркального телескопа, днем — в кабинете, расположенном около справочной библиотеки. Так Флипу Маккуэлу объяснила у него дома миловидная девушка — вероятно, его дочь или внучка.
Девушка оказалась разговорчивой, и Флип решил это использовать. Он улыбнулся самой ослепительной из своих улыбок и сказал, что прелестная особа, вероятно, считает его представителем прессы. Если так, то она ошибается. Он не имеет к журналистам и газетчикам никакого отношения. Он просто… человек, любитель этой самой астрономии и очень хотел бы поговорить с профессором по очень важному делу. Он не надеется добиться приема у профессора через секретарей в обсерватории, поэтому очень просит, если, конечно, она не возражает и если ее не затруднит, позвонить профессору. Это не сильно оторвет его от работы. Мисс может не беспокоиться, профессор не будет на нее в обиде за это.
«Мисс» явно колебалась:
— Я, право, не знаю, что делать. Отец бывает очень недоволен.
— Я уверяю вас, что ваш отец не будет в претензии. Дело в том, что он знает обо мне. Вам достаточно будет назвать мое имя. Вы только скажите ему, что с ним хотел бы поговорить Артур Кокрофт.
Она вышла из комнаты. Оставшись один, Флип Маккуэл прошелся по комнате, удовлетворенно потирая руки. У него есть основания быть довольным собой; он ловко обставит всех репортеров, а растяпу Уффелроя поставит на подобающее ему место позади себя.
Девушка вернулась очень взволнованная:
— Мистер Кокрофт, — сказала она, затем почему-то перевела дыхание, — мистер Кокрофт, отец ждет вас у себя в обсерватории. Он хочет видеть вас скорее.
— Благодарю, вас, мисс, — Флип чуть было не бросился бежать, но девушка, как видно, хотела еще что-то сказать, и он остановился. Она посмотрела ему в глаза.
— Я вспомнила: отец действительно говорил о вас, мистер Кокрофт. Вместе с отцом я приглашаю вас бывать в нашем доме. Мы живем одни, и вы приходите к нам запросто.
Флип Маккуэл нашел нужным загадочно улыбнуться и скромно опустить глаза.
Профессор Бертран Р. Селлар встретил Флипа Маккуэла радостным восклицанием:
— Артур Кокрофт! Эсси только что звонила мне о вас! Так вот вы какой! Я очень хотел вас видеть, особенно сегодня, не смущайтесь. Проходите сюда, к окну, отсюда замечательный вид. Садитесь вот в это кресло.
— Я так взволнован последними событиями, — начал Флип, — наука сделала еще один шаг вперед, и перед нами открывается величественная картина… всего мироздания… которую мы представляем… воспринимаем…
Разговаривать с профессором не так-то просто. Мысли обрываются, не хватает слов. Надо бы блеснуть хотя бы школьными знаниями астрономии, но они все давно забыты. Однако профессор, кажется, не замечал его замешательства. Он горячо подхватил:
— Да, да! Вы правы, именно величественная картина мироздания. Я изучаю звездный мир десятки лет и не перестаю восхищаться его удивительными загадками и не менее удивительными всеобъемлющими законами. Вселенная грандиозна и странна! Она непостижимо грандиозна в своей бесконечности и ослепительно странна по своим свойствам. Вы понимаете, она сплошное противоречие!
Профессор все более и более оживлялся. Флип смотрел на него и находил, что возбуждение не идет к внешности седого профессора. Чтобы производить наибольшее впечатление, ему следовало бы быть степенным и непонятным. А профессор говорил и говорил, увлеченно, страстно.
«Зачем все это ему нужно? Забавный старик! — думал Флип, с любопытством глядя на профессора, — а глаза у него совсем как у Эсси, такие же выразительные, живые».
Флип представил себе Эсси и с удовольствием восстанавливал в памяти подробности разговора с нею. Как видно, он произвел на нее неплохое впечатление. Жаль вот только, что он поставил себя в затруднительное положение, назвавшись Артуром Кокрофтом. Рано или поздно, но его истинное имя откроется, и тогда… А тогда уже ничего страшного не случится: Эсси уже не будет с ним. Она уже не будет негодовать, она даже будет восхищаться его обманом.