— А тебе можно?
Андрей задумался, вспомнил, что при ранениях в живот во всех фильмах доктора запрещали пить.
— Пожалуй, что нет, — мужчина печально покачал головой.
— А как долго нельзя?
Андрей пожал плечами. Затем откинулся на спинку сиденья, закрыл глаза. Лежал неподвижно с минуту. Максим неотрывно смотрел на него. Ему казалось, что отец умирает, что прямо сейчас из него уходит жизнь.
— Если хочешь, поешь, — проговорил Андрей, не открывая глаз.
Пока мальчик жевал шоколадный батончик и запивал водой, мужчина строил планы. Наконец, приподнялся, осмотрел окрестности. Ехать дальше не позволяла боль, тем более для заживления необходим покой. Подозревал, что настоящие неприятности начнутся позже. Употребленный антибиотик обнадеживал, но что он в этом смыслил? Нужен врач. Андрей ощутил хрупкость жизни, былая вера во всемогущество человека рушилась на глазах. «И всего-то отрубилась связь. Боже мой, — думал он, мысленно потрясая руками, — на гребаных мобилках держалась цивилизация. Мы разучились быть самостоятельными, сильными, вернее, нас разучили. Сделали неумехами, мягкотелыми… Ну да ладно».
Он пошевелился, и тогда боль цапнула по-настоящему. Скрипя зубами, Андрей завел двигатель, включил передачу, полный привод. Белая целина впереди сулила скрытую угрозу, но он все же поехал туда. Медленно, предельно осторожно вел машину под скалы. Постепенно каменная стена меняла угол наклона и уже метров через пятьдесят угрожающе нависали над УАЗом. Снега под ней было мало, а скоро и вовсе показались голые россыпи.
— Здесь тормознем, — просипел Андрей, останавливая машину на камнях. Заглушил мотор, со стоном откинулся на спинку сиденья. Подумал, неплохо бы проглотить еще таблетку «амоксициллина». Вспомнил, что блистер изначально был неполный, решил повременить. Поменялся с Максимом местами, улегся на задних сиденьях, предплечьем накрыл глаза.
— Пап, ты как? — с жалостью и сочувствием сын смотрел на отца. Тот выглядел уставшим, кожа посерела, лицо осунулось.
— Нормуль, — ответил Андрей, не открывая глаз. Спустя минуту, убрал руку, посмотрел на мальчика долгим взглядом, сказал, — Макс, ты, если что, мне жизнь спас. Ага. Спасибо тебе. Я это не забуду, — снова закрыл локтем глаза, — нам так и надо — держаться вместе. Тогда, — хотел сказать «выживем», но передумал, — все у нас получится. Я сейчас подремлю, а ты поешь. Если что разбуди.
Глава 2. В западне
Ему снился вокзал, как толпа оттесняет и уносит жену и дочь к платформам. Они тянут руки, словно тонут. А толстый мужик в сером пиджаке, в спину которого упирается Андрей, повернул голову на сто восемьдесят градусов, выкатил правый глаз,
причем глазное яблоко раздулось и заняло пол-лица. Мужик шепелявит, брызжет слюной: «Ща как фдарю, как фдарю». Андрей на него не обращает внимания, смотрит в бетонную яму у себя под ногами и там, в сумраке видит малюсенького Максима. Снег падает не с неба, а прямо из воздуха у него из-под руки и только в яму, и только на сына. Тот прижал руки к груди и плачет навзрыд. Андрей пытается дотянуться до него, но как только убирает одну руку, спина в сером пиджаке начинает валиться. Что-то со светом и перспективой не то, небольшой крен спины в пиджаке создает тень, словно яму задвигают плитой. Андрей вскидывает голову на мужика, а тот все таращится и шепелявит: «Как фдарю, как фдарю». Снова смотрит вниз, а из снега торчат лишь ручонки. Словно с другого конца света слышатся рыдания…
Он проснулся в горячем поту. В машине было холодно, изо рта валил пар. Максим, завернувшись в ватное одеяло, спал «куколкой» на переднем сиденье. Андрей достал мобильник, включил экран. Уровень сигнала нулевой, СМС нет. Отправил очередное сообщение по адресатам, убрал телефон, попытался сесть. Раскаленный прут в боку, уложила его на место. Перед глазами плыли черные круги: «Вот это, да», — в страхе подумал он. Переждал с минуту, затем с предельной осторожностью, повернулся на сиденье, сел. Рана пульсировала болью. Превозмогая ее, Андрей дотянулся до аптечки, нашел жаропонижающее. Выковырял на ладонь две «парацетамолины», взглядом нашел воду. Початая бутылка «кисловодской» стояла в кармашке боковой двери: «Не достану».
Андрей посмотрел на Максима. Мальчик спал безмятежным сном. Вылитый херувим. Мужчина ухватился за спинку водительского сиденья, потянул себя вперед, не получилось. Попробовал встать рывком. Раскаленный прут проткнул до кишок. В глазах потемнело. Андрей упал в щель между сиденьями, скорчился, застонал, заскрипел зубами. Таблетки выпали из ладони, раскатились по полу.
— Пап, ты чего? — сверху послышался хриплый со сна детский голос.
— А-а-а, — простонал Андрей, не в силах выговорить ни слова.
— Пап, пап, — Максим вскочил, — тебе больно? Как тебе помочь? — он скинул одеяло и стоял, упираясь головой в крышу.
— Ща, — выдавил Андрей, поднял ладонь в жесте, чтобы его не беспокоили.
Долгих три минуты он приходил в чувства и собирался с силами. Все это время мальчик стоял неподвижно и с тревогой наблюдал за отцом, стараясь представить его боль.
Андре удалось снова лечь. Максим подобрал с пола таблетки и подал бутылку с водой.
— Пап, — тихо заговорил мальчик спустя некоторое время, — здесь недалеко, из скалы ручей льется. Я сходил, набрал в пустые бутылки воды. Кажется, она лечебная. У нее привкус соленый.
— Что? — Андрей повернулся к сыну.
— Там, — Максим пальцем указывал вдоль накренившейся скалы, — вода из горы льется.
Андрей приподнялся на локтях, взглянул в том направлении. Поначалу ничего не увидел, кроме серого камня, но присмотревшись, заметил отблески и мельтешение. Оно начиналось примерно в метре над землей и терялось в каменной россыпи.
— Хочешь попробовать? — Максим протянул отцу полную двухлитровую бутылку.
Андрей сделал осторожный глоток. Вода оказалась холодной до ломоты в зубах и солоноватой.
— Да-а, — мужчина одобрительно покачал головой, — кажется, лечебная, — сделал еще несколько глотков.
— Я так и знал, — мальчик улыбался, довольный своей полезностью, — все пустые бутылки наполнил.
— Хорошо, — отец вернул сыну бутылку, лег, закрыл глаза.
В дреме прошло два часа, а Андрей все не находил сил сесть за руль и ехать дальше. От холода их носы и щеки покраснели, а стекла покрылись испариной.
Максим перекусил без аппетита, мужчина вовсе отказался от еды. Андрей понимал, что надо ехать, искать врача, иначе инфекция его доконает. Но все оттягивал этот момент. Думал: «Таблетки выпил, скоро полегчает, тогда и поеду». Но легче не становилось.
Сорваться с места его подвигло другое.
— Пап, смотри, — голос сына заставил мужчину открыть глаза.
Мальчик показывал пальцем через лобовое стекло вперед и вверх. Спустя несколько секунд за первым снежным обвалом, последовал второй и ближе, а за ним скоро и третий. Кто-то шел по краю скалы в их сторону. Андрей прикинул и понял, что сверху УАЗ видно.
Скрюченный, он вылез на камни, не разгибаясь, припадая на правую ногу, обошел машину, забрался на водительское сиденье, не закрывая двери, воткнул первую передачу, повернул ключ в замке зажигания. Натужно загудел стартер, машина тронулась. Андрей вслушивался в работу агрегата и понимал, что убивает его, к тому же разряжает аккумуляторную батарею, но выбора не было. На электрической тяге рывками проехали метра два и остановились вплотную к скале.
Сидели неподвижно, смотрели на осыпающийся снег, вслушивались через открытые двери к звукам снаружи. Сугроб упал совсем близко. До слуха донеслись приглушенные голоса. Разговаривали двое мужчин на карачаево-балкарском. Один, вероятно, пожилой общался гортанным, немного сиплым голосом. В основном излагал более молодой, грубый и громкий голос.
Ходоки не таились, из чего Андрей понял, машину не заметили. Он вслушивался, повернувшись ухом к открытой двери. Глаза скосил вправо и смотрел вдоль скалы. Широкое, более-менее ровное дно пересохшей речушки между нависающим слева каменным массивом и крутым горным склоном справа тянулось на сто-сто пятьдесят метров вперед, затем сворачивало за выступ. Что за ним неизвестно.
Голоса уже звучали прямо над ними, комок снега упал на крышу. Разговор смолк. Мысли Андрея вспорхнули испуганными синицами и вылетели из головы. В воцарившейся тишине зазвенело в ушах.
Прошла вечность, прежде чем вновь раздались голоса и уже в стороне, Максим шумно выдохнул:
— Фу-у-у. Ушли.
— Тихо, — отец продолжал вслушиваться. Пошевелился спустя минуту, — да, кажется, ушли. Но ушли, туда, где скала спускается к дороге. А если пойдут сюда? Вот к этому роднику? — пальцем указал на ручей из скалы. Давай-ка, дружище, свалим, пока не поздно. Сам видишь, я не боец.
— Я могу из ружья в них стрельнуть, — с готовностью заявил Максим.
Мужчина повернулся, долгим взглядом посмотрел на сына.
— Что? — мальчик робко и сконфуженно улыбнулся, — я уже там…, - кивнул в сторону дороги, — в дядьку бородатого стрелял.
— Ничего, — Андрей отвернулся к окну, задумался: «Шли, скорее всего, к ручью, больше здесь делать нечего — кругом снежная голь. Спуск недалеко, наверное, уже сюда направляются». Решительно повернул ключ в замке зажигания. Мотор схватился не так бодро, как с полностью заряженной батареи, но и не на издыхание. Мужчина захлопнул дверь, кинул сыну:
— Закрывай дверь, едем, — тронул УАЗ с места. Он не газовал, не пускал машину наутек, а, не спеша, катил по каменистой рыхли. На камнях трясло, в багажнике звякал инструмент, в канистре плескался бензин. Картинка в зеркалах прыгала и не позволяла себя разглядеть.
Чем ближе подъезжали к выступу, тем сильнее колотилось сердце Андрея: «Только не тупик, только не тупик». Скальная складка постепенно сдвинулась влево, и они увидели продолжение русла. Радость закончилась через двести метров у каменного завала.
— Черт, — прошептал Андрей.
А что ему оставалось делать? В голове спешно складывался план — подъедет к завалу, УАЗ спрячет за выступом, Макса оставит в машине, сам с ружьем будет ждать появление гостей. Подпустит поближе, после чего… Хотя нет, подпустит поближе — правильно, но стрелять сразу не станет, спросит, кто такие и что надо, затем потребует, чтобы уходили. Если откажутся или начнут артачиться, вот тогда выстрелит. «Убивать? Что-то, как-то, — Андрей поморщился от своих мыслей, — сперва в воздух. А если у них пухи? Они же хрен с два отдадут. Отпустить с оружием, чтобы потом устроили засаду и забрали УАЗ? Все же попробую сперва разоружить».