– В данном случае, доктор Мак-Куэйд, – сказал Страффорд, – на этот вопрос ответить легко. Отец Лоулесс не упал с лестницы и не сломал себе шею. Его ударили ножом в горло, и после этого…
Архиепископ покачал головой, на секунду позволив векам слегка закрыться.
– Довольно, довольно, – выдохнул он. – Что было дальше, я знаю от комиссара Фелана. – Он помолчал на мгновение, затем сделал шаг ближе к Страффорду. – Вы думаете, инспектор, вы действительно думаете, что от публичного раскрытия таких мрачных, таких жутких фактов может быть какая-то, ну хоть какая-то польза?
– Ваша светлость, как сказал Шекспир, «убийство не останется под спудом» – как и истина, какой бы жуткой она ни была.
Архиепископ улыбнулся.
– О да. Жизнь, однако, не пьеса, жизнь – это наша непосредственная реальность. И некоторые аспекты реальности лучше – какое слово я использовал ранее? – лучше придержать в секрете. Я вижу, вы несогласны. Что ж, вы вольны поступать так, как полагаете наилучшим. У вас свои обязанности, – тут в его глазах вспыхнул резкий блеск, – у меня – свои.
Страффорд готовился к отбытию. Он задавался вопросом, где можно найти его тренч и шляпу – Люк Незаменимый ещё не вернулся из похода по магазинам. Архиепископ мягко положил руку ему на плечо, и они вместе направились к двери.
– Спасибо, что проделали столь долгий путь, инспектор, в такую немилосердную погоду. Я хотел встретиться с вами лично. Ваш комиссар отзывается о вас очень высоко. Он верит, что вас ожидает блестящее будущее в вашей карьере детектива.
– Рад это слышать, – сухо сказал Страффорд. – Он не из тех, кто склонен расточать похвалы впустую.
– Да-да, – рассеянно сказал архиепископ, – воистину. Я часто думаю, как трудно молодому человеку в наши дни пробиться наверх. Столько ужасных вещей произошло в наше время, столько войн и революций, столько смертей и разрушений. – Они вышли в холл. – Ещё раз спасибо, что приехали. – У входной двери прелат улыбнулся тонкими и бледными губами и блеснул маленькими тёмными глазками. – Будьте уверены, инспектор, – сказал он тихо со своей колкой, холодной улыбкой, – я буду следить за вашими успехами с величайшим интересом. – Тренч и шляпа Страффорда висели на крючках у входной двери. – А вот и ваши вещи. Такой лёгкий плащ в такой зябкий день!
Когда дверь открылась, снаружи ворвался порыв морозного воздуха, принеся с собой шквал снежинок, одна из которых кратким ледяным благословением опустилась Страффорду на лоб.
Он был уже на полпути к машине, как вдруг архиепископ выкрикнул его фамилию: «Инспектор Страффорд, на минутку», – и он повернулся и поплёлся обратно по тропинке, ступая по своим собственным следам.
– Чосер, – сказал прелат.
Страффорд опешил:
– Простите…
– «Убийство не останется под спудом». Это Чосер, а не Шекспир. Эта фраза появляется в «Рассказе капеллана»: «Убийство не останется под спудом». А дальше так: «И так всегда. Ведь рано или поздно убийц Господень суд настигнет грозный»[29].
– Ах да. Верно. Спасибо, я запомню – Чосер, а не Шекспир.
Архиепископ снова улыбнулся и быстро перекрестил его двумя поднятыми пальцами. Страффорду вспомнился портрет Христа, демонстрирующего своё Святое Сердце.
Он отъехал, оглянулся у ворот и увидел, что архиепископ до сих пор стоит в дверном проёме, воздев руку в прощальном жесте. На груди его сутаны лежал снег. Он, кажется, этого не замечал.
20
Поездка обратно в Баллигласс оказалась не такой уж и жуткой, как опасался Страффорд. После того как он проехал милю или две, снегопад внезапно прекратился, и он смог выключить дворники. В Эннискорти осторожно провёл машину по мосту. На другой стороне он встретил большой «ситроен», за рулём которого угадывалась эльфоподобная фигура Люка.
Он прибыл в Баллиглас-хаус и стоял у входной двери целых пять минут, неоднократно стуча дверным молотком и продрогнув до костей, прежде чем наконец вышла миссис Даффи и впустила его в дом. Она попросила прощения за то, что не пришла раньше, поскольку была внизу и мыла посуду после обеда. При упоминании обеда он вспомнил, что не ел с самого завтрака. Миссис Даффи сказала, что сможет, как она выразилась, «сварганить» ему омлет.
Детектив спросил, вернулся ли Дженкинс, и получил отрицательный ответ. Он обернулся и окинул взглядом окружающий заснеженный пейзаж. Затем снова, вжав локти в рёбра, протиснулся в нишу за бархатной занавеской, позвонил на Пирс-стрит и снова попросил позвать старшего суперинтенданта Хэкетта.
– Ну, как вы поладили с его высокопреосвященством? – спросил тот, посмеиваясь.
Страффорд услышал, как шеф закуривает сигарету, как он делал всегда, когда разговаривал по телефону: ставил спичечный коробок на стол, зажимал его локтем, вынимал из него спичку и медленно и осторожно чиркал ею по полоске наждачной бумаги. В таких мелочах проявлялась свойственная ему вычурность.
– Он прочёл мне лекцию о религии и напутствовал меня предупреждением, – сказал Страффорд.
– Вот как! Что же это было за предупреждение?
– Он сказал, что будет приглядывать за мной. Очевидно, задачу сообщить мне об этом он перед собой и поставил.
– Тяжёлый он человек, это доктор Мак-Куэйд. В этом типе нет ни капли любви.
– Он, конечно, хочет, чтобы это дело замяли.
– И что же вы сказали?
– Как можно меньше.
Наступила пауза.
– Он опасный человек, Страффорд, и ему нельзя перечить. Не мне вам об этом напоминать.
– Как думаете, сможет он удержать в тайне настолько крупное дело?
– У него имеется подобный опыт.
– Вот как! А можно поподробнее?
– Нельзя. Но говорю вам: будьте осторожны. Правая рука товарища Сталина господин Берия живёт и здравствует, пока живёт и здравствует его преосвященство.
Страффорд нахмурился. Ему не терпелось узнать, когда и как Мак-Куэйд заимел «подобный опыт»: неужели был и другой случай – или случаи? – не уступающий этому в своей масштабности и потенциальной скандальности? Придётся спросить об этом у Квирка, когда тот вернётся из свадебного путешествия. Квирк знал места захоронения множества трупов – как на законных основаниях, так и не очень. В конце концов, недаром же он был штатным патологоанатомом.
– Дженкинс пропал, – сказал он. – Не было ли от него вестей?
– Что вы имеете в виду под словом «пропал»?
– Я отправил его сюда, в Баллигласс-хаус, чтобы он ещё раз допросил каждого члена семьи. Он приехал, поговорил с экономкой, потом, по её словам, ушёл, и с тех пор его никто не видел.
– Куда бы это его могло понести? Там у вас сейчас идёт снег, как и здесь?
– Да, шеф. По всей Ирландии выпал снег.
– Разве?
– Это цитата, не обращайте внимания.[30]
Страффорд услышал в трубке напряжённое дыхание начальника. Хэкетт ценил Страффорда, но в то же время полагал его слишком умным.
– Так сколько уже его нет?
– Три или четыре часа, – ответил Страффорд.
– Всего-то? Ради бога, да он, наверно, сидит себе где-нибудь преспокойно за пинтой пива да закусывает сэндвичем с ветчиной. Три-четыре часа, серьёзно!
– Это непохоже на него, шеф, – уйти вот так и ни слова мне об этом не сообщить.
Хэкетт постепенно приходил в ярость. Последние дни он почти всегда бывал на взводе. Очевидно, его не устраивало повышение. Ему нравилось заниматься сыскной работой. Теперь же он проводил бо́льшую часть времени за столом, разгребая папки с документами.
– Я подожду ещё немного, – продолжал Страффорд, – а потом позвоню местному коллеге, Рэдфорду, и посмотрю, сможет ли он помочь.
– Рэдфорду? Это ещё кто такой?
– Сержант из местного участка, из городка. Ещё не доводилось его увидеть. Якобы слёг из-за гриппа. Думаю, он пьяница.
– Ну, разве не чудесно? – сказал Хэкетт. – У вас человек пропал, а местный бобби ловит зелёных чертей! Удачи.
И он повесил трубку.
Миссис Даффи сказала, что даст знать, когда омлет будет готов.
Ожидая обеда, Страффорд забрёл в гостиную и остановился у того же окна, у которого вчера – неужели это было только вчера? – стоял с Лэтти и смотрел, как лужайку и поля за ней заметает снегом. Сегодня холм вдалеке едва просматривался – призрачная, зыбкая фигура, словно гора Фудзи на заднем плане японской гравюры.
На ветку за окном приземлилась малиновка и уселась там, распушив пёрышки. Страффорд ни на секунду не усомнился в том, что это та же самая птичка, которую он видел – когда? Когда же он видел её раньше? Вчера? Сегодня? Время снова играло с ним в кошки-мышки. Могла ли это быть та же самая птичка, следующая за ним по пятам?
К нему вернулась мысль о матери: он представил себе, как мать лежит на своём импровизированном смертном одре и наблюдает за птицами на лужайке, а свет постепенно гаснет – и дневной свет, и свет жизни в её глазах. Почему она так занимала его воображение? В последние годы он почти не думал о ней, но теперь её дух возникал рядом всякий раз, когда он видел птицу на снегу. Кто там говорил, что в этом доме водятся привидения? Для него это определённо было так.
Он переиграл в голове беседу с архиепископом. Ему было дано предупреждение, в этом не приходилось сомневаться – в тщательно выверенной вежливости прелата, в его тонких намёках нельзя было не уловить нотки угрозы. Им, этим елейным церковникам, нравилось демонстрировать свою власть. Он подумал о преподобном Моффате, который служил викарием в Розли в детские годы Страффорда. Бедный Моффат, эти его серебристые волосы и розовая лысина, бледные руки, непривычные к физическому труду, и многословно-извиняющаяся манера общения! Джон-Чарльз Мак-Куэйд съедал таких, как преподобный Моффат, в качестве закуски перед повечерием.
Пересекаться с комиссаром Страффорду не доводилось ни разу. Неужели Фелан и правда отзывался о нём так высоко, как утверждал архиепископ? Он подозревал, что Фелан никогда о нём и не слышал. В любом случае, что бы тот о нём ни думал, достаточно было бы лишь одного негромкого слова его светлости Джона-Чарльза, чтобы инспектора сослали в какой-нибудь открытый всем ветрам городишко на западе Ирландии, где он будет целыми днями вылавливать перегонные кубы для нелегального производства виски, а по вечерам – тормозить школьников на велосипедах за выключенные фары.