21
Он съел омлет холодным. Миссис Даффи, надувшаяся из-за того, что он не пришёл на зов, сначала шумно грохотала кастрюлями и сковородками в раковине, затем взяла соломенную метлу и принялась подметать пол, пока он ещё ел, поднимая пыль и вынуждая его поджимать ноги, чтобы она могла провести под ними своим орудием. Кэтлин, служанка, высунула голову из буфетной, чтобы взглянуть на него – она видела его впервые, – и поспешно удалилась, как только экономка сердито зыркнула на неё.
Дженкинс так и не вернулся. Страффорд пока что, по правде говоря, не начал серьёзно беспокоиться – сержант был крепче, чем выглядел, и мог постоять за себя – однако ему было не свойственно пропадать столь надолго, не оставив ни словечка о том, куда он отправился.
Полковник Осборн вернулся из конюшни, принеся с собой запах сена и конского навоза, сел за стол напротив сыщика и выпил кружку чая. Страффорд почувствовал прилив горячей крови ко лбу. Перед ним сидел муж Сильвии Осборн, а он только и мог думать, что о прикосновении губ этой женщины к своим губам, о хрупкой, подводной бледности её кожи, о вкусе её дымного дыхания, об аромате волнующе-приторных мускусных духов, который окутал его и вскружил ему голову, когда они поцеловались во второй раз. Безумие, форменное безумие.
– А ваш товарищ так и не объявился? – спросил полковник. – Надеюсь, у него есть сапоги и тёплое пальто – снега выпадет ещё больше, как сообщили по радио. Похоже, нас ждёт метель. – Он помедлил. – Как с вами обращаются в «Снопе ячменя»? Рек – весьма выдающийся персонаж, не находите? Нечасто встретишь мясника, который прочитал всего Шекспира и может засыпать вас цитатами из Библии.
Страффорд рассказал о своей встрече с Розмари Лоулесс.
– А-а, ну да, – нахмурился полковник. – Это и не могло пройти легко.
– Она рассказала мне о своём отце. Вы знали, кто он такой?
– Джей-Джей Лоулесс? О да, как не знать.
– Отец Лоулесс когда-нибудь говорил о нём?
Полковник помрачнел ещё сильнее.
– Нет, не говорил, а я считал, что лучше и не спрашивать. Этот человек был безжалостным убийцей, душегубом в офицерской портупее, и не изменился, несмотря на то, что после окончания боевых действий представил себя борцом за закон и порядок. Вы ведь знаете, что он обвинил одного человека в осведомительстве и приказал его расстрелять, а всё для того, чтобы завладеть его домом? Отъявленный негодяй, в этом нет никаких сомнений. Но в этих краях он, конечно, герой, против него и слова не скажешь. Я очень уважал отца Тома за то, что он бросил ему такой вызов. Однако, если честно, я считаю, что сто́ящего священника из этого человека не вышло.
– Его сестра была бы с вами согласна.
– Вот как! Что ж, она права – уж кому это знать, как не ей. Тем не менее, он старался как мог. Все отзывались о нём хорошо – чтоб вы знали, он был большим другом викария церкви Святой Марии. – Он покачал головой, хмуро глядя на дымящуюся кружку на столе. – До сих пор не могу поверить, что он мёртв. – Он поднял глаза. – Продвинулись ли вы в поисках убийцы? Я слышал, что в Мерринтауне расположилась табором шайка цыган. Может, вам стоит пригласить нескольких из них на допрос?
– Боюсь, это будет пустой тратой времени, – сказал Страффорд. – Отца Лоулесса убили не цыгане.
– Ну кто-то же всё-таки это сделал!
Страффорд ничего не ответил. Он поневоле восхищался упорством Осборна, который, вопреки всем признакам обратного, настаивал на том, что убийцей был кто-то посторонний, пробравшийся в дом, не взломав ни одного замка и не разбив ни единого оконного стекла.
Инспектор доел омлет – на нёбе у него остался слой жирного налёта – вытер пальцы салфеткой и встал. Поблагодарил миссис Даффи, которая сделала вид, будто не слышит. Она всё ещё злилась на него. Интересно, догадалась ли она, где он был, когда она его звала, и чем занимался? Слуги знают всё, что происходит в доме, наверху и внизу, ему это было прекрасно известно. Он не сомневался, что миссис Даффи может оказаться страстной любительницей подслушать под дверью.
– Уходите? – спросил полковник.
– Да. Еду в полицейский участок в Баллиглассе. Возможно, там слышали какую-нибудь весть от сержанта Дженкинса или имеют сведения о его местонахождении. Должен же он где-то быть.
– Если он вернётся, пока вас нет, я попрошу его позвонить в участок и сообщить вам, – сказал полковник. Он подошёл со Страффордом к входной двери и заставил его позаимствовать своё пальто – «Этот ваш плащик в такую погоду никуда не годится», – а также пару перчаток и охотничью войлочную шляпу с наушниками. Положил руку ему на плечо, так же, как архиепископ Мак-Куэйд.
– Да не волнуйтесь вы, – сказал он ободряюще, – объявится ваш товарищ.
Страффорд кивнул. Он не мог определить с уверенностью, с кем было труднее взаимодействовать: с Осборном-воякой, вытянутым по струнке офицером и заслуженным ветераном Дюнкерка без тени улыбки на лице, или с другой его личиной, которую он сейчас нацепил, – порядочным малым, грубоватым и по-отечески добродушным, свойским парнем, на которого можно положиться в трудную минуту.
Пальто и перчатки он принял, но от войлочной ушанки отказался. Существовали всё-таки какие-то границы, и шляпа а-ля Шерлок Холмс находилась далеко за их пределами.
Снег ещё не шёл, но вот-вот обещал пойти. Страффорд снова проехал мимо Эннискорти и вырулил в Камолине на Уэксфордское шоссе. По заснеженным полям озадаченно бродила скотина. Он предположил, что животные не понимают, как быть с привычным им зелёным миром, который в одночасье сделался белым. А впрочем, заметили ли они вообще эту перемену? Кажется, он читал где-то, что коровы не различают цветов…
Полицейский участок Баллигласса когда-то был обычным жилым особняком, построенным из гранита, четырехугольным и мрачно-внушительным. Здесь мог бы жить какой-нибудь коммерсант или успешный адвокат. Страффорд прямо-таки видел его – солидного толстяка в гетрах, сюртуке и чулках, его жену – жизнерадостную дурнушку, его сына-повесу, его дочерей, стеснённых ограниченностью жизни в маленьком городке, но боящихся внешнего мира. Этот мир ушёл, канул безвозвратно. Даже в Розли-хаусе появилось электрическое освещение: отец наконец смягчился перед этим новшеством, когда у него начало портиться зрение и он больше не мог читать «Айриш таймс» при свечах.
Он припарковался во дворе у участка и вошёл в открытую парадную дверь. Внутри стоял знакомый, но таинственный запах домашней пыли, карандашной стружки и палёной бумаги. Он подозревал, что этим запахом пропитались все полицейские участки в стране – возможно, даже в мире.
За столом дежурного сидел высокий, худощавый человек с маленькой головой, выпученными рыбьими глазами и без сколько-нибудь выраженного подбородка. На вид ему от силы исполнилось восемнадцать, но, наверное, он был старше. Он настороженно посмотрел на Страффорда, угадав в нём старшего по званию и испытывая по этому поводу явное недовольство. Инспектор представился, показав значок.
– Сержант Рэдфорд здесь? – спросил он.
– Дома, с гриппом, – коротко ответил полицейский. Было ясно, что он не собирается расшаркиваться перед какой-то важной шишкой из Дублина в кашемировом пальто (на деле позаимствованном у полковника Осборна) и с изысканным столичным выговором.
Страффорд какое-то время молча смотрел на него.
– Вы здесь что, вообще не употребляете званий?
– У него грипп, детектив-инспектор.
– Так мне и сказали. Ему очень плохо, да? Кровать, грелка и горячий лимонад, жена у постели вытирает горящий лоб?
– Болеет, а больше я ничего не знаю. Сегодня утром позвонила его жена и сказала, что его не будет на службе.
– Как давно он болеет?
Дежурный пожал плечами.
– Неделю. Десять дней.
– Так сколько, десять дней или неделю?
– Последний раз он был на месте в прошлую пятницу.
– Он выходил на работу или просто зашёл поздороваться и получить недельное жалование?
– Выходил на работу.
– Хорошо. А вас?..
– Стенсон.
– Слышали что-нибудь о моём коллеге, сержанте Дженкинсе?
– О ком?
– О Дженкинсе, сержанте Дженкинсе. Мы находимся в Баллиглассе, а как вы, вероятно, знаете, вчера здесь произошло убийство.
– С чего бы мне что-то о нём слышать?
– С утра его никто не видел. Я подумал, он мог сюда заглянуть.
«Но если он приехал сюда, то как добрался до города?» – задумался Страффорд. Возможно, поймал попутку. Почему-то он не мог представить, чтобы Дженкинс унизил своё достоинство и встал на обочине дороги с выставленным в сторону большим пальцем. У сержанта тоже имелись свои нерушимые границы.
Полицейский сидел и смотрел на него без всякого выражения. На стене у него за спиной тикали часы. Страффорд задавался вопросом, как бы поступил перед лицом такого вопиющего неуважения к начальству старший суперинтендант Хэкетт.
Он вздохнул и огляделся. На обитой зелёным сукном доске были приколоты всевозможные объявления. Трафаретный плакат рекламировал рождественскую лотерею («СНОГСШИБАТЕЛЬНЫЕ ПРИЗЫ! КУПИТЕ НАБОР БИЛЕТОВ ПРЯМО СЕЙЧАС!»); там же висели предупреждения о цветении амброзии и что-то по поводу бешенства. Каждый раз одни и те же объявления, каждый раз одна и та же доска, обитая зелёным сукном. Мир Страффорда был ограничен. Он снова представил себя в парике и мантии, с пачкой выписок из дел под мышкой и постоянной свитой из адвокатши, цокающей на каблуках за ним по пятам. Неужели всех преследует их «я», которого никогда не было? В глубине души он знал, что в роли адвоката был бы не более доволен жизнью, чем в роли детектива, так почему же продолжал воображать себя тем несбывшимся другим, каким его хотел видеть отец? Интересно, все ли сыновья бросают вызов отцам? Он всё думал о священнике и Джей-Джее Лоулессе, человеке, который приканчивал людей выстрелом в лицо.
– Позвоните, пожалуйста, сержанту Рэдфорду по телефону.
– Зачем?
Страффорд набрал воздуха в грудь.