— Понимаете, каждому городу нужна история, — говорила Зинаида Захаровна. — История, традиции, гимн…
В Смуту по Ингирю пошаливали. Путь из Нижнего на Ярославль оказался перебит, торговые и прочие люди сидели по городам, опасаясь польских отрядов, казаков, беглых стрельцов, шаек бродяг и ушкуйников, мир распался, и каждый стал сам за себя. Небеса, отвращенные тяжестью человечьих грехов, отдалились, и солнце стало меньше вдвое и втрое холоднее, его лучей не хватало, сырость сгноила травы, а спорынья пожрала хлеб.
Из земли вылупились небывалые ктыри, они разоряли борти и портили скот, выпивали глаза кур и коз, люди боялись засыпать и сходили с ума. Явились многие знамения, по большей части зловещие, и события, зловещие не менее. Стены Макарьевского монастыря покрылись черным мхом, а среди монахов приключился хохотун, поветрие не столь губительное, сколько возмутительно неприличное. Некоторые видели, как сам Макарий Ингирьский ходит и плачет по лесу, другие находили на скалах в верховьях реки чертовы резы народа чудь, а третьи видели и саму чудь, как полагается зобатую и белоглазую. Настоятель, взирая на творящееся разорение, провозгласил наступление последних дней, объявил отпущение душегубам и отворил подземелья.
— …А потом еще литовский отряд — они напали на Чагинский острог, разорили монастырь, а монахов закопали в Макарьевской Яме, — сказала Зинаида Захаровна. — Богатая история, богатая, мы оглядываемся на нее с уважением… Но в то же время с уверенностью смотрим в будущее. Кстати, я посоветовалась с сотрудниками, и мы решили, что именно вы должны стать автором нового гимна нашего города.
— Я?!!
Скотч более чем коварен.
— Именно вы, Виктор!
Перед моим содрогнувшимся внутренним взором возникла оранжевая фигура поэста Уланова. Он давно хотел сочинить подходящий гимн. От темного прошлого, через огненное настоящее, к светлому будущему, рука об руку, утенок и бульдог.
— Мне кажется, это… — сказал я. — Перспективно.
— Я как раз об этом и говорю — о перспективах! Знаете, пять лет назад мы приглашали археологов на старое городище, тут рядом, буквально двести метров.
Зинаида Захаровна указала бокалом.
— Дело в том, что в областном правительстве возникла идея создать в губернии пояс альтернативной и возобновляемой энергетики, и Чагинск предполагается в качестве пилотного объекта! На возвышенности вдоль реки…
Зинаида Захаровна указала бокалом, отпила.
— Здесь должны поставить три ветрогенератора. Но археологи нашли на берегу стоянку…
— Макарий Ингирьский? — уточнил я.
— Нет, еще до него. Неолит, керамика… Конечно, на масштабные раскопки нужны средства, а в нашем бюджете волки воют…
— Чрезвычайно прискорбно, чрезвычайно.
— Мы не отчаиваемся! Если сведения о неолите подтвердятся, то к Чагинску возникнет закономерный интерес. Нам, Виктор, нужен новый имидж — сплав старины и новации, традиций и технологий. И ваша, Виктор, помощь нам весьма пригодится, вы же понимаете…
Зинаида Захаровна замолчала, тяжело разглядывая бокал. Сочинить гимн Чагинска, книгу про Чагинск, у меня здесь корни, а на флешке есть материал про Макария Ингирьского и его великую Яму.
— А куда делся памятник? — спросил я. — На Центральной площади?
— Памятник? Это надо спросить у предыдущей администрации. Мы до сих пор судимся с мастерской, но…
Зинаида Захаровна щелкнула языком.
— Но надежд особых не питаем. Им не заплатили за работу, деньги вывели, впрочем, сейчас это не важно — памятник в большой степени разрушен. Однако мы думаем над его восстановлением. У меня есть эскизы, кстати… Не хотите посмотреть?
— Пожалуй…
— Тогда я сейчас.
Зинаида Захаровна удалилась, я выпил, Зинаида Захаровна вернулась с папкой и с новыми бутылками. Коньяк, бурбон, ракия, вазочка со льдом. Я бурбон не люблю и никогда со скотчем не мешаю. То есть не мешал никогда прежде и уж тем более никогда не осквернял напитки льдом, но принесенный бурбон оказался весьма редким восьмилетним сортом. Я решил его попробовать, плеснул на полпальца. А Зинаида Захаровна налила себе не коньяк, а ракию.
— Вильямовка, — пояснила Зинаида Захаровна и качнула бокалом. — Если хорошенько охладить и добавить лед… песня! Будем здоровы!
Мы чокнулись.
— Мне кажется, новый памятник лучше.
Зинаида Захаровна протянула папку. Бурбон оказался на высоте. Я рассчитывал на большее, но все равно неплохо, ацетон слабым послевкусием не бьет в нос, градусы чувствуются умеренно, привкус жженого дуба, напротив, вполне отчетлив. Зинаида Захаровна хлопнула вильямовку залпом. Судя по грушевому запаху, ракия качественная. Я отхлебнул бурбона еще и открыл папку.
Проект памятника Макарию выглядел монументально. Макарий сидел верхом на лошади, а сама лошадь сливалась со скалой, казалось, что Макарий вырастает прямиком из камня, и вообще, кентавр Макария и гранита, состоящий из грубых углов, в руках меч; пахло грушей, я решил попробовать вильямовку. Когда-то в Белграде я пробовал вильямовку и уху из сома…
— Вот и правильно, — поддержала меня Зинаида Захаровна. — Но обязательно добавьте лед…
Я добавил лед. Это действительно раскрыло вкус вильямовки, грушевый аромат повис над нами ощутимым облаком.
— Ты обязан написать книгу, — сказала Зинаида Захаровна. — У тебя нет другого выхода! В прошлый раз ничего не получилось, но в этот все будет иначе, ты уж мне поверь. Назвать ее надо… Надо ее хорошенько назвать… У тебя есть варианты?
— Я рассматривал несколько…
— А ты не хочешь еще кое-что посмотреть?
Я не успел отказаться, Зинаида Захаровна включила телевизор и принялась перебирать настройки.
— Такого смешного ты еще не видел, — приговаривала она. — Все, что в Интернете напихано — ерунда, а вот тут смешное так смешное!
Зинаида Захаровна запустила воспроизведение.
Река, похоже что Ингирь, но в нижнем течении — шире в два раза и вода седая, утро и рыбаки на глиняном пляже. Рыбаки тащили сети, а в них колыхалось нечто большое. Сети шли едва, а когда поплавки выправили на мель, стало видно, что в сетях человек.
«Ихтиандр завяз», — сказал один из рыбаков, остальные засмеялись. Мэр Механошин. Его было сложно узнать, я догадался, что это мэр исключительно из контекста.
— Сейчас самое смешное начнется, — пообещала Зинаида Захаровна. — Сейчас!
Действительно, началось смешное: рыбаки достали Механошина на глиняный берег, и теперь мэр барахтался в глине среди тины и некрупной плотвы. Совершенно голый, но при этом в резиновых ластах.
«Водяного поймали», — сказал рыбак.
«У него что, нет члена?» — спросил другой.
«Это же Ихтиандр».
Зинаида Захаровна засмеялась.
А Механошин заревел с необычайной пронзительностью, примерно как старый морж. И выглядел он примерно так же, в серой глине, морщинистый, пузатый и глупый, с искренней болью в голосе, Ихтиандр, сын прорухи, все-таки накрепко укоренен в русском архетипе.
— Мне кажется, судьба к Александру Федоровичу была… — Зинаида Захаровна подняла бокал.
— Иронична, — закончил я.
— Чрезвычайно точно сказано!
Зинаида Захаровна выключила телевизор. Мы выпили.
— Давайте обсудим перспективы, — сказала Зинаида Захаровна. — Поверьте, Виктор, вы не пожалеете.
— Я подумаю, — сказал я. — Конечно, в сложившейся ситуации…
Зинаида Захаровна резко обхватила меня за плечи и прищемила верхнюю губу своей металлокерамикой, а потом вцепилась в язык. Это произошло так неожиданно, что я не успел оказать осмысленное сопротивление, Зинаида Захаровна стремительно наступила, и я уселся на диван.
— Но…
Договорить не успел, Зинаида Захаровна опять начала целоваться, целовала примерно минуту. Я ответил. Сугубо из вежливости, когда тебя целуют так интенсивно, глупо сидеть истуканом, Зинаида Захаровна могла подумать, что меня смущает ее возраст, ну и что я…
Кажется, Зинаида Захаровна брилась, верхняя губа у нее была шершавая.
— Зинаида Захаровна…
— А вот был такой случай, — Зинаида Захаровна слегка отодвинулась. — Как-то раз Макарий, еще когда он боярином служил, возвращался по улице домой…
Зинаида Захаровна облизала губы.
— Идет, значит, Макарий, идет, а из подворотни бык — шмырк!
— Из подворотни?
— Ну, из переулка, какая разница…
Зинаида Захаровна вздохнула. Вильямовка и коньяк составили весьма оригинальный аромат, не неприятный, скорее, выразительно домашний.
— Так вот, бык, одним словом. Озверевший такой бык. Это сейчас быки как моськи, а раньше как два теперешних…
Зинаида Захаровна погладила мою руку.
— Макарий хотел обойти, а бык всю дорогу заступил и говорит… и говорит…
Зинаида Захаровна положила ладонь мне на колено.
Хотя бы телефон. Пусть зазвонит телефон. Роман. Федор. Вайатт Эрп. Но связи не было.
Телефон не зазвонил.
— Не пущу, говорит…
Зинаида Захаровна шершаво лизнула меня в шею.
— А Макарий ему и отвечает… — Зинаида Захаровна продолжила. — То есть он не стал ему отвечать, он его схватил… Вот так!
Зинаида Захаровна игриво взвизгнула. Взвизгнула и схватила. Я задохнулся от оригинальности, а Зинаида Захаровна снова принялась целоваться. Не разжимая.
— А ты шалун, Витенька! — шептала Зинаида Захаровна, усугубляя хватку. — Ты мне нравишься, Витя, нравишься…
К такому я оказался не готов абсолютно, Зинаида Захаровна же не терялась. И я начинал понимать, что вырваться вряд ли удастся, едва я пытался пошевелиться, Зинаида Захаровна сжимала пальцы.
Опыт. Зинаида Захаровна определенно имела опыт в подобных упражнениях, сжимала и отпускала так ладно, что вскоре я ощутил постыдный энтузиазм.
— Витенька…
Прошептала Зинаида Захаровна со страстью.
— Зинаида Захаровна, может…
Я не договорил, она разжала пальцы, соскочила на пол и стала лихорадочно стаскивать с меня штаны, однако слегка замешкалась с ремнем. Я в ответ попытался расстегнуть на ней блузку, но Зинаида Захаровна сама стянула ее через голову.