Никого и холодно. Тут всегда холодно, я помню, даже в самые жаркие дни. Здесь любили валяться собаки, летом от жары, зимой от мороза, их никто не выгонял. Сейчас собак никаких не осталось. В Чагинске не осталось собак, ушли, собрались утром, ушли вдоль железной дороги, я видел, как одна уходит ночью по берегу.
На окне были намалеваны снеговик и новогодний бегемот в красном шарфе, на прилавке лежали макароны, синие модели почтовых автомобилей и почтальонов, дешевая тушенка, пачки сахара, газеты, подсолнечное масло; почтальона за прилавком не наблюдалось, почта была безжизненна. Сургучом и шпагатом не пахло.
— Эй, — сказал я.
В глубинах почты громыхнуло и послышались расторопные шаги, весьма необычные — почтальон приближалась на каблуках, я слышал, как набойки цокают по кафелю, а потом вдруг в зал вошла средних размеров девушка в жилетке и в бурках, бурки при ходьбе и издавали отчего-то цокающие звуки.
Я допрыгал до прилавка, заметил за стеклом серую соломенную лошадь и расписного глиняного налима.
Посторонняя девушка Соня, судя по бейджу.
— Здравствуйте, мне…
— Квитанцию, пожалуйста, — почтальон протянула руку.
Лет тридцать. На почте десять, собрала коллекцию открыток и канцтоваров, приобрела ослабленное зрение.
— Так нет квитанции. Таисия Павловна за пенсией приходила, сказала, что мне посылка…
— Таисия Павловна?
— Снаткина.
— Вы знаете Снаткину? — почтальон оживилась.
И посмотрела на меня, на ногу.
— Это вас Снаткина? — спросила она.
— Нет, я с моста упал. А у Снаткиной я живу… Я гидролог.
— У ней же писатели живут.
Почтальон разглядывала меня без интереса.
— Я маринист, — сказал я.
Девушка сочувственно вздохнула.
— Мы маринисты, — уточнил я и добавил: — Пишем обычно про воду, про океаны, моря, плотины, водохранилища.
— Писатели про воду? — скептически нахмурилась девушка.
— Да. Как Новиков-Прибой.
— Забавно… А у вас точно посылка?
— Снаткина сказала, что посылка.
— Давайте паспорт, посмотрю.
Я предъявил паспорт. Почтальон стала вбивать в компьютер, долго смотрела в экран, хмурилась.
— Система висит… не работает… Схожу поискать.
— Я возьму тушенку, — пообещал я.
Сунул руку в карман, достал деньги.
В кармане было еще что-то. Конверт. Сложенный пополам, стандартный конверт.
Я сразу понял.
— И газету, — добавил я.
Почтальон выдала тушенку и газету, отправилась искать посылку.
Я остался один. Сел в кресло. Желтое бакелитовое кресло, отполированное практически до зеркального состояния; значительная часть моего детства прошла в таких креслах на станции Данилов, однажды в ожидании поезда я провел в таком кресле шестнадцать часов.
Конверт.
Видимо, Аглая принесла мне письмо утром. Заглянула в окно, увидела, что я лежу на полу, осторожно залезла, сунула письмо в карман куртки. Зачем писать письмо? Хотела поговорить, но не получилось. Телефон не работает. Я сам хотел поговорить, но каждый день не получалось, они меня отвлекали, лезли, лезли… Отличная идея — письмо. Я тоже напишу ей письмо и подкину… Куда-нибудь подкину. Дождусь, пока Надежда Денисовна отправится в ЗАГС, и тоже залезу в окно.
Я вскрыл конверт. Два листа. Почерк. Почерк всегда похож на человека, хороший почерк. В буквах «у» и «д» завитушки, уверенный. Я стал читать, «привет, Виктор…».
Я дочитал, свернул письмо, спрятал в карман.
Почтовая девушка не возвращалась, на старых электронных часах дрожали зеленые цифры. Девушка отсутствовала скоро полчаса. Я сидел и ждал. Никуда не хотелось.
Что-то не так.
С этим письмом было что-то не так. Я упустил… Недлинное письмо.
Я снова достал конверт.
— Молодой человек!
Я вздрогнул.
— Молодой человек! — позвала почтальон.
— Да…
— Не нашла, — вздохнула девушка. — Я тут недавно работаю, а компьютер виснет… Приходите завтра. Может, компьютер заработает… Да! Завтра Елена Константиновна зайдет, она в почте лучше разбирается. Что с вами?
— Тушенка хорошая? — спросил я.
— Нет, — честно ответила девушка.
Но я все равно взял, тушенка может пригодиться. Сварю еды. Если в термосе на ночь запарить кипятком гречку, а сверху еще тушенку, то утром вполне съедобно.
Я вышел с почты, Федор уже поджидал. Щелк. Правильно. Он мог проследить от дома. Ему могла сообщить почтальон. Снаткина могла. Снаткина могла податься в сексоты, Федор мог завербовать Снаткину… Она могла быть завербована задолго до Федора и все это время находилась в спящем режиме, она…
У Федора слишком довольная рожа. Выскочил из машины, встретил возле почтового крыльца, не в форме, в джинсах и рубашке. Выбрит, причесан, а еще вчера вечером фейерверк запускал.
— Ну и как? — осведомился Федор. — Как тебе наша Зина?
Я поморщился.
— Да ладно, брателло! — Федор толкнул в плечо. — Со всеми бывало… Как оттоптал-то?
— Достойно, — ответил я. — На уровне.
— А что с копытом?
Федор указал на ногу.
— Упал с моста.
Федор рассмеялся, выстрелил в меня из пальца.
— Знаем мы эти мосты… — ухмыльнулся Федор. — Знаем, как с них падают…
— Нет, серьезно, упал. Я это… гулял… в какую-то яму свалился, к реке хотел спуститься. Залез на ледолом, а там фейерверком стрелять начали…
— Это я, — самодовольно сказал Федор. — От меня стреляли.
— Что праздновали? Хорька хоронили?
— Не, решил не хоронить, заморозил пока. Чучело сделаю, как ты посоветовал… И назову Витенькой!
Федор опять расхохотался. Смешно ему, настроение хорошее.
— Так что отмечали?
— Да не отмечали, так, баловство… — Федор ухмыльнулся. — Звездочку.
— Что?
— Звездочку, — Федор постучал пальцем по плечу. — Вчера сообщили, представляешь?!
Полковник Сватов достал сигареты. Полковник Сватов закурил.
— Тянули-тянули — и вот вдруг раз! Не ожидал, если честно! Знаешь, жизнь такая штука — сначала тебя морозят десять лет, десять лет мудаков, десять лет тишины — и вдруг все как взбесилось! Все вокруг зашевелилось, а потом бац — звезда!
Федор обнял меня.
— Так что скоро будем нормально отмечать, приглашаю!
— А вчера что?
— Репетировали, — Федор счастливо почесался. — А через недельку отметим капитально! Сам понимаешь, надо все организовать, подготовить… Закажу из области обслуживание, справим по-человечески, в шатре. Я так устал…
Федор закурил. Хорошие сигареты, закурил с удовольствием.
— Я так устал за эти годы — и вот… Слушай, а твой Ромик как, еще пляшет?! Я помню, он лихо плясал. Может, он сбацает? Я заплачу…
— Конечно, сбацает, — пообещал я. — Он в лучшей форме, сбацает как надо.
— Вот и отлично! Отлично… Давно хотел…
Федор докурил, отшвырнул окурок.
— Давно хотел послать все это на фиг, давно… Все, хватит, ухожу!
— Куда? — спросил я.
— На заслуженный отдых. На пенсию. В отставку.
— А как дело? — спросил я. — Ты обещал достать дело…
— Без меня, — отмахнулся Федор. — Теперь без меня. Мне все ваши дела… мне до всех ваших дел…
Федор выразительно и густо плюнул.
— Короче, Витя, теперь сами. А я убываю. В Испанию, там совсем за недорого можно купить отличную виллу…
— А тебе как бывшему сотруднику можно виллу покупать? Хотя поздравляю.
Я оперся о велосипед и отправился домой. Федор догнал и пошагал рядом. По улице Вокзальной, потом свернули на Пионерскую.
— Витя, а тебе бизнесок не нужен? — Федор схватился за руль. — Я могу поспособствовать. Микрозаймы! Да, тема не та, что три года назад, но жить можно. А я за тебя по-людски замолвлю…
— Нет, спасибо, мне и так хорошо.
Федор держался за велосипед, тормозил. Я остановился.
— Что еще?
— Ты подумай, дурачок! — зашептал Федор. — Бизнес налаженный, как по рельсам бизнес, Витенька… Делать ничего не надо, местные шелковые давно, я их приручил…
Я попробовал отобрать велосипед, Федор держал крепко, смотрел исподлобья. Пионерская улица оставалась безлюдна. Я всегда думал — почему она Пионерская. Тут не было никаких пионеров, тут даже школа отсутствовала.
— Подумай, Витя, подумай! — шептал Федор. — Люди надежные нужны, так что все нормально, поставим тебя культурой заведовать, клуб откроем, делянку выпишем, станешь пилить потихоньку, что еще надо для жизни? Раз уж ты здесь остаешься…
— С чего ты взял, что я здесь остаюсь? — перебил я.
— Так, а как же теперь? Остаешься, вон тушняка закупил…
Я вырвал велосипед и пошагал прочь. Делянка для жизни, всегда хотел небольшую такую делянку.
— Ладно, Витя! Ладно, расскажу…
Я обернулся. Федор догнал.
— Есть кое-что еще… Кое-что скажу… пока этот Хазин в морге вялился, я у него пальцы откатал.
— И что?
— Погоди, не торопи…
Федор закурил снова, предложил мне. Я взял сигарету. Федор сунул зажигалку, чиркнул, я затянулся.
— Пальцы у него тоже, кстати, интересные, но не это главное, а главное тебя удивит! Ты, Витенька, вздрогнешь!
В голову дало. Хорошие сигареты. Закашлялся. Мы стояли перед старыми дощатыми гаражами, покосившимися и посеревшими, заросшими лебедой.
— Я взял у Хазина ДНК, — сказал Федор.
Я вздрогнул.
— Ты… зачем?
— Все так делают, — ответил Федор. — Ты что, телевизор не смотришь?
— Телевизор…
— У нас тут одна девка, — полковник продолжал оставаться в прекрасном расположении. — Короче, она вроде как от Хазина тогда залетела — и родила. А когда он сюда приперся, девка его заметила и хотела слегка поприжать, баблосиков намыть…
— Ты же у мертвого брал образцы, — сказал я. — С кого она собиралась баблосики трясти?
Федор прищурился внимательно.
— Это же шутка, Витя. Шутка. Ты чего такой серьезный?!
Федор ткнул в плечо.
Пока я сидел на почте и читал письмо, он ждал.
— Хотя, может, ты и прав… Хочу тебе рассказать… Короче, у меня имелись подозрения, и я… ну так, на всякий случай… Отправил материалы, ну и… Это он.