Я хотел соврать про успехи и перспективы, но подумал, что Аглая вполне могла про меня узнать в Интернете. «Центр коммуникативных компетенций», коммуникации, технологии, ивент. Слава богу, что не успели издать Уланова, несомненно, публикация книги «Анабасис Дроси Ку» украсила бы мое портфолио.
— Да нормально, — ответил я. — Занимаюсь примерно тем же самым.
— Пиаром?
— Консалтингом. В основном устраиваю всякие мероприятия.
— Вроде выставок кошек? — спросила Аглая.
Я поперхнулся чаем. Аглая похлопала мне по спине.
— Нет, немного другие выставки, — ответил я. — Сельхозоборудования или медицинской одежды. Конференции разные проводим, конвенты. «Нахлыст России».
— Нахлыст?
— Съезд рыболовов. Съезд потомков Маяковского. Съезд производителей сои.
— Сои?
— «Соевый и рапсовый союз», слышали?
— Нет вроде. А что вы в Чагинске делаете? Какой-нибудь съезд?
— Да нет, я в Нижний ехал, дай, думаю, заскочу…
Я замолчал. Аглая улыбалась.
— Ну, в общем решил книгу писать, — зачем-то сказал я.
— Книгу? Отличная идея, если честно!
Девочка принесла мне печенье на блюдце.
— У меня уже давно одна история в работе, — сказал я. — А теперь вот решил на натуру выбраться.
Аглая молчала. Смотрела и чуть улыбалась, то ли заинтересованно, то ли сочувственно. Я растерялся.
— Приехал, а гостиницы нет…
— Тут ничего нет, я же говорю, — Аглая пожала плечами. — Ни гостиницы, ни хостела, ни гостевого дома, столовок и тех не осталось.
Девочка смотрела на нас. Я взял печенье, она ушла.
— Это Таня, — объяснила Аглая. — Наша главная читательница.
— Вы, я помню, тоже читать любили, — сказал я.
— Отпустило, — отмахнулась Аглая. — После филфака сразу и отпустило. Нет, иногда почитываю, но не так, как раньше. Слишком много в детстве читала, перечитала, наверное.
Аглая взяла печенье.
— Я сам в детстве читал много, — сказал я. — И потом… потом меньше читал, больше писал. Вот и сейчас появились некоторые идеи… Правда, не ожидал…
Печенье старое, срок годности явно истек, пахнет мышами и по вкусу недалеко, стал грызть из уважения.
— Если хотите, можете пока в котельной переночевать, — предложила вдруг Аглая.
— Что?
— В котельной. В ней даже зимой можно жить, там тепло и раскладушка.
Тепло и Раскладушка — это гениально. Я хотел в Черногорию. Я бы мог быть в Черногории, но я в бойлерной чагинской детской библиотеки.
— Хорошо, — согласился я. — Знаете, я разместил объявление в группе, но никто не откликается…
— Это понятно. Пойдемте.
Мы оставили чай, покинули читальный зал и вышли на улицу.
Котельная представляла собой пристроенный к библиотеке каменный сарай. В свою очередь к бойлерной был приставлен деревянный сарай, явно угольный; дождь между тем несколько усилился.
— Правда, тут у нас Петрович в апреле повесился, — сказала Аглая, перебирая ключи. — Но он смирный…
Аглая открыла замок, мы вошли.
— Петрович?
— Это шутка.
Аглая включила свет.
Не то чтобы я часто бывал в котельных, бойлерных или водокачках, но мне всегда представлялось, что они устроены именно так: котел, насос, топчан. Немалая библиотека из списанных книг, две горы журналов, небольшой верстак, электрическая плитка. Вешалка с рабочей одеждой, под ней обрезанные сапоги. В углу раскладушка и довольно чистый с виду матрас, зеленое пластиковое кресло. Опрятно, ни угля, ни пыли, ни грязных тряпок.
— Тут, конечно, не очень… — поморщилась Аглая. — Но, я думаю…
— Тут отлично, — возразил я. — Спасибо большое, Аглая, вы меня сильно выручили.
— Но на ночь я оставлю вам ключи от библиотеки, — пообещала Аглая. — Ну, если вдруг захотите умыться… И вайфай оставлю.
— Спасибо.
Я сел в пластиковое кресло.
— Вы тут пока устраивайтесь, а я отойду, у нас еще обсуждение.
Аглая ушла.
Я сидел в зеленом кресле котельной в Чагинске, смотрел в сумерки за дверью. Семь часов, а темно, я в котельной, и где-то вокруг тоскует в ночи Истопник Егор, у него недавно опять задрали двух куриц, и он в гневе, о, Дрося, я здесь меньше суток, но чувствую — начал пропитываться торфяным чагинским воздухом.
Я достал телефон.
Вайфай от библиотеки тек мощный и устойчивый, я перебрался на раскладушку и устроился на матрасе, набитом жестким ворсом лося.
«Подручный Сом», «Современный Прометей», «Молот Берии», нет, пожалуй, все-таки «Пчак-хвон-до», но, увы, Остап Висла не обновился.
«Подсмотрено в Чагинске».
Кит Тиков предлагал купить навоз, пахту и гравий.
Выдра Лариса предлагала бэушную коляску.
Я сходил в машину, принес вещи. Ноутбук и спальник, непромокаемый мешок с походным снаряжением. Лег на раскладушку и не думал, наверное, час.
Потом заглянула Аглая с чайником и рюкзаком.
— Мы закрываемся, — сказала она. — А вы тут располагайтесь. Тут тихо, и если что — полиция рядом.
— Да, спасибо.
Я сел на раскладушке. Аглая поставила чайник на верстак.
— Подпишите? — Аглая достала из рюкзака книгу.
«Пчелиный хлеб».
Я, разумеется, почувствовал себя мудаком. Наверное, глаз дернулся. Я и раньше, подписывая книги, так себя чувствовал.
— Это не библиотечная, — заверила Аглая. — Это моя.
Весьма, кстати, потертая, писателю приятно.
— Ну да, утенок и бульдог…
— Что?
— С удовольствием подпишу.
Я взял книгу, открыл первую страницу.
«Аглае Черпаковой от автора. Удачи, здоровья, хорошего настроения! 2018 год».
— Спасибо, — Аглая спрятала книгу. — Очень хорошая.
— Да, мне тоже нравится. Правда, давно не перечитывал.
— Возьмите в библиотеке, — улыбнулась Аглая. — А сейчас? Что-нибудь сочиняете?
— Рассказы в основном, — ответил я. — В журналы берут, в сборники… Наброски разные…
— А я фотографией увлекалась, — сказала Аглая. — Знаете, я та самая девочка с зеркалкой…
Аглая сощурила глаз и щелкнула языком.
— Ничего не получилось.
— Почему?
— Не знаю. У меня все в жанре «я и круассан» получалось.
Вселенная имеет форму круассана, с этим невозможно спорить. Аглая.
— Короче, смешно. Стихи пробовала, драматургию…
Аглая поежилась и улыбнулась.
— Еле ноги унесла.
— Это часто случается, — согласился я.
— Да, теперь я знаю. А ваша новая про что? Книга?
— Про Чагинск.
— Документальная? Вы тогда ведь, кажется, документальную писали, так?
— Эта не документальная, художественная. Писательское расследование.
— Про Костю, значит, — утвердительно сказала Аглая.
Я не понял.
— Про Лапшина же! Костя Лапшин и Максим Куприянов, они тогда пропали.
— Да, как раз про это. Тема отличная, честно говоря. Я еще тогда хотел, материалов много собрал, но… По определенным причинам…
Я взял из стопки журнал «Экономические вести».
— Не получилось, — сказал я. — Но сейчас… это актуально.
«Вести» предрекали серьезный кризис.
— Забавно, — улыбнулась Аглая.
— Что?
— Ваш друг тоже про это пишет.
О, «Коты-онанисты», я слышу вашу чугунную поступь.
— Друг? — осторожно спросил я.
— Да, ваш друг. Вы тогда вместе с ним приезжали.
— Хазин?
— Хазин? Нет, другой, танцор который. Роман!
— Интересно как…
— Он мне звонил, — сказала Аглая. — То есть не мне лично, в библиотеку, а я трубку взяла. Недели две назад. Или три… Не помню.
— И что сказал?
— Сказал, что пишет книгу про то исчезновение, хочет поговорить с бабушкой. А я ему сказала, что бабушка давно в Калининграде, но я все прекрасно помню. И знаете, он меня тоже вспомнил!
— Да?
Шустрый Шмулик, собака.
— Да-да, вспомнил, как я стихи читала.
— Да, тогда вечер вроде был…
— А вы помните?!
Аглая поглядела на меня с непонятной надеждой.
— Что-то про бегемотов. Красивые стихи, нам всем понравилось…
— Это Ломоносов, — сказала Аглая. — А там все бухие были, никто не понял.
— Вы читали великолепно.
— Вы же сам пьяный были, я помню.
Я не нашелся, что ответить, спросил:
— И что вы ему рассказали? Роману?
На свет начали собираться комары, влетали в дверь.
— Про Костю в основном. Мы же дружили тогда… И с Максом…
Аглая замолчала. Взяла пластинку от комаров, насадила на булавку, подожгла и сразу задула. Пластинка задымила.
— Они ко мне заходили, — сказала Аглая. — В то самое утро…
Аглая размахивала пластинкой. Комары бесились и падали.
— А у меня горло болело, а вечером еще стихи читать… я не пошла… Как подумаешь…
Пластинка погасла, Аглая подожгла ее снова, задула.
— Так что вы ему рассказали про Костю? — спросил я.
— Да немного. Знаете, по телефону разве чего расскажешь… А вы не в соавторстве пишете?
— Мы обсуждали этот вопрос. В принципе, в этой идее есть здравое…
Зазвонил телефон, я достал, нет вызова.
— Это мой!
Аглая достала свой.
— Да, мам, иду. В библиотеке еще. Да, сейчас закрываюсь. Я же на машине!
Аглая спрятала телефон.
— А Роман тоже писатель? — спросила она.
— Да, немного.
Пластинка погасла, Аглая опять ее разожгла.
— Ладно, мне пора бежать, а то мама нервничает.
Аглая приколола булавку к верстаку и направилась к дверям.
— Погодите!
Она остановилась.
Я достал пять тысяч.
— Это что? Не возьму, не придумывайте…
— На новый три-дэ принтер, — пояснил я. — В фонд общественного пространства.
— Нет-нет! — отказалась Аглая. — Лучше в ящик!
Я не очень понял, чем ящик лучше.
— Ладно, до завтра!
Аглая убежала. Послышался звук мотора.
Я остался один, закрыл дверь. Лег на раскладушку. Лосиная шерсть впилась в спину и шею. Лучше в ящик. Роман, значит, взялся серьезно. Книгу пишет. Пусть пишет.
Я лежал, размышляя, что делать, и в очередной раз склонился к тому, что в моем случае пока лучше не делать ничего. События все еще развивались в русле непонятной логики и неясных целей, и идеальной стратегией оставалась тишина. Ждать и наблюдать. Тот, кто прислал бейсболку, сделает шаг, я в этом не сомневался. Ладно…