Если он действительно видел зажигалку после праздника, то, скорее всего, в руках убийцы. Логика простая.
— Думаю, ты прав, — согласился я. — То, что зажигалку прислали тебе — это действительно важно.
— А почему тогда бейсболку отправили тебе?
— Я ведь тоже ее помню, — признался я.
— Откуда?
Я видел ее один раз.
— Я видел эту кепку однажды, — сказал я.
В то утро, когда на берегу Ингиря подарил Косте Лапшину зажигалку с бровастым американским орлом.
— Костя Лапшин приходил в библиотеку, — сказал я. — За день или за два до исчезновения. Он дружил с Аглаей. И эта кепка была на нем. Я ее запомнил, потому что мечтал съездить на Кубу…
— Ты ее сфотографировал?!
— Нет… Зачем?
— Вот ты сейчас придешь в котельную, а кепки нет!
Мысль хорошая, кстати.
— Потом невозможно будет ничего доказать! Что эта бейсболка вообще существовала!
— Доказать и так ничего нельзя, — сказал я. — Зажигалка и бейсболка — это не улики, любой адвокат такими уликами задницу вытрет. Можно посмотреть?
Я взял зажигалку. Мне показалось, что она не пустая внутри, а заполненная металлом, слиток. Та самая? Я не мог сказать наверняка. Подобных зажигалок, наверное, сорок тысяч наделали и продали в привокзальных ларьках. Бензином давно не пахнет, эмаль стерлась…
— Как ты думаешь, кто послал? — спросил Роман. — Подозрения есть?
— Ну, если…
— Федор, — сказал Роман.
Федор Сватов, подполковник.
— Вряд ли, — возразил я. — Он сволочь, но не дурак. Да и зачем ему?
— Ну… теоретически… Да, мотивы хиленькие. Представляется…
Мне не представлялось даже теоретически.
— Месть, — предположил Роман.
— За кого?
Я усмехнулся.
— С чего бы ему мстить?
— Они же ее довели… и она повесилась…
— Это как сказать, — заметил я.
— То есть?!
— То есть это мы думаем, что она повесилась.
Роман вынул блокнот, стал записывать.
— Сам понимаешь, Рома, если вариантов… тьма. И ворошить старое Феде на фиг не нужно, я это понял, как его увидел.
Роман продолжал записывать.
Зажигалка тянула руку. А вдруг она золотая, подумал я. Шутка такая, взял зажигалку, залил золотом…
— А совесть? — спросил Роман. — Его могла замучить совесть.
— Федор и совесть — вещи несовместные, — заверил я. — Ты уж мне поверь.
— Тогда кто?
— Допустим… Зизи.
— Кто?!
— Зинаида Захаровна Охлопкова, мэр города.
— С чего бы вдруг она?
Дилетантский детектив. Сидим под падающей хвоей, гадаем, Роме, кажется, нравится.
— Зинаида Захаровна заведовала «Дружбой», уволена с пинком, бедствовала, внезапно стала мэром. Мутная история, не находишь?
— Пожалуй.
Я подкинул и поймал зажигалку. Вполне себе золотая. Или палладиевая, что там тяжелее золота?
— Допустим, она что-то узнала про убийство, — сказал Роман. — И использовала эту информацию, чтобы стать мэром. Но зачем ей сейчас присылать улики, да к тому же нам?
Ответа на этот вопрос у меня не было, поэтому я сказал:
— Был еще такой Бородулин, он заведовал краеведческим музеем.
Она заведовала клубом, он заведовал музеем, судьба их связала вместе крепким носочным змеем, пятнадцатая баллада об убийстве.
— А он-то каким тут боком? Мотив?
— Мотива могло и не быть, — сказал я.
— Маньяк?
— Почему нет? Он мне всегда, кстати, не нравился. Мутный человечишко, чей-то родственник, надо к нему зайти.
— Бородулин…
Роман записал Бородулина.
— Тогда надо записать и чучелмейстера, — сказал я. — Я не помню, как его звали, вычурное что-то…
— Почему чучельник?
— Чучельники нередко маньячат. Норман Бейтс, например. Потом он явно непростой чучельник, чучельник-затейник… Нет, чучельника со счетов не сбрасываем.
— Кто еще?
— Светлов, — сказал я. — Алексей Степанович.
Роман хмыкнул и отобрал зажигалку.
— Светлов Алексей Степанович, ага. Между запуском автоматического зонда на Марс и испытаниями термоядерного реактора он немного шьет и поигрывает в «Четыре трупа». Ха-ха.
— А что такого? — спросил я. — Может, ему надоело без конца запускать автоматические зонды к Марсу, может, он решил вспомнить молодость? Некоторые становятся сентиментальными в определенном возрасте.
Воробей наклевался муравьев и принялся вызывающе купаться в пыли перед эстрадой.
— Вряд ли его можно считать главным подозреваемым в этих рассылках, — сказал Роман. — Ему-то зачем эти игры?
— Не знаю… Он эксцентричен.
— Многие миллиардеры эксцентричны, — возразил Роман. — Каждый второй Тони Старк, каждый третий Брюс Уэйн, обычное дело.
Алексей Степанович заполнил зажигалку тритием и отправил ее Роману. Забавный розыгрыш, чего уж там.
— Светлов эксцентричнее других, — сказал я. — Помнишь последний день?
Последний день, высок и страшен.
— Это ничего не доказывает и ни на что не указывает, — сказал Роман. — Но я согласен, сбрасывать его со счетов не стоит. И потом… Он слишком часто встречался.
Кстати, точно, я сам про это еще тогда думал. Они слишком часто мне встречались, и Федор, и Светлов. Посторонние люди так часто друг другу не встречаются.
— Механошина еще запиши, — посоветовал я.
— Механошин… Механошин. А он разве не это? Вроде Механошин… не в полной мере жив.
Неплохо научился излагать.
Роман полистал блокнот.
— Да, мертв, — подтвердил он.
Мертв, как собачье дерьмо.
— И снова игровой момент, — сказал я. — Все считают, что Механошин мертв, а он появится в решающий момент. Как такой твист?
— Разве его не похоронили?
— Тем интереснее.
Роман записал в блокнот Механошина.
— В принципе, ты прав, — сказал Роман. — Судья в «Десяти негритятах» тоже притворился мертвым. Кто дальше?
— Хватит.
Я поднял шишку и швырнул в воробья, попал, воробей, возмущенно чирикая, продолжил возиться в песке, мощная когтистая тварь.
— Кандидатуры, безусловно, достойные, — Роман помахал блокнотом. — Теперь осталось собрать материал…
— Какой материал?!
— ДНК, разумеется.
— Ты что, Рома, телевизора пересмотрел?! Ты сам себя слышишь?!
Воробей, испугавшись, ретировался.
— Это наиболее разумный шаг, — невозмутимо сказал Роман. — Восемьдесят процентов особо тяжких преступлений раскрываются с помощью ДНК-тестов, это официальная статистика.
Сорок процентов реальности поражено бурыми древоточцами.
Я все еще не мог поверить, что Роман всерьез. Хотя надо было — он в Чагинск приехал явно за этим.
Интересно, почему хвоя не осыпалась раньше?
Роман ждал, что я ему отвечу.
Нет ничего безнадежней возвращения.
Возвращение — удел проигравших.
Пусть и со щитом — удел проигравших.
Возвращаются те, кто не смог дойти.
Возвращаются те, кто испугался на полпути.
Иррационально, необъяснимо.
Современный Прометей слеп.
Современный Одиссей обречен.
Пауза затягивалась. Мы сидели в парке города Чагинска, вокруг шептала падающая хвоя, мы молчали.
— Ты как? — спросил наконец Роман. — Что решил?
Он прав. Зачем я тогда приехал?
— Не хочется идти тропой инфантила, — сказал я.
— Это говорит писатель.
— Сочинительство не равно инфантилизму.
— Ага. Не всякий инфантил писатель, но всякий писатель инфантил.
Признаться себе в этом практически невозможно. Годы учат ядовитым парадоксам. Возвращение всегда возмездие.
Возвращение есть возмездие. Для тех, кто возвращается, и для тех — кто оставался.
Поприще инфантила, Роман прав.
— Немного побуду, — ответил я.
Из двух зол выбирают с бо́льшими сиськами, так говорил маэстро Крыков.
— Ну побудь. Только, Витя, давай договоримся…
— Мешать не стану, — пообещал я.
Телефон. Я вздрогнул, телефон… Звонок словно упал, я услышал его над собой, у верхушек сосен, сначала еле различимый, потом все громче и ниже и вот уже в кармане.
Я ответил.
— Привет, москвич, — жирно произнес Эрп. — Не скучаешь?
— Нет.
— Рад за тебя. Слушай, будь другом, зайди в местные запчасти, посмотри карб на «Оку», может есть…
Я слушал его три минуты. Эрп рассказывал про карбюратор для «Оки», у его деда «Ока», тачка-огонь, но родной карб не тянет, он бы воткнул тюненый, но дед не разрешает…
Через три минуты Эрпу надоело.
— Ладно, москвич, отдыхай пока, а мне тут бежать пора…
Эрп отключился.
— Наверное, Роман, ты прав, — сказал я. — Раз я здесь… Все равно делать нечего… Какой у тебя план?
— Надо собрать образцы, — снова сказал Роман.
— У кого? — не понял я. — У всех подряд?
— У всех подряд не требуется, у основных фигурантов. И многие из них в Чагинске, между прочим…
— Погоди-погоди! Ты это серьезно?!
— Вполне.
— Я, если честно, не очень понимаю…
— Но ты приехал, — в сороковой раз напомнил Роман. — И захватил бейсболку.
Ладно, буду терпелив, я могу вытерпеть Эрпа, Романа вытерплю с закрытыми глазами.
— Неужели тебе неинтересно? — поинтересовался Роман.
Я не ответил.
— Ты же писатель. А тут такая история…
— Да нет тут истории.
Восемнадцать параллаксов в секунду, вот протяженность моего терпения, Остап Висла тому свидетель, Молот Берии тому крепкая порука.
— Есть! — Роман потряс блокнотом. — Есть история!
— Допустим, — согласился я. — Допустим, мне лень спорить. Но как ты намерен… действовать? Попросишь Зизи плюнуть в пробирку?
— Волос вырву, — хмыкнул Роман.
— А Механошин? Он несколько… не в прямой доступности.
— Ну, это проблема решаема. А потом… Смысла с Механошиным нет, сам понимаешь.
Смешно. Нет, путешествие получается определенно забавным.
— Кстати, о кепке, — спросил Роман. — Ты с нее-то ДНК снять не додумался?
— Нет, — ответил я. — То есть да, додумался… Но не хотел в нашу лабораторию отдавать, отправил в надежную.
— И что? Когда результаты?