Я не смог устоять перед искушением, почистил трех раков, полил растопленным сливочным маслом. Попробовал. Сарычев был прав. По вкусу и консистенции они могли легко сравниться или даже в чем-то превосходить омаров. Безусловно, вкус месяца.
— Отличные раки, — сказал я.
— Да, прекрасные, — печально вздохнул Сарычев. — Сам я их, увы, уже не вкушаю. Раки вроде не мясо, но если взялся…
Сарычев щелкнул рака по острому рылу.
— Да, кто бы мог подумать…
Роман съел шейку, а потом еще одну. Аглая раков не ела. Может, она тоже вегетарианка. Я знавал пару вегетарианок и ничего определенного про них сказать не мог, впрочем, не исключено, что мне попадались удачные.
— Кто бы мог предполагать…
Аглая положила на тарелку гренку, а на нее печеный помидор. Я понял ее замысел — выпустить из помидора мякоть, пропитать жареный хлеб, добавить несколько капель оливкового масла… Едва Аглая дотронулась ножом до помидора, как кожица лопнула, и Аглаю израдно окатило красным.
Она в смущении поднялась из-за стола. Сарычев тоже вскочил.
— Не ошпарилась?! Все в порядке?!
— Нет, ничуть… А где у вас здесь…
— В доме и направо! — указал Сарычев. — Через оранжерею! Я провожу…
— Нет, спасибо, я сама! — решительно возразила Аглая. — Я сама… Извините…
Аглая направилась к оранжерее.
Сарычев погрустнел, сел на скамейку и спросил устало:
— Вы, наверное, насчет той истории узнать хотите?
Он кивнул в сторону леса.
— Я слыхал, вы книгу пишете.
— Да, пишем, — подтвердил я. — Мы в некотором роде прозаики. Сейчас у публики интерес к таким историям. Нон-фикшен, новая искренность, богатый тренд.
— Втроем? — Сарычев посмотрел в сторону удалившейся Аглаи. — Вы работаете над книгой втроем?
— Пытаемся собрать материалы, Аглая помогает. У нее ведь личная заинтересованность.
— Какая же? — спросил Сарычев.
Он встревоженно поглядывал на оранжерею, словно опасался, что лев нападет.
— Она дружила с пропавшими ребятами, — ответил я.
— Неужели?! Не знал… Жаль. Вы кушайте, кушайте.
Давно нормально не ел, подумал я, а Сарычев в пожрать толк знает, он заслуженный работник искусств. Или культуры. Заслуженного работника культуры дают за чучельные достижения?
— Плохо, когда люди пропадают, ужасно. Я и сам с этим столкнулся…
Помидор, который Аглая пыталась разрезать, растекся на хлеб, я решил, что добру нечего пропадать, и стал жевать гренку.
— Мать у меня пропала, — рассказывал Сарычев. — То ли в болоте утонула, то ли поездом сшибло, не нашли, короче. Может, она и сбежала… но мы думали, что утонула. А отец лесник был, всю жизнь по кордонам, ну и меня таскал, и летом и зимой. Школу еле окончил с такой жизнью…
Сарычев врал. Скорее всего, врал. Я встречал четырех человек, чья мать попала под поезд, и двух, чья утонула в болоте, такого просто не могло быть.
— Но в итоге это помогло — однажды пошли с отцом проверять зимовье да и застряли на две недели. Делать нечего было, вот я и упражнялся на белке… И получилось. Я ее потом в живой уголок отнес, всем понравилось. Так и пошло… А Аглаша…
Сарычев обернулся на оранжерею.
— Она вся на нервах, я же вижу… Оно понятно — в таком возрасте столкнуться… с трагедией. Это тяжело…
— С убийством, — поправил Роман. — Столкнуться с убийством.
— С каким убийством?
Роман взял еще пару раков.
— Мы уверены, что тогда произошло убийство, — сказал он. — И мы ищем убийцу.
— Убийцу?
— Ну да, — сказал я. — Видите ли, тогда была найдена кепка…
А ведь и я увлекся. Не успел охнуть, как втянулся в нелепый детектив. Это все из-за Хазина. Хазин меня разозлил. Я вернулся сюда… чтобы вытрясти из Хазина денег, а потом…
— Конечно, найдена! — воскликнул Сарычев. — Я сам ее нашел!
Точно, забыл. Из головы тотально вывалилось. Кепку нашел Сарычев. И Роман забыл. Идиоты…
— Я нашел кепку, перепачканную в крови, принес ее ментам, они уцепились… Но я и тогда им говорил, что кепка ни при чем. Я ее в семнадцатом квадрате нашел, а пацаны в другую сторону убежали, на север! Помните, мы же вместе тогда прочесывали?
— Его мышь тогда укусила, — напомнил Роман. — Он плохо помнит.
— Это Хазина укусила, — поправил я.
— Да, в лесу полно мышей, — растерянно подтвердил Сарычев. — В том году мышами все кишело… А когда много мышей, других зверей тоже больше — волков, лис, медведей… Я не о том! Понимаете, мальчишки в другую сторону ушли, на север, кепка тут совсем ни при чем.
Появилась Аглая. Она успела застирать томатный сок, на блузке остались еле заметные разводы.
— Маменька звонила, — сказала Аглая. — Опять с компьютером не дружит…
— Маменька ваша беспокойная женщина, в ее возрасте стоит беречь нервы… — сказал Сарычев. — Кстати, как у нее там дела на службе? Сочетаются?
— Кое-как, — ответила Аглая. — На прошлой неделе две пары.
— Во! — Сарычев выразительно хлопнул в ладоши. — Во как! На весь район в неделю две пары поженились! Результат! А все потому, что роддома нет больше. Где девкам рожать? В область ехать надо. Вот они и едут. И не возвращаются. И правильно! Чего тут делать-то?
Сарычев стал накладывать на тарелку жареные кабачки.
— Тут у нас никакой перспективы, все по родовому принципу, — говорил он. — Сын энергетика станет энергетиком, дочь воспитательницы — воспитательницей, брат говночиста — говночистом, остальным на пилорамы, а там работать надо. Или в менты, но там мест мало. Вы вот про это в книге напишите! А что там сто лет назад случилось — кому интересно…
Сарычев подтянул соусницу с брусничным.
— Но убийство осталось нераскрытым, — сказал Роман.
— Да не убийство это, — Сарычев намазывал кабачок брусничным соусом. — Какие у нас убийства…
Похоже, Сарычев склонен к фьюжену.
— Это не убийство, — повторил Сарычев и приступил к кабачку. — Пацаны заблудились, такое случается сплошь и рядом. А то, что там менты напридумывали… Механошин им велел разобраться — и они стали разбираться, вы что, ментов не знаете? Особенно местных…
Он взглянул на Аглаю, ища поддержки, Аглая неопределенно пошевелила бровями.
— Все тогда обосрались, шарахались как угорелые, никто ничего не понимал…
— А зачем вы вообще кепку принесли? — спросил я.
— Ну… — Сарычев растерянно покрутил вилкой. — Тогда все были взбудоражены, я и подумал… Мало ли что? Иду по лесу, кепка валяется, да еще в крови. Странное дело. Вам не кажется?
— Да…
— Вот я и подобрал на всякий случай. Каждый может ошибаться… Как вам ткемали?
Я попробовал ткемали, который, опять вынужден признаться, был хорош.
— Пацаны пропали, да, жаль… — Сарычев поскрипел вилкой по тарелке. — Время такое было, девяностые…
— Это в две тысячи первом случилось, — напомнил я.
— У нас тут девяностые десять лет назад закончились, — ответил Сарычев. — Да, времечко то еще… вспоминать неохота. А давайте выпьем?
— Я за рулем, — тут же ответила Аглая.
Сарычев не услышал.
— У меня свое производство, все на чистом сахаре, сначала двойная возгонка, потом настаиваю на дарах леса. Кедровка есть, клюковка, на брусничном листе…
Сарычев перечислял ассортимент своих богатых погребов, и в этом ассортименте имелись действительно соблазнительные позиции, например бальзам на золотом корне, меду и золоте, или тинктура на чаге, или экзотичная эссенция на чертовых пальцах.
Но и мы с Романом отказались. Роман на таблетках, а я не пью восемь лет, каплю торфяного в чай, вот и весь алкоголизм.
— Зашился? — сочувственно спросил Сарычев.
— Закодировался, — ответил я. — Бухал как лошадь, пришлось озаботиться.
— Жаль, — печально сказал Сарычев. — Но понимаю, у всех свои перспективы. Мне самому еще на делянку ехать, эти скоты без пинка не работают… А может, все-таки по капельке? Для творческого вдохновения?
— Литература и алкоголь несовместимы, — сказал я. — Нам сегодня еще работать.
— Да-да, книга… А как вы решили книгу назвать?
— Мы пока… — начал Роман.
— «Раскопки в Муми-доле», — ответила Аглая.
— Хорошее название…
У Аглаи зазвонил телефон, она ответила.
— Да, мама… Да…
Аглая с отчаянием поглядела на небо и отошла от стола в глубь участка.
— Увы, родители, бывают невыносимыми, — сказал Сарычев. — Но все равно, хорошо, когда они есть… Жорик, подавай картошку!
Жорик принес. И в картошке Жорик был мастером. Заурядная фри оказалась не пластиковой, а вполне съедобной. Картошка по-деревенски не расплывалась от жира. Золотистые чипсы, сухие, хрустящие, не крошились, со старым вкусом московской картошки в пакетиках. Фрайт, молодые клубни, сваренные в перенасыщенном соленом растворе, плотные и нежные. Синеглазка, сваренная с аджикой. Я не удержался и стал пробовать. То есть наворачивать, чего уж там. Роман пытался сопротивляться, но сломался на картошке, жаренной со сморчками и луком — одолел сковородку и безвольно расплылся на стуле.
Меня же добила бататовая каша.
Бататовая каша, раньше я про нее только читал, теперь попробовал, и оказалось, что это вкусно, необычайно вкусно, я съел два глиняных горшочка.
Сарычев обмакивал фри в рыбный соус и жевал.
Тяжело и клонит в сон.
Показалась Аглая с расстроенным видом.
— Что случилось? — спросил я.
— Мама просит подъехать. Что-то у нее там случилось…
Аглая покачала головой.
Роман с готовностью поднялся из-за стола.
— Жаль, — сказал Сарычев. — Только начали сидеть, начали говорить…
— Извините… — Аглая посмотрела в телефон. — Извините, пожалуйста!
— Ничего, мама это святое, я все понимаю… Жорик!
Сарычев отдал распоряжение, и расторопный Жорик собрал три корзины провианта, все, что было на столе, включая бататовую кашу.
— В дорогу, — пояснил Сарычев. — Возьмете в дорогу, отказа не приму, обижусь, все равно у меня испортится, берите…
Жорик передал Аглае и Роману корзинки. Я тоже хотел взять, но Сарычев неожиданно подмигнул.