Аглая кинула на заднее сиденье пакет с влажными салфетками. Роман принялся обильно сморкаться и выкидывать использованные салфетки в окно. Запас соплей у него казался неисчерпаемым, отсморкавшись, Роман вздохнул и сказал:
— Насчет Светлова не все так однозначно…
— В каком смысле? — спросила Аглая.
— Палец! Вот в каком!
Роман подался с заднего сиденья и выставил палец. Аглая на всякий случай снизила скорость.
— Я же говорю — палец!
Роман потыкал пальцем в зеленую елочку. Аглая скосилась на меня. Я почесал подбородок.
— Ром, может, тебе лучше немного отдохнуть? — осторожно спросила Аглая.
— Витя, ты не помнишь разве?! Ау! Ау!
Он довольно мерзко покривлялся пальцем.
— Витя, у тебя в памяти какие-то непонятные дыры, — Роман отвалился назад. — Палец Степанова! Последний день, ну же, Витя!
— О чем он?
Аглая перешла на вторую, поехали внатяжку и медленно.
— Когда мы закапывали… ее, — Роман хлюпнул носом. — Гроб опрокинулся, Светлов напоролся на гвоздь… И порезал палец!
Аглая затормозила.
Нельзя останавливаться на дороге в Заингирь.
— Не так, — возразил я. — Не на гвоздь. Он повредил руку веревкой, так мне кажется… Кровь действительно была.
Мы стояли в низком месте, кусты подступали к дороге вплотную, ветки обломаны лесовозами. Я опустил стекло и сорвал пыльный лист.
— Теперь подробнее, — попросила Аглая. — Что там случилось?
Тошный день. Тошный страшный день ходячих мобильников. Не хочу вспоминать.
— Хоронили… ну, тогда… ее… — сказал я. — От нас все шарахались, как от прокаженных, никто не пришел, гроб некому опускать было, остались я, Рома да Снаткина. Водила еще, но все равно, втроем не опустишь. Я побежал к дороге, а тут как раз Светлов. Ехал мимо. Думал, он пошлет, а он вдруг согласился.
— Светлов?!
Аглая заглушила двигатель.
— Да. Стали опускать гроб, а Ромик намотал веревку на руку — его и утянуло.
— В могилу?!
— Да. Так получилось…
Ужас в ее глазах.
— А Светлов повредил веревкой руку. Кажется, до крови. Вытер платком…
— Не так было, — возразил Роман.
Машина звонко потрескивала железом.
— Я понимаю, Рома, что ты хочешь сказать, но там вряд ли что-то осталось…
Ужас. Капля. Но этого хватило, я почувствовал, как вспотели руки. Безнадежный непроходимый дурак — это я. Сидел бы на берегу, издавал Уланова, Дрося Куку, «Вердана», Остап Висла и друг его Струмент… почти забыл, зачем? Зачем вылез? Бабушка же говорила.
— Ты, Витя, с другой стороны стоял, а я видел, — сказал Роман. — У него кровь сильно капала. Прямо на покрывало, там с блюдце чайное пятно!
Хватит.
— Рома, ты понимаешь…
— Место там песчаное, сухое такое место…
— Чушь! — крикнул я. — Бред! Ты что, могилу собираешься раскапывать?! Кто тебе разрешение на это даст?!
Аглая. Ужас в прекрасных ее глазах.
— Да какое разрешение, Витя? Тут всем на все насрать, никакого разрешения не нужно! К тому же кладбище заброшено, заросло, наверное, там хоть закопайся — никто не увидит!
— Ты это серьезно? — спросил я. — Ты что, не понимаешь?! Предлагаешь выкопать гроб?!
— А зачем ты купил противогаз? — спросил Роман. — Все знают, что на старом кладбище радон… ты сам про это думал!
Вечер, сумерки, я и Рома с лопатами крадемся к кладбищу, Аглая дежурит чуть дальше. Все в противогазах, их легко купить в рыболовном магазине, купи противогаз, освободи опарыша.
— Роман, тебе стоит отдохнуть…
— Витя, рассуждай здраво, — шептал Роман. — У нас единственный шанс получить его образец! Тебе не кажется, что им надо воспользоваться?
Я собрался и ответил максимально спокойно.
— Ты же сам говоришь, что за нами наблюдают. В том числе с квадрокоптеров. Ты отправишься осквернять захоронения — и никто этого не заметит?
Роман не ответил.
— Думаю, Федор будет рад, застукав нас с лопатами над могилой.
Роман молчал.
— Идея, в принципе, неплохая, — сказал я. — Но торопиться некуда. Мы всегда успеем выкопать то, что надо выкопать, главное, тщательно подготовиться. Такое мероприятие не стоит форсировать, действуем поступательно и по плану. Аглая, поехали, лучше здесь не стоять…
Поехали.
— Если Светлов заметил это… если он заметил кровь… То он наверняка уже подчистил… — сказала Аглая. — Светлов далеко не дурак…
— Он не заметил, — заверил Роман. — Это только я заметил… Что за дурацкие пилюли, голова от них двоится… а где банка с мазью?
Он принялся искать банку, приговаривая, что барсучий жир — верное средство, он хорош, однако есть и другие разновидности жиров, и некоторые из них поэффективнее будут, особенно если с пилюльками…
Я обернулся на заднее сиденье и отобрал у Романа таблетки.
— Витя, у меня будет анафилактический шок, отдай…
Роман попытался выхватить пузырек, не смог, отвалился на диван и захрапел. Счастливчик, в сущности.
— Что с Надеждой Денисовной? — спросил я.
— А ничего, — отмахнулась Аглая. — Это так, хитрость.
Аглая показала мне кнопочный телефон с крупными кнопками. Нажала на «3», и телефон немедленно зазвонил.
— У меня тоже такой был, — сказал я. — Очень удобно.
После этого я не придумал, что спросить, а Аглая старательно рулила и молчала, как и я. Может, она сама хотела мне что-то рассказать, но не решалась. Но и молчать было неплохо, молчать, смотреть на дорогу, пытаться о чем-то размышлять. Когда выехали с грунтовки на асфальт, я попытался настроить радио, бесполезно.
— А в моей машине работало…
— Ты, наверное, с Овражья привез, — объяснила Аглая. — Если там настроиться, то и здесь берет. А так… Телевышки давно нет. Так что мы без радио…
— А что с телевышкой?
— Демонтировали. Отпала вроде как надобность. А ты не заметил?
— Нет… В прошлый раз мы туда так и не добрались, несколько раз собирались, но каждый раз что-то мешало. И в Заингирь собирались доехать, но не доехали.
— Зато сегодня доехали.
Аглая обернулась.
— Рома уснул.
— Укачало, — сказал я.
Мы приближались к Чагинску.
— У меня один приятель работает в фирме, занимающейся социальными проектами… ты не представляешь, сколько проводится исследований, в которых на первый взгляд нет толка. Так вот, они выяснили, что счастливые люди, оказывается, имеют привычку спать в транспорте. В самолетах, в метро, в автобусах — если ты можешь уснуть, то, скорее всего, ты счастлив в жизни. Так что Ромику можно лишь завидовать. Блажен, кто может спать в дороге и видеть сны. А, кстати, Аглая, ты знаешь, что людям никогда не снятся мобильные телефоны?
— Точно… Мне никогда не снились. А вчера вот необычный сон…
У въезда в Чагинск стоял бензовоз с пустой кабиной.
— Выхожу из дома посмотреть, что такое, вижу огонек — самолет, — рассказывала Аглая. — Вроде все дальше и дальше, а потом обратно, приближается. Увеличивается в размерах, понятно, что упадет, а я смотрю и никак не могу поверить… И сдвинуться не могу — ноги как прилипли. Самолет падает. Но не на наш дом, а ближе к реке. И я понимаю, что это всё.
За бензовозом переезд.
— Все, мир кончился.
— Как кончился? — не понял я.
— Что-то случилось. Катастрофа. Ощущение, что жизни дальше нет. Не только у меня, а у всех.
На переезде никого.
— Хороший рассказ может получиться, — заметил я. — Из твоего сна. Я, когда начинал, три рассказа так сочинил. Приснится, а потом не отпускает… Отличный рассказ.
— Наверное…
Показалось, что Аглае стало неудобно за то, что она рассказала сон, сон все же слишком личное, Снаткина никому не доверяет своих снов.
— К Снаткиной? — спросила Аглая.
— Да.
Людям никогда не снятся мобильные телефоны, бататы и бензовозы, им снятся лестницы и коридоры, иногда старые автобусы и конец света. На самом деле неплохой рассказ. Герой приезжает в родной город продавать дом. Он ходит по улицам, вспоминает детство, вспоминает бабушку, что-то не дает ему покоя. Вечером он заходит в магазин за водкой, и к нему пристает ханыжка, просит полтинник. Герой выдает ей деньги, а на обратном пути к дому понимает, что узнал ее — девушка, с которой он целовался первый раз в жизни. Возвратившись домой, герой напивается и просыпается уже среди ночи. Его тошнит, он выходит на крыльцо, видит, как падает самолет.
— Приехали, — сказала Аглая.
На самом деле приехали, машина стояла у дома Снаткиной.
— Рома, приехали, — повторила Аглая.
— Роман, Снаткина ждет тебя! Просыпайся!
Нет ответа.
Я оглянулся.
Роман спал, развалившись на заднем диване.
— Вырубился, — сказал я. — Обожрался таблетками, с утра их глотал… Козак, подъем!
Я постучал Романа по плечу, он не проснулся, похлопал по щеке, не проснулся.
— До утра проваляется.
— Может, оставить его в машине? — предложила Аглая. — Поставлю возле дома, стекло опущу…
— Не стоит. Придет в себя, захочет прокатиться… Я его доставлю.
Я вытащил Романа из машины и положил на траву у колонки. Поднять на ноги не смог, и Аглая стала помогать. Вдвоем мы доволокли Романа до веранды и сгрузили на диван. Я поставил баночку на столик рядом, потом решил понюхать. Три жира воняли психой и мертвечиной, я закрыл банку плотнее и закинул за спинку дивана. Уйти, однако, не успели — появилась Снаткина.
— Здравствуйте, Таисия Павловна, — сказала Аглая.
— Здравствуйте, — сказал и я.
Снаткина на приветствие не ответила, взглянув на Романа, спросила:
— Дохлый, что ли?
— Живой, — ответила Аглая.
— Солнечный удар, — добавил я.
Снаткина подошла к Роману, оттянула ему веко на правом глазу.
— Угорел, — констатировала она.
— Да нет…
— Я вам говорила — не лезть на кладбище, — сказала Снаткина. — Нечего по кладбищам шастать…
Зазвонил телефон Аглаи.
— Извините…
Аглая выбежала с веранды.
— Говорила же тебе, — сощурилась Снаткина. — Что ты такой бестолковый-то?