Остальные дети не засмеялись.
— Вряд ли это был именно Кракен, — сказал я. — Скорее всего, водяной. Это примерно то же самое, но помельче.
— Я его тоже видела, — сказала девочка. — Он золотого цвета.
— От водяных лучше подальше держаться, — посоветовал я. — Они могут и на суше схватить, так что к воде лучше не приближаться.
— Черная Топь еще хуже, — сказала девочка.
— Чем? — спросил Роман.
— Она манит.
— И каждый раз в разном месте, — сообщил мальчик.
— Ее даже в городе видели, — мальчик подул на поляну. — Помогите, пожалуйста!
— Да, сейчас…
Мальчик бережно передал поляну Роману, тот взял.
— Я гвоздей наставлю, а вы изо всех сил прижимайте! — сказал мальчик.
— Да, понятно…
Мальчик вооружился строительным пистолетом и стал сажать на валун жидкие гвозди.
— Топь возле старого хлебозавода видели, — сказала девочка с елками. — И там сразу одна старушка пропала.
— Прижимайте! — велел мальчик. — Надо семь минут держать!
Роман прижал поляну к Чагинску.
— Вас зовут, — сказал мальчик с хорошим слухом.
Роман дернулся, но вынужден был остаться, держа пальцем поляну.
— В кабинет директора туда, — указала елкой девочка.
Я вышел из читального зала. Оглянулся. Роман продолжал прижимать поляну пальцем, стараясь не сломать сосны.
Аглая ждала в кабинете заведующей.
— Ну что, ездили? — спросила Аглая. — Чего там?
Я отметил, что на книжных полках стояло несколько макетов Чагинска разной величины, степени детализации, материалов и качества исполнения. Выделялся Чагинск в каленой жести, Чагинск в клееном шнуре и Чагинск в гладком черном камне.
— Это шунгит, — пояснила Аглая. — Он нормализует давление.
— Как?
— Надо прикладывать.
Я почему-то представил, как бывшая заведующая Нина Сергеевна лежит на диване и совершает перед сном оздоровительные маневры, на груди каменный макет города, на левом плече тонометр.
— Это бабушке дарили, — сказала Аглая. — На конференциях разных.
— В шунгите хорошо сделано.
— Неискоренима в нашей стране традиция народной миниатюры.
Аглая явно не чужда творчества.
— У Хазина дед был миниатюрист, — сказал я. — Тоже что-то вытесывал.
И, не удержавшись, рассмеялся.
— Что? — спросила Аглая. — Что в этом смешного?
— Неожиданно понял — меня всю жизнь преследуют миниатюристы, — сказал я. — Странно, но я действительно на них частенько натыкаюсь. Как думаешь, что это означает?
— Не знаю, — улыбнулась Аглая. — Наверное, ничего не означает. А может… С точки зрения коридорной философии цивилизация — это постоянное уменьшение. Сначала компьютер был в два этажа, теперь умещается в кармане. Уменьшение — естественный процесс. Все становится меньше. Зевс был размером с гору, Поллукс сравнялся с деревьями, Ахиллес метр пятьдесят и страдал подагрой.
— Печальные перспективы, — сказал я.
— Тепловая смерть Вселенной, — вздохнула Аглая. — Ничего не поделаешь.
— Кстати, о смерти. Хазин умер.
Аглая, похоже, не поняла.
— Хазин, — повторил я. — Ты его еще…
Я замолчал. Лучше про огнетушитель вслух не говорить.
— Хазин?
— Да. Сердечный приступ. Умер на обочине. Нашли в машине.
— А зачем он вообще приезжал?
— Информацию предлагал, — сказал я.
На всякий случай приложился правой стороной головы к шунгиту. Он оказался прохладный, с виду матово-гладкий, но на деле ноздреватый, его можно истолочь в крем, перетереть с маслом и обмазываться, особенно хорошо мазать голову.
— О нашем случае?
— Да.
— Какую?
— Теперь вряд ли узнаем.
Захотелось отломить от Чагинска кусок, истолочь и намазаться.
— Ты думаешь… Ты думаешь, это связано? С расследованием?
— Аглая! — я постарался быть максимально убедительным. — Аглая, послушай…
Я закрыл дверь.
— Аглая, — повторил я. — Ты меня, пожалуйста, услышь. Никакого расследования у нас нет и быть не может. Мы не расследуем, мы пишем книгу, всего лишь книгу, на книги всем насрать…
— Ты говорил, они должны напугаться.
— Правильно, напугаться. Но несильно. Если напугаются несильно, они возьмутся за кошелек. А если сильно, то за пистолет.
— У этого Хазина был пистолет.
— Да какой там пистолет, макет… Или травмат.
— А если мы чего-нибудь найдем? — спросила Аглая.
Я потер лоб.
— Или мы не можем ничего найти?
— Можем, — ответил я. — Мы можем что-то найти, иначе Хазин бы не приехал. Но вряд ли мы сможем использовать то, что найдем. И…
Я подошел к двери, выглянул. В коридоре никого.
— Аглая, я хочу тебя попросить… Не относись к этому слишком серьезно! Я понимаю, ты… тебе это трудно… Но, постарайся. Рома… он к этому слишком ревностно относится, это неправильно…
— А что правильно?
Я прикрыл дверь. Правильно делать дело и немножечко оставаться в живых.
— Почему съехал из котельной? — спросила Аглая.
— Рома попросил. Он Снаткиной боится. И правильно, Снаткина дерзкая женщина, приходит по вечерам, смотрит, спрашивает: «Что, соколик, почесать тебе пятки-то?»
— Понятно…
Глупо пошутил, мог бы придумать получше, про пятки столько отличных шуток, я выбрал самую за три копейки.
— Нет, это я пошутил. Но Снаткина… Роман просыпается ночью, а руки у него намазаны желтым маслом. А сам он не намазывал… Такие дела.
Получилось еще хуже.
— Так ездили сегодня в лечебницу? — не заметила Аглая.
— Не нашли, — сказал я. — Там лес сплошной, никакой лечебницы, одни пущи.
В кабинет ввалился взволнованный Роман.
— Электричество кончилось, — сообщил он. — И принтер заело.
— Опять… — поморщилась Аглая.
Она пощелкала выключателем, света не было.
— Часто отключают? — спросил я.
— Бывает… Минут через двадцать дадут.
Заглянул мальчик, приклеивший поляну.
— У меня там в принтере больница застряла, — пожаловался мальчик.
Аглая с надеждой посмотрела на нас.
— Сейчас поможем.
Вернулись в читальный зал.
Аглая и Роман стали возиться с принтером, а ко мне обратился мальчик с клеевым пистолетом.
— Поляна не взялась, — сказал он. — Надо переклеить. Подержите?
Мальчик нанес на Чагинск клеевые капли, а я приложил поляну и прижал.
Аглая и Роман перенесли принтер ближе к подоконнику и разбирали.
— Я в клубе работаю, — рассказывал Роман. — Чиню все — от кипятильника до синтезатора. А местные как прознали, так и стали мне все таскать: телевизоры, кофеварки, утюги, электрокосы. Денег не платили все, в основном продуктами: то маслом, то рыбой. А однажды приходит старушка и приносит…
Роман приблизился к Аглае и прошептал ей на ушко. Аглая сделала удивленные глаза.
— Честно! — заверил Роман. — Сам удивился! Бабушка, спрашиваю, а зачем вам этот предмет? А она и отвечает — для здоровья полезно, от мужа осталось. Раз в месяц пойдешь в лес, бахнешь — как новенькая потом! А сейчас что-то не бабахает, посмотри. Я с такими вещами не работал никогда, ну, разобрал, посмотрел, оказалось, пружины ослабли, поставил новые — все четко.
— И дальше что?
— Что-что, головняк сплошной. Патроны кончились, бабка поехала в магазин покупать, ну а там как полагается. Участковый, изъятие, все дела, зачем вам, бабусечка, сей агрегат? Хорошо, менты нормальные попались, поржали и оформили как добровольную сдачу. А бабка потом захворала…
Хазин умер — и денег не получить. А я, признаться, на них возлагал. Отныне можно не возлагать… Зато свобода, можно смело валить. Хоть завтра. С утра.
— Чего только не приносили, — продолжал Роман. — Парашют однажды приволокли. Ну и старье, куда без него. Типа купи, этой дверной ручке сто лет… Аглая, нажми вон на тот рычажок…
— Да, сейчас. А что с парашютом?
— Парашют я потом продал одному дурачку, он из него сделал крыло для кайта. А сколько кандалов…
— Кандалов?
— Ну да. Там недалеко каторжный тракт проходил, так этих кандалов в округе было по колено. Я их полбочки накопил, хотел уже выкидывать, как приехал один ценитель…
— Ценитель?
— Оказалось, это вполне себе коллекционные предметы, — рассказывал Роман. — Их собирают, реставрируют…
— Кто?
— Ролевики, например. Или реконструкторы. Знаешь, есть любители реконструировать Третье отделение или жандармский корпус, Тайную экспедицию. А другие наоборот… косплеят вольнодумцев. Одни наряжаются в кандалы, другие гонят их в Вилюйск…
— Дальше не рассказывай! — отмахнулась Аглая.
— Нет, это очень познавательные мероприятия, человек полностью раскрывается в таких условиях…
Аглая слушала, Роман старался.
— Все! — сказал мальчик. — Отпускайте.
Я отпустил палец.
Поляна приклеилась.
— Виктор, иди к нам! — позвала Аглая.
Я не хотел чинить принтер. То есть в целом я был не против починить принтер с Аглаей, но не в присутствии Романа. К тому же Роман был наверняка гораздо искушеннее в принтерах.
— Я, пожалуй, домой лучше, — ответил я. — Что-то голова болит, поеду, полежу. Аглая, был рад увидеть… Чагинск просто отличный… лучший из тех, что я видел. Всем пока!
Элвис покинул библиотику.
Я сел в машину, завел двигатель, отъехать, однако, не успел, поскольку прибежал Роман, схватился за дверцу.
— Слушай, Вить, я тебя попросить хочу…
Перепачканный в тонере.
— Рассказывать девушке про кандалы и Тайную канцелярию — прекрасный ход, — сказал я. — И про бабушкин обрез тоже неплохо, переходи к дедушкину калоприемнику…
— Да нет, про другое хотел.
Роман достал синюю флешку.
— Ты хотел доверить ей свою книгу… О, Рома, я сейчас прослежуся…
Роман смутился и слегка покраснел.
— Да, хотел, чтобы она посмотрела… но электричества нет… Может, ты все-таки посмотришь? Ну, что я там набросал?
— Да, само собой.
Роман вручил флешку и побежал чинить принтер, я же поехал к Снаткиной.
Дом был обычно открыт, я быстро прошел в свою комнату и улегся в койку, и некоторое время