— Дома сидят, играют… По окрестностям родители не пускают, да и уехало много. Мать говорит, первый класс с трудом набирают.
— Радон?
— Радон. Но и тот случай повлиял. Сам понимаешь, слухи.
— Какие, например?
Мы стояли возле «восьмерки». Аглая бледновата. Вчерашний обморок. Плюс годы отравления сыром.
— Ну, про психа. Что будто это не приезжий детей забрал, а из местных кто. Все немного напряглись… Меня бабка тоже тогда из города отправила. Потом все окончательно развалилось, молодежь поразъехалась… Короче, детей в Чагинске мало.
— Но библиотеку не закрыли.
— Три раза пытались. Зинка вроде как отстояла… А это что?
Аглая указала на капот «восьмерки».
— Следы присосок. Здесь электричество откачивали.
Аглая вгляделась внимательнее.
— Ну да, похоже…
От сыра гниют кишки. Пропагандировать питание сыром могут лишь исключительно подлые люди.
— Садись, — я открыл дверцу.
Аглая села в машину, я устроился за рулем, запустил двигатель, поехали на Новый мост.
— Ты, между прочим, назвал меня малолетней дурой, — сказала Аглая.
Мы вырулили на Советскую.
— А ты меня, кажется… говнописателем, — сказал я. — И алкоголиком.
— Я была неправа. А дура — это точно.
У Аглаи сделалось очень печальное выражение лица.
— Ну, ты была недалека от истины, надо признать. «Пчелиный хлеб» меня прикончил. Первая книга в столь юном возрасте… Дальше тишина. Пробовал еще про зомби… но они оказались слишком живучими. Одним словом, классическая история одноразового писателя, ничего не поделаешь, такое случается достаточно часто.
Повернули на Набережную.
— А у меня тоже классическая одноразовая история, — сказала Аглая. — Настолько одноразовая, что рассказывать неинтересно. Неоригинальная история.
Ее бывший любил сыр.
— Жизнь всегда неоригинальна, — заметил я. — В молодости это страшно, и ты изо всех сил сопротивляешься, хочешь выделиться, но с годами… одним словом, постепенно успокаиваешься. И смотришь на мир… иначе.
Мимо бывшего военного городка. Пять трехэтажек, две пятиэтажки. Заросшие гаражи.
— То есть литературой ты больше… не занимаешься?
— Занимаюсь. Но теперь я по издательской части. Издатель — это поумневший писатель.
— Ты издатель?
Я вдруг обнадежился, что сейчас Аглая попросит издать ее поэтический сборник, я издам, устрою презентацию…
Но Аглая ничего не сказала.
— У нас там есть такой поэт Иван Уланов, детские стихи сочиняет, так я издал две его книжки.
— Ого! И про что стихи?
Съехали на бетонку.
— Про Дросю Ку, — ответил я. — Это такой сквозной персонаж всех его произведений. Есть еще Котик Жо, Тушканчик Хохо, другие герои… Утконос Кирилл…
Аглая слушала не реагируя.
— Одна книга «Как я ходил в планетарий» называется, другая — «Взбучка в пути», примерно так…
— «Взбучка в пути»?! — очнулась Аглая. — Это заслуживает… А ты помнишь хоть что-нибудь?
— Там такая… саркастическая поэзия для разных возрастов… Необязательная, разумеется, в духе ленинградского авангарда восьмидесятых.
Из-за поворота показался Новый мост.
— Вроде: «С утра проснулась Дрося, проснулся Котик Жо, поели ананасов, давай играть в пти-жо».
Аглая рассмеялась.
— Это неплохо, — сказала она. — То есть это так плохо, что даже неплохо. Но никакой не авангард. И этот… Уланов популярен в Краснодарском крае?
— Пожалуй, да. Его дважды били. На съезде кондитеров, ну и сварщики еще.
— Поэта били сварщики? — удивилась Аглая.
— Это не такая уж редкая ситуация, — сказал я. — В жизни сварщики довольно часто бьют поэтов…
В небе над Новым мостом колыхался синий мираж, из перегретого влажного воздуха выступала то ли скала, то ли небоскреб сложной формы, то ли исполинское дерево, подпирающее эфирную твердь.
— И за что они его? — спросила Аглая.
— За высокое звучание гражданственной лиры, — ответил я.
Аглая хихикнула.
— Нет, конечно, за слабоумие. Уланов поспорил с мужиками, что за десять минут сочинит стихи про их нелегкий труд. И сочинил.
— Представляю…
— Ну да. Надо признать, за дело всекли, Ваня, случается, краев не видит. Примерно так…
Друзья, скажу вам просто,
Без всяких лишних фраз,
Сегодня бенардосишь,
А завтра…
— Понятно-понятно, — оборвала Аглая. — Это плохо, за такое надо бить!
— Так и сделали.
Я остановил машину метров за сто до моста, хотелось взойти на него пешком, как раньше.
— Новый мост, — с выражением произнес я. — Построен в тысяча девятьсот восемьдесят лохматом году как дублер мосту имени Районного исполнительного комитета. Новый мост представляет из себя стандартную конструкцию, о которой сказать совершенно нечего.
— Через него даже невест не таскают, — сказала Аглая. — Он несчастливым считается.
— Почему?
— Не знаю…
Мы направились к мосту. Признаться, на секунду у меня промелькнула мысль подхватить Аглаю, но я подумал, что это будет глупо.
Новый мост не изменился, разве что перила покрасили в синий, я точно помнил, что раньше они были коричневыми. Сам Ингирь здесь обмелел, прежде я никогда не видел с моста дна, сейчас же река разделилась на два рукава, между которыми намыло отмель, успевшую порасти кустарником.
— Обожала в детстве плевать с моста, — сказала Аглая.
— Все обожали. Мосты для того и строили, чтобы с них плевать. Мосты, башни — есть борьба с гравитацией, человек побеждает гравитацию и плюет на нее… Это абсолютно инстинктивное действие. С мостом можно придумать много подвижных игр — например, кинуть стеклянную бутылку, а потом соревноваться, кто первый ее камнем разобьет.
— А можно еще спички пулять, — сказала Аглая. — Особенно вечером красиво получается. Однажды Макс притащил охотничьи, они на дне реки горели!
— Забавно…
— А одна спичка у меня к пальцу прилипла! Так на нем и сгорела! Я на всю реку орала! Смотри!
Аглая показала белое пятно на большом пальце.
— Читал? — спросила Аглая. — Дневник?
— Посмотрел.
— И?
— Ничего особо страшного там нет, — сказал я. — Обычные фантазии, многие в детстве придумывают. Я сам придумывал… про всякое…
Аглая достала коробок, вытряхнула спичку, прижала ее к абразивной стороне, взмахнула рукой. Спичка вспыхнула и полетела вниз, оставляя за собой дымную спираль.
Чагинск-стайл.
— А мыло ты случайно не режешь? — спросил я.
— При чем здесь мыло?
— Да нет, просто так…
Аглая запустила вторую спичку.
— Дневник с тобой?
Я достал ежедневник Кости.
— Знаешь, почему я так и не решилась прочитать? — спросила Аглая. — Не из-за страха…
Она сунула спичку в зубы.
— Мне не особо хочется это читать, если честно. Понимаешь, я… немного причастна к тому, что произошло. В чем-то… виновата… но… короче, получилось как получилось…
— То есть?
— Это было шуткой…
Аглая грызла спичку.
— Костик фантастики начитался. Все в библиотеке перечитал, вот и… увлекся немного. Вернее, не немного… у него идеи всякие были…
— Я это понял.
Аглая сломала спичку.
— Стал двигатель изобретать, — Аглая улыбнулась. — Слава богу, не вечный. Хотя… Может, лучше бы он изобретал вечный. Но он изобретал другой. Для мгновенного перемещения.
Аглая щелкнула пальцами.
— Прыжковую машину, — сказала она. — С утра в библиотеке торчал, читал все технические журналы подряд, думаю, в них и подцепил завихрение. Талдычил про потоки, искривления, тогда эту ерунду везде печатали. Макс с ним тогда реже стал общаться, не знаю… может, чувствовал…
Аглая замолчала.
— Чего чувствовал? — спросил я осторожно.
Аглая чиркнула и тут же приложила спичку к бетонному блоку, спичка вспыхнула, пристала к отбойнику и стала обгорать.
— Мы так к потолку приставляли, — сказал я. — Все подъезды были в ляпах…
— Ну да… Кстати, Макс однажды так в школе приставил, так его отца заставили весь туалет перекрашивать…
Спичка догорела, оставив на бетоне черную подпалину.
— Костик странный был в том году, — сказала Аглая. — Болтал про этот бред — пульсации, коллапсы, струны. А мне все эти коллапсы были…
Аглая запустила с моста очередную спичку.
— Я его в кино позвала — тогда еще «Дружба» работала, он пришел, но весь фильм про свою ерунду молол, хотел, чтобы я в его дурацком эксперименте участвовала. Типа он будет читать на мосту случайную книгу, а на другом мосту Макс станет записывать в тетрадь все, что ему придет в голову. Просил взять книгу из новых, главное, чтобы он ее не читал и интересная.
— И что?
— Я была умной и вредной, — сказала Аглая. — Я принесла Косте вечером «Экспедицию в преисподнюю». Само собой, он не удержался и ее прочитал, до утра читал. Я же Костю сто лет знала и не сомневалась, какой эпизод ему понравится больше всего. Поэтому к трем часам я поехала на РИКовский мост. Макс там уже торчал, я предложила ему немного проучить Костика. И он записал…
— Юла. Пулемет. Осьминог.
Ну да. Как иначе.
— Точно, — вздохнула Аглая. — Подло… Само собой, подло…
— На него произвело впечатление, — сказал я.
— Я знаю.
Аглая, несмотря на бледность, покраснела.
— Костя вдохновился испытаниями и собирался провести другие. Мы как раз должны были отправиться в поход…
Аглая потрогала щеки.
— Вот поэтому я и чувствую…
— Хотел у тебя кое-что спросить, — перебил я. — Нашел одну штуку.
Я открыл блокнот.
— Вот, — я указал на SN. — Непонятно, что это.
Аглая вгляделась в буквы.
— Юг и Север?
— При чем здесь… — Аглая щурилась. — Север вряд ли… Северо-юга же не существует… Может быть, Снарк?
— Снарк?
— Ну да, Снарк.
— Снарк, как у Кэрролла? — уточнил я.
— Точно. Я же говорю, он все журнальные подшивки перечитал. «Науку и жизнь», «Юный техник», «Технику — молодежи». А «Охоту на Снарка» как раз в «Технике» печатали… Он его, кстати, мне притащил почитать…