— Странно это… — Роман поскреб подбородок. — Неужели ритуальщики не видели, что здесь двести лет как не хоронят?
— Видели, конечно. Но… возможно, сам Федя сказал, чтобы они ехали именно сюда.
— Зачем?
— Не знаю…
Я подошел к гробу.
Крепкий. Качество среднее, провинциальное, форма, скорее, протестантская, напоминающая футляр для градусника, однако крышка наша, классическая, не дверцей. Дерево массив. Фурнитура дорогая, видимо, европейского производителя — массивные латунные ручки романского стиля, латунные же застежки. По углам замаскированные кронштейны для лифта.
— Ничего гробик, — сказал Роман.
Я подумал — если бы мы сюда не приехали, Хазин бы так тут и стоял. Сюда никто не ходит из местных, так бы и проторчал здесь… долго.
— Похоже, сначала вырыли яму, — указал рукой Роман. — А потом понесли гроб от катафалка. Но не донесли… бросили — и бегом… Кто им здесь мог рассказать про радон?
— Да мало ли? Я вот думаю, как потащим…
— Может, для начала убедимся? — сказал Роман. — А вдруг… опять не тот?
Здравая мысль. Не хватало закопать не того.
Я наклонился и отщелкнул застежки. Переглянулись. Роман зашел в ноги, я в голову, сняли крышку.
Наверняка Хазин. На нем не было ни покрывала, ни ленты на лбу, ни прочих украшений. Тот же костюм, что в морге, те же ботинки. Как и Семен, Хазин высох и пожелтел, нос сделался не хрящеватым, а напротив — налился в сливу.
— Похож, — сказал Роман. — Но не Семен. Что делаем?
Я думал.
Вариантов особо не было. Собственно, два. Хоронить или не хоронить. Если хоронить…
Холодок. И шорох. Швррр. За шеей пронеслось быстрое.
— Видал?! — воскликнул Роман. — Видал?! Гигантский шмель!
— Гигантских шмелей не бывает, — сказал я. — Обычный шмель бросает вызов аэродинамике, гигантский вовсе не взлетит.
— Да как же — я только что видел!
Роман стал вглядываться в верхушки сосен.
Никогда не присутствовал на двух похоронах подряд. Интересный опыт. Если это, конечно, не Федя. Это он попросил нас присутствовать на похоронах. Мы были на похоронах — и все нас видели. А потом мы пропали…
— Тихо… И глухо.
Роман присвистнул.
— Что?
— Видал, какая ямина? Зачем такую вырыли?
Вряд ли Федя. Федя никогда не отличался умом.
— У Семена такой глубокой не было… — Роман поморщился. — Тут трое уместятся.
— Федор нанял городских копщиков, городские всегда бестолковые, — объяснил я. — Выкопали больше, чем нужно, вот и все…
— Ну да.
У Хазина был пистолет. Федор ничего про пистолет не говорил. Исчез пистолет.
— Я к тому, что у Федора наверняка ствол левый есть, — услышал мои мысли Роман. — В полиции у всех есть…
Так. Глубокая, с запасом, могила. Неучтенный пистолет. Тишина. Федор мог заманить нас сюда, пристрелить и закопать вместе с Хазиным. Через неделю на нас прозябнет кипрей и борец, земляника рассыплется щедрыми кустами…
Кажется, у меня задрожали руки.
— Ты чего? — спросил Роман.
— Да так.
— Ага, так… Думаю, это был квадрокоптер-шмель. Сейчас такие делают в Швеции.
Роман сжал кулак и выразительно в него пожужжал.
— Пилот наблюдает за нами, — шепотом сказал он. — Я это понял.
— Зачем ему это нужно?
— Если кто-нибудь решит нас здесь шлепнуть, то предупреждающий полет шмеля охладит его пыл! Мы должны выполнить свою миссию!
Солнце. Роман надышался дурной пыльцой. Тепловой удар и отравление.
— Какую?
— Узнать правду. Может, еще что-нибудь. Но правда — это главное.
— Правды нет, — ответил я. — Есть информационные потоки.
— Это в тебе пиар-прошлое говорит, — ответил Роман. — Правда есть.
Мы стояли над гробом, Хазин лежал в гробу, жизнь продолжалась, я был этому рад.
— Ладно, — сказал я. — До вечера тут, что ли, шаландаться…
— Согласен.
Мы ухватились за ручки и попробовали поднять гроб.
Оторвать от земли получилось, как и переместить сантиметров на тридцать. Все. Слишком тяжелый.
— Нам его не утащить, — Роман плюнул. — Килограмм сто двадцать, наверное.
— Надо постепенно, — сказал я. — Короткими перебежками.
— А потом? — спросил Роман, вытирая пот. — Как мы его… отпустим?
— В багажнике есть лямка. Как-нибудь затолкаем.
Мы снова приподняли и сдвинули гроб. Так мы его часа три будем толкать, пока спины не сорвем. Сдвинули. Сдвинули. Сдвинули. Через три метра я стал прикидывать, а не послать ли Федора подальше.
— Надо было лебедку купить, — сказал Роман. — Прицепил к дереву — и знай ручку крути…
Роман сломал стебель аконита, оборвал цветочки и надел их на пальцы.
— Мы называли их петушками, — сказал он.
— А мы дельфинчиками. У него много названий: аконит, борец, волчья смерть, цикута. С ним осторожнее надо.
Роман стряхнул цветы, принялся вытирать руки.
— Аконит — это не цикута, — Роман понюхал пальцы. — Цикута не такая. Хотя тоже синенькая…
— Из него можно делать настой от оборотней, — сказал я. — Весьма действенный.
— От оборотней?
— Я собирался написать книгу. Про зомби… или про оборотней… не помню… про вурдалаков, короче. Изучал матчасть — там как раз про аконит…
Аконит ожил. Он заколыхался в нескольких метрах от нас, а потом из цветов появилась Снаткина. С велосипедом и в зеленом дождевом плаще.
Я испугался. Косяком пошло.
— Здравствуйте… — растерянно пробормотал Роман.
Испугался, но не удивился.
Снаткина выпросталась из зарослей, посмотрела на гроб, на меня и Романа.
— Во дурачье-то, — Снаткина брезгливо поморщилась. — Кто же так делает-то?
Снаткина подошла. Положила велосипед, постучала кулаком по гробу, прислушалась, словно ожидая — не ответят ли?
— По нормальному надо делать, как все. Сперва одежку, потом Антошку.
Снаткина постучала по гробу еще.
— Я не очень понял эту аллегорию, — сказал Роман. — Кто есть… как вы сказали? Антошка?
Я аллегорию в общих чертах уловил. А Снаткина конкретизировала.
— Мужика вывалите, — сказала она. — Гроб к могиле волоките и туда бросьте. А потом и мужика. В первый раз, что ли?
— В принципе…
Я ткнул Романа в бок.
— Прекрасная идея, — сказал он. — Я и сам так хотел.
— Ну так за ноги его и бери!
Похоже, что выбора не оставалось. Снаткина, разумеется, права — полный гроб не утащить, — одна крышка килограмм двадцать — я донес ее до могилы не без напряжения.
— Крышку надо стоймя! — крикнула Снаткина.
Я прислонил крышку к сосне и вернулся к гробу.
Снаткина принялась командовать дальше. К гробу она не приближалась, распоряжалась с дистанции.
— Ты за руки, ты за ноги, высоко не поднимайте, не транспарант, тяните помаленьку.
Хазин был тяжел, но но́сок. Я ухватил его под плечи, Роман за щиколотки, потащили. Он окончательно одеревенел, что облегчало задачу, поскольку в пояснице Хазин не сгибался. Впрочем, за один раз не справились — он весил не меньше ста, так что, одолев метров пять, мы уронили его на землю. Хазин неприлично чвакнул.
— Нутро отошло, — прокомментировала Снаткина. — Слышите? Засмердело-то как, а?
Не почувствовать это было невозможно — от Хазина распространялось зловоние лежалой мертвечины.
— Скорей волочите, а то волки сбегутся! — скомандовала Снаткина. — Им нутряное самая вкуснятинка!
Роман оглянулся на лес, Снаткина засмеялась. Мы подхватили труп и, превозмогая смрад, поволокли его к могиле. Роман явно сдерживал рвотные позывы, да и я, честно говоря, тоже — с каждым шагом Хазин вонял все гуще.
— Надо было на тряпке волочь, — поучала Снаткина. — В машине дерюга какая-нибудь есть, в дерюгу его, не боярин, доехал бы…
Но за дерюгой из машины я бежать не собирался, поэтому мы тянули Хазина дальше и управились всего с тремя остановками.
— Теперь волоките гроб, чего стоите! Да побыстрее, грозу сегодня передавали, опять вся крыша протечет…
Мы вернулись за гробом.
— Как она тут появилась? — шепотом спросил Роман. — Вдруг откуда ни возьмись…
— Вряд ли она коптерами умеет управлять, — сказал я. — Если ты к тому, что Снаткина Пилот.
Снаткина ходила вокруг могилы, быстро в нее заглядывала, трупа самого Хазина сторонилась.
— Но что она тут делает?!
— Хобби такое, — пояснил я. — Любит по кладбищам гулять.
— Да я это помню, просто… Зачем по заброшенным?
Снаткина тетка мутная. И хитрая. В чем-то грандиозная.
— У нее нюх на смерть, — сказал я. — Она похороны, как акула кровь, чует.
— Но сегодня же еще и Семена хоронили.
— Семен не катит, — сказал я. — Между двумя похоронами Снаткина всегда выбирает более перспективные. Мортальная старушка.
Снаткина подняла палку и тыкала ею в Хазина.
— Как ты думаешь, она имеет к этому отношение?
— Не знаю…
— А тебе не кажется странным, что в прошлый раз… мы тоже у нее оказались?
Роман указал в сторону Снаткиной.
— Нас каждый раз прибивает к Снаткиной, Витя, ты не считаешь это необычным?
Необычно. Смешно. Выхода нет.
— Не настолько, чтобы быть подозрительным. Впрочем, не сомневаюсь, что скоро мы все узнаем. Давай, взялись…
Взялись. Донесли гроб, затолкали его в могилу, с дальнейшим образовалась некоторая заминка — мы уложили Хазина вдоль ямы и осознали, что опустить его сил уже не осталось. Устали. Я чувствовал, как дрожат руки и ноет отвыкшая от нагрузок спина. Роман потирал колено. Приблизилась Снаткина.
— Чего встали? Дохлятиной сейчас пропитаемся, неделю потом вонять будем!
— Так как его… — Роман сделал неловкое движение. — Вперед ногами совать, что ли?
— Да боком сковырните — и все дела.
Мы не поняли.
— Сбоку его толкните — он и упадет.
— Да как-то… — растерялся Роман. — Не знаю…
Пришлось брать на себя. Почтения к Хазину не испытывал, поэтому поступил, как советовала Снаткина — своротил его в яму. Получилось неплохо — Хазин ввернулся в гроб удачно, на спину. Руки немного разболтались в стороны, но Снаткина поправила палкой.