— Как насчет «Орехов Сибири»? — спросил я.
Зинаида Захаровна не удивилась, процедила с хозяйским бешенством:
— Короче, Витя, я предупредила. Если не уберешься отсюда — мало тебе не покажется, это я обещаю.
— И что же конкретно вы мне обещаете? — спросил я.
— Тебе я обещаю большое разочарование в жизни. И тебе, и твоим друзьям. Новым, и старым, и всяким.
Секунду размышлял, потом решил промолчать. И молча направился к выходу.
— Завтра же! — крикнула Зинаида Захаровна. — Чтобы духу не было! Вон!
Роман сидел на диванчике в коридоре, вскочил, когда я появился.
— Ну что? — спросил он. — Что сказала?
— Надо забрать вещи, — не ответил я. — А то забудем. Пойдем.
Референт возле рамки металлоискателя нас не дожидался, мы остановились в некоторой растерянности, прождав минут пять, спустились в холл, поговорили с полицейскими на посту, они вызвали референта. Он, впрочем, так и не появился, один из полицейских принес кювету с телефонами, диктофоном и прочим.
— У меня тут еще ключи были, — сказал Роман. — Ключей-то нет…
Полицейский побежал узнавать насчет ключей, мы опять стали ждать.
— Какова?! — прошептал Роман. — Все на Механошина свалила!
— Ты знаешь, как называется зажигание спичек? — спросил я.
— Нет…
— И я не знаю. А это, между прочим, искусство. Есть человек, который может зажечь спичку тридцатью способами. Это не так легко, как тебе представляется, этому надо учиться, это тебе не мыло. Резать мыло способен любой идиот, вот спички… это совсем другое дело…
— Это ты к чему?
— Ну так, в общем…
— Лучше нам отдохнуть. Что Зинке надо-то было?!
— Ну, как сказать… — я улыбнулся. — Зизи одинока.
— То есть?
— Леди в провинциальной истоме, — пояснил я. — Она — мэр, вокруг в лучшем случае разночинцы, а в массе так и вовсе простолюдины, мужа нет. Так что, сам понимаешь, предложила мне стать своим интимным другом.
— Что?!
— Я человек посторонний, безопасный, со мной никакой компрометации. Так что завтра мы с первыми петухами едем в поля на персональном автомобиле.
— Да… Зачем в поля?
— Для променажа, забвения и чувств.
Роман, кажется, поверил.
— Насчет тебя, между прочим, тоже спрашивала…
— Нет уж, — тут же отказался Роман. — Я в таких скачках не участвую… Правда, что ли?
— Да, — сказал я. — Я же говорю, тоска бабешку гложет. Есть деньги, нет счастья, опять же годы. Годы беспощадны. Уровень тестостерона падает… или эстрогена… короче, все падает.
— Ты говорил.
— Вот видишь! Я повторяюсь.
Нам вернули ключи, и мы покинули мэрию, напоследок я бросил прощальный взгляд на ткацкий станок.
— Мне кажется, теперь они зашевелились по-настоящему, — сказал Роман. — Зизи явно насторожилась, это же понятно! Шины прокололи… Мы на правильном пути! Скоро количество перерастет в качество — и они проявят себя! Тактика работает!
— Согласен…
Действительно, согласен. Шины — все-таки знак. То есть нам отправили послание — дальше не копать. Сопротивление увеличивается по мере приближения к цели. Цена победы возрастает по мере приближения к цели.
— Думаю, скоро проявится и Пилот, — сказал Роман. — Некоторым образом даст о себе знать. Пришлет очередную улику…
— Пилот не появится, — возразил я. — В уликах есть все, что нам надо. Просто мы пока не можем понять, что именно… Но, думаю, поймем.
— Слушай, Витя, может, пора… подумать о безопасности?
— То есть?
— То есть они начали действовать. Сегодня проткнули шины, завтра проткнут печенку.
Роман указал на мэрию.
Наверное, я с сомнением улыбнулся.
— А ничего смешного, Хазина-то они убрали! — громко прошептал Роман. — Нам надо обезопасить и себя, и улики! А у тебя на окне даже щеколды нет!
— И что предлагаешь?
Роман задумался.
— Вот именно, — сказал я. — Мы здесь как под микроскопом. Спрятать улики — привлечь внимание, все равно что нарисовать на них белый крест. Мы должны действовать продуманнее, тактика отказа от резких движений — наилучшая. Наши противники…
Наши противники. Звучит внушительно.
— А кто наши противники? — спросил Роман. — Врио? Светлов? Зина?
Свернули на Колхозную. Здесь росли тополя.
— Это больше всего удручает, — Роман пнул свалявшийся тополиный пух. — Мы до сих пор толком не представляем, кто… выступает против нас. Если Хазина прислал врио, а Хазина убрали… Кто его убрал? Пилот? Или Пилот противник и есть?
— Скоро выясним. Полагаю, он проявит себя.
Колхозная оставалась безлюдна, но отделаться от ощущения, что за нами наблюдают, я не мог, Роман тоже — оглядывался слишком часто и неуклюже.
С Колхозной повернули на Куйбышева. Противник скоро проявит себя, в этом никаких сомнений. Вопрос — как? Хазин сначала предлагал деньги. Потом предлагал пулю. Потом умер. Если бы мне сейчас предложили деньги, я не стал бы отказываться. Если предложат пулю, я пойму. Пойму и смоюсь. Главное, чтобы не отправили пулю вперед предложения. Впрочем, этот вариант мне не представлялся реалистичным, если предположить, что Пилот за нами присматривает, то до пули вряд ли дело дойдет.
— Смотри, — Роман показал руки. — Все зажило.
Коричневые пятна на коже побледнели и стали еле заметны.
— Мазь Снаткиной, — сказал Роман. — Что она туда добавляет?
— Ничего, — ответил я. — Это не мазь, секрет в другом. Чагинский борщевик.
— Борщевик?
— Именно. В Чагинске происходит грандиозное для всего человечества событие — борщевик мутирует и постепенно утрачивает свои опасные свойства. Примерно через десять лет он станет практически безвредным — и это произведет революцию в сельском хозяйстве. Проблема голода будет решена раз и навсегда. И проблема топлива — из борщевика можно делать биодизель. А произрастает он вплодь до Полярного круга. Борщевик — это наше будущее, это манна, воистину, Господь любит Россию и загодя засеял ее сим благословенным злаком…
— Борщевик не злак. Он… зонтичный, наверное. Блин!
Роман остановился.
— Что?
— Забыли! Забыли взять у Зины образец!
— Образец? Каким образом ты собирался взять у нее образец? Подойти и выдернуть волос?
Роман задумался.
— Слушай, ты же с ней в поля собираешься! — вспомнил Роман. — Вот и возьмешь!
Я еду с Зизи в поля. В пролетке и тарантасе.
— Возьмешь ее за образцы, — хихикнул Роман.
— Непременно.
Улица Куйбышева оказалась коротка и похожа на дамбу — высокая дорога, и вокруг дома в низинах, дома черные, сгнившие от грунтовых вод, стоявших у поверхности; я давно приобрел навык думать третьим слоем. Думать на границе поля зрения, вспышками, ветерком — я заслуженный мастер ментальной депривации, гуру белого шума, мои настоящие мысли укрыты под пестрыми слоями необязательной и необъятной чепухи, под грудами банальностей и самовлюбленности, нелепость мой моргенштерн, ирония мой томагавк, иногда я с удовольствием отмечаю, что сам не уверен в собственных мыслях.
— А все-таки про Механошина… у нас ведь была версия. Что думаешь?
— Думаю, надо в шиномонтаж, — сказал я. — Мы без колес остались, лучше поменять.
Пока не поздно.
— Смысла нет, — ответил Роман. — Один раз порезали — еще раз порежут.
Разумно. С другой стороны, без машины нельзя. Если что вдруг — как сваливать? Машина развязывает руки… Может, скутер купить? Дешевый китайский мопед, хранить можно в комнате, если что, поможет.
— Машину к Снаткиной во двор загонять. Хотя… У Аглаи тоже порезали.
— Надо к ней сходить! — тут же подхватил Роман. — Обсудить последние события. Мне кажется, наш паровоз сдвинулся с запасного пути…
Обсудить события — это важно. Еще важней пути отступления. Поезд, автобус, на попутке… В Чагинск ведут две дороги, перекрыть их патрулем ничего не стоит, лесные дороги тоже — завалил пару сосен — и не проедешь. Пешком. Пешком не выбраться, надо иметь подготовку. По рекам. Резиновую лодку купить, электромоторчик… Хотя и реки несложно перекрыть. Надо было об этом раньше думать, когда сюда совался.
— Они нам угрожают, — сказал Роман. — В лоб угрожают. Аглая сказала, что ее мама практически в панике.
— Надежда Денисовна постоянно в панике, слишком много забот свалилось и… это ее модус вивенди.
— Каких это забот?!
Перекресток двух незначительных улиц в ста метрах перед железной дорогой. Роман взволновался.
— Материнских, Рома, материнских. Каждая уездная мать видит в неженатых губернских поручиках блестящую партию своим дочерям.
— А как же… — Роман сбился.
— Прежний поручик был недостаточно идеален, — успокоил я. — А Надежда Денисовна присматривает достойного, состоявшегося мужчину, среднего возраста, интеллигентного, со своей жилплощадью. Человека, крепко стоящего на ногах, имеющего свое дело, покладистого и умеренного в досуге, не разведенного, без значительных вредных привычек.
Роман с сомнением пнул подвернувшийся камень.
— Да не переживай так, — успокоил я. — Ты как раз в эти категории укладываешься. Во-первых, ты не местный, что сразу сообщает тебе заметную фору. Во-вторых, ты состоявшийся…
Роман попытался возразить.
— Состоявшийся, — заверил я. — Звукорежиссер, человек культурной профессии, писатель… Так что, Рома, смирись, ты плотно сидишь на крючке.
Я пошагал к железной дороге. Грузовой состав все так же стоял поперек, он стоит здесь, сколько себя помню, странно, что никто его еще не сдал в лом. Наверное, это спорный состав, Зизи, Сарычев и Федор оспаривают приоритет на него, борьба затянулась, и вагоны застряли на путях, по железной дороге проходит сфера раздела влияния.
Роман догнал на другой стороне.
— Надо сказать Аглае, чтобы была осторожна, — озабоченно сказал он.
— Надо.
— Может, ей уехать?
— Безусловно.
— А что, если… — Роман сбился. — Я не знаю… Если с ней что-то случится…
— С ней не может ничего случиться, — сказал я.
— С чего ты так уверен? Я предлагаю дежурить по очереди — приглядывать за домом или за библиотекой…