После Второй мировой войны в Северной Родезии появился энтузиаст-радиолюбитель Гарри Франклин. Человек наблюдательный и деятельный, он быстро смекнул, какие широчайшие возможности открываются перед радио в Африке, где устный фольклор издревле заменяет литературу, а передаваемые из поколения в поколение предания – исторические хроники.
Радиоволны дают африканцам возможность узнать последние новости в стране и мире, расслабиться под любимую румбу или регги. Когда заходишь в африканский квартал, в любую, самую отдаленную деревню, где до сих пор пищу готовят на кострах, а электричества нет и в помине, каждый раз убеждаешься: радио прилежно слушают и там.
Так обстоит дело сейчас. А тогда в колонии влачила жалкое существование одна-единственная радиостанция. Она работала пару часов в сутки, передавая сухие официальные сводки, а располагалась в здании аэропорта. Чтобы шум моторов не заглушал голос диктора, комнату, оборудованную под студию, задрапировали ватными одеялами.
Франклин предложил создать специальную радиостанцию для коренных жителей, которая вещала бы на их родных языках. Власти колонии, покоренные его логикой, красноречием и знанием местных реалий, согласились, решив, что так им станет легче доводить до сведения населения приказы и распоряжения. И все бы хорошо – говорящие и поющие волшебные ящики мгновенно завоевали фантастическую популярность среди чернокожих жителей – да только приемники оказались им не по карману. Они стоили почти полсотни фунтов стерлингов, то есть тысячу фунтов на современные деньги. Откуда такая сумма у африканца, если только он не сынок верховного вождя?
Колониальная администрация пошла было по пути, проторенному советской властью. В христианских миссиях, дворцах вождей, домах деревенских старост оборудовали радиоточки. По вечерам вокруг громкоговорителей собирались толпы. Люди часами, затаив дыхание, слушали голоса, которые, казалось, нисходили с неба.
Но по-настоящему массового и постоянного слушателя так не завоюешь. Несколько лет Франклин вел бурную, но безуспешную переписку с радиозаводами, добиваясь от них снижения цен и предлагая способы экономии. Помог случай. В отпуске Гарри встретил в Англии старого приятеля, ставшего совладельцем компании по производству батареек. Узнав о проблеме, тот обещал подумать.
Несколько дней спустя Франклина пригласили на завод. Там ему показали целых две действующих дешевых модели радиоприемника! Одна была квадратной. Другая – круглой.
Гарри выбрал круглую. Такую труднее разбить, если ненароком уронишь, пояснил он приятелю. Тот в ответ хмыкнул и поинтересовался, из чего изготовлен экземпляр.
– Похоже на кастрюлю, только без ручек, – неуверенно предположил Гарри.
И… попал в точку. Выполняя социальный заказ из Африки, его друг для круглой модели использовал алюминиевую кастрюлю (благо фабрика по их производству стояла на той же улице), а для квадратной – жестяную коробку из-под печенья. Однако истинной гордостью изобретателя была батарея – большая, тяжелая, рассчитанная на сотни часов работы. И самое главное: несмотря на объем и вес, цена народного радио составила всего пять фунтов.
Окрашенные в синий цвет, дешевые «радиокастрюли» быстро завоевали сердца чернокожих подданных Британской короны. Конечно, с наступлением эры транзисторов алюминиевые мастодонты канули в лету. Но и сейчас радио на батарейках прочно удерживает позиции среди предметов первой необходимости африканца.
Технический прогресс диктует условия. Мир основательно подсел на телеиглу и интернет. Но на Черном континенте все иначе. По соседству с Замбией, в ЮАР, в 90-е годы прошлого века поклонник радиоэфира, которому надоело сидеть в глухомани без любимых программ, изобрел радио без батареек. Поплыл звук, – покрути ручку, как в граммофоне, подзаряди и продолжай слушать любимую программу. Два эфиопа, живущие в США, создали сеть спутникового радиовещания и наладили с помощью известных японских компаний производство соответствующих приемников со спутниковыми антеннами. Нет, в Африке радио никогда не выйдет из моды! Его популярность и сейчас высока. Не меньше, чем в колониальные времена.
До независимости африканцев допускали в белые районы только по специальным пропускам. В шахтерских поселках не дозволялось варить пиво, а за распитие спиртного можно было угодить в полицейский участок. Города Медного пояса отличались безукоризненной чистотой. Особенно выделялась Чингола, рядом с которой расположен крупнейший открытый карьер «Нчанга», дающий Замбии свыше половины ценной руды.
Замбийцы законно гордятся «Нчангой». Торжественно и величаво представлял мне его работник «Замбия консолидэйтед копер майнз». Из его уст, под плавные взмахи рук, непрерывным потоком лились цифры: сотни метров глубины и диаметра, тысячи лошадиных сил могучих грузовиков и экскаваторов, миллионы тонн руды, миллиарды долларов выручки. Экскурсия вдоль разреза была такой живой, а гид – таким эмоциональным, что я едва успевал поворачивать голову и смотреть туда, куда указывали его беспокойные руки. Только когда неутомимый замбиец завершил рассказ, я получил возможность как следует оглядеться.
Еще раз внимательно рассмотрев зиявшую безразмерную котловину «Нчанги», самосвалы величиной с дом, двигавшиеся по серпантину узкой дороги, высоченные горы отвалов, плавильный корпус, я впервые опустил взгляд и остолбенел. Земля была усеяна зелеными камешками. Даже гравий в Медном поясе оказался не простой, а малахитовый. Так вот что так громко хрустело под ногами во время экскурсии!
– Можете взять на память, – с улыбкой сказал гид. – Берите, сколько влезет, набивайте хоть полные карманы. Это действительно малахит, только низкого качества. Бусы и шкатулки из него не сделаешь. Но в Медном поясе добывают и настоящий ювелирный камень. И не только малахит.
В справедливости слов экскурсовода я убедился немедленно, стоило выйти за ворота горнодобывающего комплекса и приблизиться к торговому центру.
– Не желаете изумруд, сэр? Прекрасный экземпляр и совсем недорого.
Чернокожий парень в засаленной майке и рваных джинсах с деланным испугом оглянулся. Вокруг кипела привычная жизнь. Напористые уличные торговцы и нищие осаждали солидных черных покупателей и всех без исключения белых. Те в меру сил оборонялись. Удостоверившись, что никто не обращает на нас внимания, африканец достал из кармана грязную тряпицу и подчеркнуто бережно ее развернул. Взору предстал крупный прозрачный кристалл темно-зеленого цвета.
– Брат дал. Он у меня здесь работает, недалеко, на изумрудной шахте, – затараторил продавец. – Такой камень, сэр, стоит целое состояние. Но я не могу ждать, пока дадут настоящую цену. У меня совсем нет денег. Жена и детишки голодают, сэр. Уступаю. Продаю. Почти даром.
Поток слов для убедительности сопровождался выразительными жестами, и в какое-то мгновение я почти дрогнул. А вдруг и впрямь сказочно повезло? Нет, серьезно, почему бы нет? Замбия – один из крупнейших в мире добытчиков изумрудов. Где, как не здесь, можно по дешевке купить что-нибудь стоящее?
– Правильно сделал, что не клюнул, – авторитетно развеял мои сомнения геолог Сантуш Гарсиа, с которым через несколько дней, вернувшись из Медного пояса, я весьма кстати познакомился на вечеринке у приятеля. – Ко мне множество раз обращались с просьбой проверить такие якобы счастливые покупки. Они не были удачными. Ни разу.
По словам эксперта, чаще всего встречались откровенные подделки. Например, мошенники брали светлый кварц, окрашивали его зеленой глазурью и помещали в печь. Наваренное покрытие получалось настолько прочным, что его невозможно было соскоблить ножом из высококачественной стали.
Значительно больше усилий требовалось при изготовлении фальшивого изумруда из белого берилла. К нему приклеивали кусочек прозрачного стекла, а в клей добавляли крошки темной слюды. Получившийся «бутерброд» держали в печи, а затем окунали в холодную воду, чтобы появились трещины. Полуфабрикат опускали в горячее масло, смешанное с зеленым красителем. Последняя операция – покрытие поверхности субстанцией, похожей на смолу. Она запечатывала трещинки и не позволяла маслу, придававшему камню зеленый цвет, вытечь наружу.
Чтобы смастерить такой, с позволения сказать, изумруд, надо было обладать навыками, материалами и инструментами. Но некоторые торговцы поступали просто. Они применяли самый элементарный способ изготовления псевдодрагоценных камней – дробили куски обычного зеленого стекла или пластмассы. В ход шли бутылки из-под «Спрайта», светофоры, прозрачные ручки отверток, электроизоляторы.
– Если предлагаемый камень чересчур зеленый и прозрачный как стекло, то скорее всего, это и есть стекло, – продолжал делиться секретами Сантуш Гарсиа. – Быстрее всего подобные фальшивки можно распознать с помощью фотофильтров. Сгодятся и черные очки «Полароид». Если пристально смотреть на камень, водя перед ним фильтром, то настоящий замбийский изумруд будет менять оттенки от голубоватого до желтовато-зеленого.
Но встречались подделки настолько виртуозные, что даже профессионал мог различить их только в лабораторных условиях. Это относилось, например, к дешевым искусственным изумрудам, в изобилии производимым в России. Они стали появляться в Африке после распада СССР. Распространение получил такой трюк: хитрые торговцы разбавляли фальшивки настоящими камнями, обычно невысокого качества. Весь товар запаивали в пробирки, а натуральные изумруды, естественно, выкладывали сверху.
Не советовал Сантуш Гарсиа приобретать камни и на редких в Замбии официальных выставках-продажах. У изумрудов, которые там представлены, почти наверняка завышенная цена, убеждал он. В Лондоне, Антверпене или Идар-Оберштейне – немецком городке, ставшем мировым центром торговли изумрудами, где действовала международная биржа «зеленого золота», – они, как это ни парадоксально, стоили дешевле.
Случались и исключения. Помню, как жена иностранного дипломата, большая любительница драгоценностей, хвасталась тем, что приобрела на выставке в лусакском отеле «Интерконтиненталь» кристально чистый неограненный изумруд весом в карат за пару тысяч долларов. В Колумбии такая покупка обошлась бы в несколько раз дороже.