И все же зацепка появилась. Один из бывших работников вспомнил, что Ишмаел ездил на сером «Ленд Крузере» с левым рулем и имел в Найроби небольшой самолет. Остальное было делом техники. В кенийской столице несколько воздушных гаваней, но местные авиалинии располагаются только в аэропорту Уилсона.
Ишмаел честно признался, что, не застань я его врасплох, разговор бы не состоялся.
– Я потерял кучу денег и не хочу больше в этом участвовать, – говорил он. – Думал, в Сомали рыбалка выгодна, раз креветок там навалом, но теперь зарекся. Сначала нужно обеспечить безопасность, и только потом там можно будет заниматься бизнесом.
Как все сомалийцы, с которыми мне приходилось общаться, Ишмаел оказался словоохотлив. За два часа беседы он не только в мельчайших деталях описал свое участие в судьбе траулеров, но и подробно рассказал свою родословную, из которой следовало, что, будучи кенийцем в третьем поколении, сомалийские корни не забывает. Ишмаел поддерживал постоянную связь с соплеменниками из клана дарод. К тому же клану принадлежали и оба агента «Горизонтов».
По версии Ишмаела, во всех бедах был виноват исключительно агент Мохамуд Али Шире. Это следовало и из контрактов, счетов, факсов, которые он мне показал. 85 000 долларов, которые просил Али Шире, можно было объяснить только жадностью и уверенностью в безнаказанности, основанной на том, что его дяде, могущественному Баре Шире, никто в Кисмайо перечить не посмеет.
Впрочем, заверил Ишмаел, если «Европа-Транс» выплатит 20 000 долларов, причитающихся сомалийцам по контрактам, траулеры отпустят с миром. Так совпало, что директор компании Вячеслав Кунгурцев в тот же день прилетел из Вены в Момбасу и передал даже чуть большую сумму Абдивели. Личную встречу назначили для того, чтобы избежать нестыковок и лично заверить сделку, хотя Кунгурцев мог спокойно отправить деньги в Кисмайо переводом. У сомалийцев, имеющих многочисленную диаспору от Нью-Йорка до Москвы, действует превосходно отлаженная система пересылки денег по всему миру. Крупнейшую подобную контору «Аль-Баракаат» американцы «прикрыли» после событий 11 сентября 2001 года, опасаясь, что ею пользуются мусульманские экстремисты. Но осталось множество других, не менее эффективных. А трудностей с денежными переводами из соседней Кении, где постоянно проживают сотни тысяч сомалийцев, не существовало никогда. Любые суммы перечислялись в тот же день.
Итак, по заверениям Ишмаела, проблема должна была решиться, но не тут-то было. Абдивели на встречу пришел, а Али Шире – нет. Не отпустил он и траулер. А когда «Горизонт-1», получив свободу, попробовал пересадить к себе одного из четверых русских членов экипажа «Горизонта-2», боевики щелкнули затворами. «Европа-Транс» согласилась оставить судно как залог в обмен на освобождение экипажа. Ответа вновь не последовало. Тем временем положение рыбаков ухудшалось. Возникли перебои с топливом, продовольствием, пресной водой.
Прошла неделя. Министерство иностранных дел России, посетовав на невозможность установить «непосредственную связь с капитаном судна», хотя частоты радиостанции траулера дипломаты прекрасно знали из моих сообщений на ленте ТАСС, опубликовал заявление, в котором посоветовал судовладельцу «более активно решать финансовые вопросы с портовыми властями Кисмайо». «Рассчитываем на то, что здравый смысл возобладает в ближайшее время», – говорилось в документе.
Посольство России в Эфиопии, которое, как и другие наши представительства, получило задание подключиться к выяснению судьбы соотечественников, пришло к более определенным выводам.
– Ни о каком аресте не идет речи, – сообщил мне посол по телефону из Аддис-Абебы. – Наши бандиты из «Европы-Транс» не платят денег – вот корень проблемы. Они, а не сомалийцы, сделали рыбаков заложниками.
По данным посла, сомалийцы «прекрасно» относились к экипажу: вдоволь кормили, поили, разрешали гулять, где вздумается. Что касается залога, то Али Шире якобы не соглашался взять траулер только потому, что не мог выручить за него требуемые 85 000 долларов.
Пленение, известия о котором достигли Кении 9 марта 2001 года, завершилось 29 апреля. С учетом того, что реально рыбаки стали заложниками еще в январе, они провели в вынужденных «гостях» полных 100 дней. Лишь накануне Первомая, в счастливое воскресное утро судно наконец-то смогло покинуть негостеприимный сомалийский причал.
Выйдя из Кисмайо, траулер направился на юг, в Момбасу, место своей приписки. Получив по телефону сообщение о том, что судно вошло в кенийские воды и движется к порту Малинди, я выехал туда вместе с представителями «Европы-Транс». Из Момбасы на север вело сносное шоссе, поэтому на разделявшие два порта 120 километров ушло чуть больше часа.
Все это время я думал о том, что мне предстоит увидеть и услышать. Без малого два месяца я ни на день не упускал из вида сомалийскую эпопею с «Горизонтом-2», подготовил десятки сообщений, поговорил с множеством причастных к конфликту людей, в том числе и с так называемым премьер-министром Сомали, оказавшимся человеком маловлиятельным, безвластным и бесполезным. После первого телефонного разговора, в ходе которого он пообещал содействие в освобождении наших рыбаков (а что он, глава правительства, мог мне сказать, не рискуя потерять лицо?), премьер стал избегать моих звонков, меняя сим-карты на телефоне. В конце концов эта игра в кошки-мышки окончательно опротивела. Я понял, что с этим человеком каши не сваришь, лучше тратить силы на полезных людей, имеющих возможность и желание помочь. Тем более что сил требовалось немало. К концу пиратской эпопеи пришлось купить новый телефонный аппарат. Старый не выдержал непрерывного использования и сломался.
Что касается членов экипажа траулера, то они за это время стали почти родными. Но знакомство было заочным. Связаться с Кисмайо по телефону из Кении было невозможно даже через оператора. Пришлось довольствоваться рассказами тех, у кого радиосвязь с экипажем была. Рассказы были разными, подчас прямо противоречившими друг другу. Особенно плохо верилось в посольскую версию о хорошем отношении Али Шире к пленным рыбакам.
Закупив по дороге фрукты, овощи, свежий хлеб, которых экипаж не видел уже несколько месяцев, мы вырулили на набережную, а точнее, прибрежную улицу Малинди. На рейде сразу же возник «Горизонт-2». Скромных габаритов судно стояло в паре сотен метров от причала. Водоизмещение – 107 тонн, емкость холодильных камер – семь тонн, подсказала память.
Мы остановились строго напротив траулера, развернули на капоте радиостанцию, присоединив ее к антенне автомобиля, предупредили экипаж о приезде. Попасть на судно труда не составило. На берегу лежали лодки, а рядом изнывали от скуки безработные рыбаки. Договориться с ними за умеренную плату о переправе было минутным делом.
И вот, наконец, траулер. Лодка прыгала на волнах, но низкий борт позволил перелезть без проблем. Индийский океан казался смирным только с берега. На судне качка не позволяла спокойно ступить ни шага. Расставив широко ноги, я проковылял по короткой палубе к рубке. Маленькая кухня-столовая, крохотные каюты – как можно прожить в них хотя бы неделю? А больше трех месяцев? И не в условиях прохладной Балтики, а в удушливо липкой сомалийской жаре?
Отбив первый натиск качки, я огляделся. Передо мной стояли бородачи, прокаленные экваториальным солнцем до темно-шоколадного цвета. Один – вполне упитанный и улыбающийся. Это, конечно, капитан Вахтанг Гурешидзе. Недаром мне говорили, что он никогда не унывает. Не сломила его и сомалийская передряга. Остальные трое были худы и серьезны. Безусловно, они радовались тому, что смогли вырваться и теперь находятся в безопасности, на свободе, что их встретили, но выглядели так, будто все чувства подавила смертельная усталость. Особенно тревожил тонкий, как тростинка, Виктор Калинин. Казалось, он на грани истощения. Немного больше оптимизма внушал вид Вячеслава Сычева и Олега Романова.
– Да что вы, не волнуйтесь, – смущенно успокоили они. – Это у нас такая конституция.
Из рассказов рыбаков разные версии стали сплетаться в одну, истинную. Вот какой она получилась. В роковой рейс «Горизонт-2» вышел из Момбасы в начале января. У южного побережья Сомали предстояло ловить креветку, которой особенно много в районе устья главной сомалийской реки Джубба. Кения с начала года запретила лов траулерами, чтобы дать возможность рыбе и креветке восстановиться, а в Сомали, погруженной в хаос, можно было ловить, сколько хочешь. Рыбакам не слишком улыбалась перспектива идти в места, где нет ни центральной власти, ни власти закона, но пришлось поверить на слово кенийскому агенту Ишмаелу Джибрилу. Он поклялся, что обо всем договорился со своими соплеменниками из клана дарод, гарантировал и безопасность, и хороший улов, расхваливал сомалийского агента Али Шире.
– Нам не повезло с погодой, – вспоминал Калинин, сидя за ритмично раскачивавшимся, прикрученным к полу обеденным столом. – В январе начались шторма, которые не прекращались до февраля. Половить по-настоящему не удалось.
Время шло, трюмы пустовали, прибыли не было. Али Шире стал проявлять нетерпение и требовать деньги.
– С конца января отношение к нам изменилось, – вступил в разговор Гурешидзе. – Охрана с четырех человек увеличилась до восьми. Али Шире заявил, что это в наших интересах, так как обстановка в Кисмайо неспокойная. На самом деле он взял нас в заложники.
– Нам не только запрещали покидать судно, но и не разрешали работать, – добавил Сычев. – Шире боялся, что мы каким-то образом сумеем сбежать.
Когда привезенные продукты подошли к концу, Али Шире заявил, что будет поставлять еду в обмен на топливо. Агент откачал остававшиеся две тонны горючего, на вырученные деньги купил продовольствие, но рыбакам достались крохи.
– В основном он тратил деньги на себя и на своих людей, – сказал Сычев. – Но больше всего нас поразило, что стоимость нашего же топлива он прибавил к долгу. Вот так долг и рос. Не по дням, а по часам.