Худощавый, улыбчивый паренек увлеченно долбил еще совсем бесформенную глыбу.
– Моя задача – выявить, что скрывается в камне. Поэтому сначала я долго смотрю на него, изучаю структуру, примериваюсь. И только когда в голове появляется ясный образ, приступаю, – пояснил он.
На создание произведения уходило не меньше трех недель. И это самый короткий срок. Недаром Чигуту прозвали «Спидуорк», то есть «работающий быстро». В среднем скульптор затрачивал на творение два-три месяца. В Тенгененге не признавали популярный в Африке мыльный камень, который режется даже перочинным ножом.
– Слишком мягкий, слишком легкий для обработки, годится разве что для начинающих, – поморщился Чигута.
Большинство работ выполнялись из серпентинита – камня, обладающего множеством оттенков: черным, зеленым, желтым, синим, красным. Но самое ценное свойство заключается в фантастических узорах сложной внутренней структуры этой горной породы. Человеку с развитым воображением и художественным чутьем не составит большого труда выявить в богатой фактуре бесконечное количество сюжетов. Помимо серпентинита, скульпторы использовали и опал, и гранит.
Добывалось сырье тут же, за ближайшим холмом. В каменоломне работали сами мастера. Те из них, кто месяцами не мог продать ни одного произведения.
– Тенгененге – не только крупнейшее сообщество художников, где живут почти 500 резчиков, это еще и отлаженный хозяйственный механизм, – объяснил встретившийся на пути в каменоломню управляющий делами сообщества Томас Ндлебе. – Каждый, кто приезжает, может недорого купить инструмент, бесплатно получить материал. Дальше он волен творить, как ему вздумается.
Если работу приобретают, создателю выдается 70 % от гонорара. Остальные 30 % идут в общую кассу. Там можно взять кредит, когда покупатели долго обходят творения художника стороной. Из нее оплачивается и работа в каменоломне, и доставка скульптур в другие страны.
Последнее обстоятельство чрезвычайно важно. Несмотря на удаленность от крупных городов, в Тенгененге регулярно наведываются любители африканского искусства из Европы, Америки, Азии, Австралии. Богатые иностранцы составляют большую часть покупателей, а мысли о том, как доставить в авиалайнер приглянувшуюся тяжелую скульптуру и разместить ее там – не лучший стимул для ее приобретения.
– Помимо скульпторов, которые постоянно или временно живут в деревне, мы поддерживаем связь с мастерами по всей округе, – продолжил небольшую лекцию Ндлебе. – Даем им камень, привозим сюда готовые изделия, постоянным авторам платим премии.
Большинство скульпторов были очень молодыми. Чигута, например, только начал тогда отсчет третьего десятилетия. Еще недавно жил в родной деревне, на досуге любил резать поделки из дерева. О Тенгененге услышал от сестры и из любопытства решил попробовать. За полгода, проведенном в обществе братьев по ремеслу, ни разу не раскаялся в решительном шаге.
– С камнем работа труднее, но интереснее, – рассказывал он. – Не говоря о том, что здесь постоянно общаешься с близкими по духу людьми, учишься, совершенствуешься.
Схожим был творческий путь и совсем юного Хибарона Звабаты, обосновавшегося в глубине леса. Он тоже не жалел о том, что бросил отчий дом и перебрался в Тенгененге. Получил крышу над головой, материал, инструменты, работы стали покупать. Чего еще желать художнику?
Обычно Звабата одновременно работал над несколькими композициями.
– В поисках самого удачного решения, выразительной детали, я нередко прерываюсь, – поведал он о своем творческом методе. – А если удачная мысль долго не приходит в голову, берусь за новую скульптуру. И вот, рано или поздно, неоконченный труд предстает в воображении в готовом, отточенном виде. Это случается или в ходе работы, или вечером, на отдыхе, а то и в дреме. Такое тоже бывало не раз.
Многие именитые мастера перебрались в столицу. Получив известность в Тенгененге, они открыли собственные мастерские, начали работать по заказу. Но бывали и исключения. Бернард Матемера, один из самых прославленных зимбабвийских скульпторов, не покинул родные пенаты. Купив дом в Хараре, он по-прежнему трудился там, где начинал свой путь. Когда я был в Тенгененге, черновую работу за него выполняли подмастерья. Мастер вступал на самом важном, завершающем этапе.
Почти все творения Матемеры изображали существ, застигнутых врасплох в процессе превращения то ли из людей в животных, то ли наоборот. Полулюди-полузвери-полуптицы сохраняли в облике трогательную доброту африканского видения природы и не были похожи на кровожадных европейских собратьев-оборотней.
В каждой скульптуре обязательно присутствовала одна странная черта: все конечности существ были трехпалы. Разъяснения по поводу непонятной детали я получил у самого Матемеры, который, на мое счастье, в тот день был в селении. Оказалось, что в стародавние времена в племени Бернарда бытовал обычай обрезать детям большой и указательный пальцы одной из рук, чтобы облегчить лазание по деревьям. Обычай давно ушел в прошлое, но воспоминание о нем продолжает жить в каменных фантазиях.
Под резцом скульпторов Тенгененге оживали персонажи легенд и мифов не только народов Зимбабве, но и других стран Африки. Туда съехались представители едва ли не всех государств региона, а у каждой африканской культуры всегда был свой сложный пантеон богов и духов, простиравших влияние на каждую грань человеческой деятельности.
И как же они не похожи друг на друга! Вот Мвари («великое существо на небесах») – таинственное верховное божество крупнейшей в Зимбабве народности шона. Добиться его расположения можно только беспрекословным почитанием предков. Мвари един во многих лицах. Он предстает перед приверженцами то как Ньяматенга («тот, кто живет на собственных небесах»), то как Муваниква («тот, кто однажды уже существовал»), то как Дзиварунгу («большая заводь»), то как Чикара («тварь»).
Шона убеждены, что именно Мвари создал все сущее и от него зависит благополучие каждого человека. Но обращаться к богу лично запрещено. Это можно сделать только через особых посредников – людей, одержимых духами.
У каждого духа есть специализация. Попробуем выстроить их по ранжиру. Королевские духи Мхондоро влияют как на судьбу народа шона в целом, так и на каждого его представителя в отдельности. От них зависят плодородие земель, погода, урожай. Семейные духи Мудзиму оберегают людей от болезней и порчи. А еще, помимо добрых духов, есть злые: Муройи и Нгози. Весь вред во Вселенной происходит от их нескончаемых пакостей.
Каждый вид духов вселяется в конкретных людей. Особенно влиятелен носитель Мхондоро, который живет в Гуруве. Что бы ни приказывали власти, без его веского слова шона пальцем не пошевелят. Даже применение пестицидов началось в районе только после того, как Мхондоро дали согласие на химические удобрения устами своего авторитетного посредника.
Талант также даруется человеку духами. Скульпторы шона верят, что обрели шаве, то есть способность творить, от духов предков.
Восприятие таланта как божественного дара заставляет мастеров предельно бережно относиться к материалу. Самый прославленный зимбабвийский скульптор, уроженец Гуруве Генри Муньярадзи вносил в облюбованный камень едва уловимые изменения, не более. Делал он это так искусно, что нескольких ударов резца хватало для превращения неприметного валуна или булыжника в произведение искусства, будоражащее воображение, наводящее на философские размышления, заставляющее задуматься о вечных ценностях.
Насколько разнообразны африканские народности, настолько несхожи между собой их божества. В Тенгененге жили выходцы из ангольской народности мбунду, давшей миру замечательных резчиков. Они поклонялись многоликому богу Калунге, который привык общаться с каждым человеком лично, в обстановке уединения и сосредоточенности. Скульпторы мбунду Макина Камея и Какома Квели никогда не придавали своим фигурам черты конкретных людей. Их творения будто предназначены исключительно для благоговейного созерцания. Истуканы величественны, непроницаемы и неподвластны бренным страстям.
Малавийцы, выходцы из народностей яо и чева, напротив, всегда выражали религиозные чувства предельно горячо – с помощью массовых ритуальных танцев. До сих пор у них действуют закрытые танцевальные общества: у яо оно называется «Ньянго», у чева – «Ньяо». В определенные дни, собираясь в тайных, священных местах, члены клубов предаются ритуальным пляскам, чтобы заручиться поддержкой сверхъестественных сил. Непременная часть танцевальных костюмов – маски, чьи изысканно простые формы шлифовались веками. Ясно, что древние традиции не могли не найти отражения в скульптурах.
Как и во многих других случаях, речь не идет о прямых заимствованиях и слепом подражательстве. Так, зачастую танцоры яо пытались пародировать движения изображаемых персонажей. Не случайно скульптуры знаменитого Джосиа Манзи, выходца из этой народности, похожи на карикатуры. Формы людей и животных нарочито искажены, одни виды заимствуют черты других. Иногда кажется, что мастер дал воображению полную волю и сам не ведает, куда оно его заведет.
Творили в Тенгененге и чокве из Анголы, и маконде из Мозамбика и Танзании. Последние получили международную известность благодаря многофигурным ажурным композициям из цельных кусков дерева. В зимбабвийском лесу маконде пытались воплотить свое филигранное искусство в более долговечном камне.
Многие годы зимбабвийскую каменную скульптуру именовали «скульптурой шона». Всякому, побывавшему в Тенгененге, очевидно, что это не так. Даже определение «зимбабвийская скульптура» подходит не совсем. Если попытаться найти точное название для вавилонского столпотворения художников и их персонажей, образовавшегося в окрестностях селения, то им, наверное, будет «скульптура, созданная в Зимбабве».
Среди членов сообщества было немало вполне современных людей, родившихся в городах, поездивших по миру и получивших достойное образование. Но традиционные верования и мироощущение, пусть и не признаваемые на словах, продолжали оказывать на творчество мощнейшее влияние. Характерно, что и старшее поколение, стоявшее у истоков течения, и самые молодые, урбанизированные и эмансипированные творцы, предпочитали не замечать приметы подступавшей со всех сторон западной цивилизации, отражая в работах привычный мир предков.