Покидая волшебный лес, я взял с собой самого крохотного его обитателя – слоненка величиной в четверть ладони. Фигурка стилизована до предела: гладкое, овальное тельце, покатые выступы ушек, благодаря которым только и можно вычленить хоботок, полунамек на ножки… Еще чуть-чуть, и догадаться, что хотел изобразить мастер, было бы невозможно. Но как раз такие остроумные обобщения, балансирующие на грани абстракции, чистота линий пленяют во многих творениях скульпторов Тенгененге.
Сейчас, когда я пишу эти строки, сувенир из далекого зимбабвийского селения стоит передо мной на столе. Едва на скульптурку из серпентинита падает солнечный лучик, от нее начинает исходить сияние. Теплое и золотистое, точь-в-точь такое, как было разлито по сказочному лесу, являвшемуся мне в ночных мечтаниях. Жаль только, что с тех пор, как я увидел его воочию в Тенгененге, сниться лес перестал.
Часть 4. Не только звери
На старинных виньетках часто изображали Африку в виде молодой девушки, прекрасной, несмотря на грубую простоту ее форм, и всегда, всегда окруженной дикими зверями.
Глава 1Долгая дорога в Серенгети
– Перед поездкой поставь автомобиль на техобслуживание и проследи, чтобы проверили подвески, – напутствовал знакомый егерь из Службы охраны дикой природы Кении, когда я сказал ему, что собираюсь в Национальный парк Серенгети.
Совет, признаюсь, порядком меня озадачил. Судя по карте, заповедник в соседней Танзании начинался сразу после пересечения кенийской границы. Более того, он служил продолжением популярного кенийского парка Масаи-Мара, куда из Найроби можно доехать за несколько часов.
В парке я уже бывал, и дорога туда, конечно, – не сахар. Помнится, как водитель микроавтобуса с испанскими туристами решил промчать клиентов с ветерком. В результате один пассажир погиб, а остальные, до смерти напуганные, отделались осколочными ранениями. Ухабы были такие, что машина, разогнавшаяся до 100 километров в час, перевернулась и вылетела в кювет. Но я бежать наперегонки со смертью не собирался, поэтому особых трудностей не ожидал.
Прямой путь, правда, не годился. Граница между Масаи-Мара и Серенгети открыта только для зверей и научных экспедиций. Обычным посетителям, две трети которых прибывают в Серенгети из Кении, приходится добираться в объезд, делая лишние пару сотен километров. Не беда. Полюбоваться по пути на заснеженную вершину Килиманджаро – дополнительное удовольствие. Причем бесплатное.
Иллюзии по поводу бесплатных удовольствий в Танзании пришлось оставить еще в Найроби. В посольстве каждый желающий пересечь границу выложил по 60 долларов, а взамен получил замысловатый штамп в паспорте.
До северного танзанийского города Аруша, где частенько собирались региональные конференции, шли переговоры по урегулированию полыхавших в Африке вооруженных конфликтов и где год за годом чинно заседал Международный трибунал ООН по расследованию геноцида в Руанде, все шло как по маслу. Если не считать того, что не только верхушка Килиманджаро пик Ухуру, но и склоны горы почти до подножия оказались плотно укутаны облаками.
Как мне объяснили позже, в полный рост высочайшую гору Африки можно увидеть только на рассвете, до семи утра. В тот короткий отрезок, когда теплое и ласковое экваториальное солнце, еще не запустившее на полную катушку термоядерную турбину, едва показывается из-за горизонта. Да и то не всегда. В общем, как повезет. Впоследствии счастливый билет выпадал мне многократно. Больше всего картина заснеженного кратера Килиманджаро запомнилась перед самым отъездом из Восточной Африки, когда я решил напоследок еще разок прокатиться в национальный парк Амбосели, раскинувшийся на кенийской территории прямо напротив Килиманджаро. Вершина упорно играла в прятки и в первый, и во второй день. И лишь в последний день, в полдень, как раз в тот момент, когда я ехал прямо на нее, открылась. Ровно на пять минут, словно прощалась.
Незаметно пронеслись 70 километров шоссе, бежавшего из Аруши дальше на юг, в административную столицу республики город Додома. Но стоило въехать в селение Макуюни и повернуть направо, на Серенгети, как асфальт закончился. Вдаль уходил проселок, покрытый крупным белым гравием или, скорее, средних размеров булыжниками. Через пару лет дорогу заасфальтировали, и теперь до заповедника можно без проблем добраться по новенькому шоссе с четкой разметкой, но кто же будет ждать годами? Так и вся командировка пройдет понапрасну.
Заправляя машину в Аруше, я подкачал шины с обычных 30 до 40 фунт-сил на квадратный дюйм. В переводе на привычные единицы измерения это означает, что давление увеличилось с двух почти до трех атмосфер. Сделать это посоветовал хозяин бензоколонки – аккуратно одетый индус с интеллигентной остренькой бородкой. Он же подробно расписал предстоявшие тяжкие испытания. Для машины и для пассажиров.
Действительность оказалась красноречивее его по-восточному цветистых оборотов. Не то чтобы Кения являла собой пример государства с ухоженной дорожной сетью. Наоборот. Даже главная кенийская автострада Момбаса – Найроби временами напоминала однополосную асфальтовую тропинку с краями, обкусанными каким-то неведомым чудищем. Были там и пыльные грунтовки, в сезон дождей превращавшиеся в непролазное месиво, и нечто, отдаленно напоминавшее булыжные мостовые. Последние отличаются от европейских тем, что выложены разнокалиберными булыжниками, которые находятся друг от друга на некотором расстоянии. Подобное счастье ожидало автомобилистов, например, на пути к Национальному парку Амбосели.
Если приноровиться, по такой дороге можно двигаться довольно быстро, преодолевая в час километров по 70–80. Колеса многочисленных автомобилей вдавили камни в почву неравномерно, образовав нечто вроде стиральной доски. При правильно подобранной скорости автомобиль как бы летит по гребешкам, не успевая проваливаться во впадинки.
Дорога в Серенгети – особая. Сколько я ни экспериментировал, нужной скорости найти так и не удалось. То ли гребешки были слишком высоки, то ли впадины слишком глубоки и широки, только любая попытка превысить 20-километровый рубеж превращала езду в изощренную пытку. При этом приходилось то и дело увертываться от острых камней, густым частоколом торчавших на протяжении всего пути. По идее, каменные пики не должны были пропороть перекачанные шины, но судьбу искушать не хотелось.
Сто километров до заповедной зоны Нгоронгоро заняли больше времени, чем вся предыдущая дорога, включая стояние в очереди, заполнение анкет и общение с таможенниками на границе. Когда-то зона была частью Серенгети, но потом ее выделили в особый район. А раз так, решили танзанийцы, то и платить за въезд в него надо особо. За право находиться там два дня пришлось облегчить кошелек на 90 долларов. Гостиница, само собой, – отдельно, как и чаевые обязательному и вроде бы уже оплаченному гиду. Еще по десять долларов взималось за каждый спуск в кратер потухшего вулкана, ради которого, собственно, туристы и рвутся в Нгоронгоро со всего света.
Раздосадованный многочисленными поборами, я не слишком любезно поприветствовал подошедшего гида и даже не обратил внимания на его имя, а потом переспрашивать было неудобно. Да и не хотелось. Стоило подняться на гребень вулканического кратера, как все проблемы и разочарования перестали существовать.
Передо мной лежал «затерянный мир» из приключенческой книжки. В гигантском блюде кратера мирно паслись стада зебр и антилоп, желтел лениво развалившийся на травке львиный прайд, поблескивало озерцо, удалось разглядеть и пару носорогов. Картину несколько портили усеявшие гребень домики гостиниц и рыскавшие внизу микроавтобусы туристических фирм. И все же зрелище было настолько невероятным, что я так до конца и не поверил в его реальность.
Внизу выяснилось, что гид приставлен не столько для помощи в поиске животных и объяснения особенностей их поведения, сколько для контроля. Вообще-то перед въездом в кратер всех посетителей предупреждали, что сверху их перемещения внимательно отслеживает целая бригада егерей, оснащенная мощными биноклями и подзорными трубами. Кроме того, водители туристических автобусов, чуть что не так, мгновенно докладывали по рации кому следует. В общем, не забалуешь. А тут еще персональный навязанный гид. Стоило чуть-чуть заехать на обочину, как он поднимал крик.
Маниакальная бдительность проводника ужасно раздражала. Хотя, по здравому размышлению, приходилось признать, что она была нелишней. Как можно удержаться, чтобы не подъехать поближе к десятку львов, которые нежатся всего в сотне метров от дороги? Ведь это как раз то расстояние, когда в бинокль царственных кошек видно неплохо, а вот качественно их сфотографировать невозможно даже аппаратом с мощным телеобъективом. Не будь рядом строгого сопровождающего, разве вспомнил бы я о правилах и грядущем штрафе?
Вскоре после возвращения узнал, что в Нгоронгоро приключилась беда. Обитавших в кратере животных стала косить неизвестная болезнь. От таинственного недуга скончались шесть из 74 львов. Группа специалистов, срочно прибывшая из Кении, ЮАР и США, выяснила, что царь зверей не смог выстоять в поединке с… мухой. Расплодившиеся представители агрессивного вида этих насекомых облепляли грозных хищников и в буквальном смысле высасывали из них кровь. А незадолго до моего приезда в Нгоронгоро разразилась засуха. От недостатка влаги скончались 300 буйволов, две сотни антилоп-гну, десятки зебр. Но падеж парнокопытных большой тревоги не вызвал. В отличие от львов или черных носорогов, которых в кратере остался всего десяток, это виды распространенные.
На следующее утро предстояло отправиться дальше. Рассвет, как и все в Нгоронгоро, оказался великолепным спектаклем. Багровое солнце залило заповедник раскаленным металлом. Нереально яркие чистые краски подняли настроение и весьма кстати. Полторы сотни километров до Серенгети, если и отличались от предыдущего отрезка, то в худшую сторону. На въезде в парк пришлось вновь отсчитывать купюры. Еще 80 долларов за двое суток, не считая гостиницы и прочего.