подобным подчас кроется в необоримом стремлении выбить очередной грант или пожертвование. По сути, действия таких горе-экологов мало отличаются от устремлений охотников за наживой.
В тот раз я поехал в Зимбабве с твердым намерением повстречаться наконец со слонами, увидеть которых мне никак не удавалось с памятного полета в Анголе. В первый год пребывания в Замбии что-то не сложилось. Великаны старательно избегали меня, будто специально подбивая на целенаправленные поиски. В Зимбабве я уже бывал, но ограничивался столицей и пригородами. Теперь путь лежал в самый большой на юге Африки Национальный парк Хванге, занявший на северо-западе страны территорию почти в 15 000 квадратных километров. Знакомые утверждали, что слонов там видимо-невидимо, только успевай крутить головой. В их рассказы не слишком верилось. Полторы сотни километров от Виктория-Фоллс до Хванге и двухчасовое петляние по заповеднику результатов не дали. Возникало ощущение, что моя машина – заколдованная. Она непостижимым образом отпугивает гигантов. Между тем наступало время обеда.
Впереди кстати показалась автостоянка и помост с деревянным навесом. Припарковавшись рядом с зеленым «Ленд Ровером», я вынул пакет с едой, приобретенный в закусочной по дороге, и пошел под крышу. Там уже стояли несколько белых туристов и сопровождавший группу чернокожий егерь. Они напряженно всматривались в даль. Впереди расстилалось озерцо, а на другом берегу вились заросли акаций. У воды паслись несколько зебр, пара импал и жираф. В общем, ничего примечательного.
Туристы, наверное, впервые в Африке, только что приехали, все им кажется необычным и заслуживающим внимания, мысленно пожал я плечами. И уже собирался было отойти к столику и заняться перекусом, как за озерцом появились слоны. Они возникли внезапно, словно вынырнули из зарослей. Постояв, гиганты медленно, поминутно замирая, двинулись на водопой. Судя по тому, как тесно они прижимались друг к другу, их чем-то напугали. Робость властелинов саванны изумляла, ведь в Хванге им никто не угрожал. Сгрудившиеся у воды звери по мере приближения толстокожих отходили в сторону, а группа иностранных гостей, восхищенно наблюдавшая за происходящим, была надежно скрыта за деревянным ограждением.
– Возможно, слоны боятся браконьеров? – поинтересовался я у егеря, представившегося Джозефом.
– Этот мерзкий вид млекопитающих в Хванге давно уже не водится, – ухмыльнулся тот. – Просто у слонов хорошая память. Они долго не забудут времена разгула браконьерства. Чаще всего охотники с ружьями поджидали их у воды.
Пройдет много лет, прежде чем из сознания животных изгладится ощущение опасности при приближении к воде. В 1970–80-е годы егеря Хванге только и делали, что обороняли беззащитных гигантов от вооруженных до зубов злоумышленников. Причем, надо отдать должное, получалось неплохо. Поголовье слонов в Зимбабве медленно, но неуклонно росло и в ту трудную пору.
К моменту нашего разговора у служителей Национального парка появились заботы совсем иного рода.
– Слоны так расплодились – прямо не знаем, что с ними делать, – пожаловался Джозеф. – Мы их подкармливаем, бурим искусственные скважины для водопоев, но, знаете, всему есть предел.
При максимальной вместимости в 25 тысяч животных в Хванге их численность достигла почти 40 000. Научно обоснованная норма оказалась превышена почти вдвое. Дело в том, что для поддержания идеального экологического равновесия плотность слоновьего населения не должна превышать одной особи на полтора квадратных километра. В противном случае великаны, ежедневно поглощающие по два, три и более центнеров зелени, точно прожорливая саранча, уничтожают растительность и выживают со своей территории более мелкие виды животных. А затем начинают совершать набеги на поля и огороды, нападать на людей и их жилища. Ведь это только в цирке они элегантны, приветливы и послушны. Наверное, потому, что перед публикой выступают азиатские слоны, у которых за многие поколения дрессировки выработалась привычка подчиняться человеку. В Африке же слон-разбойник и даже слон-убийца – не редкость. Попытки приручить и выдрессировать властелинов саванны хотя бы для перевозки людей и грузов не приводили к желаемым результатам. Африканские слоны, привыкшие к вольной жизни, выполнять команды отказывались.
В той же Зимбабве редкая неделя обходится без сообщений об опустошительных рейдах толстокожих бандитов. Особенно по вкусу пришлись им сладковатые кукурузные початки, поэтому в период созревания урожая крестьяне особенно часто обращаются к егерям с просьбами отвадить обнаглевших животных от полей и огородов. К несчастью для земледельцев, властелинам саванны препятствия неведомы. Даже разливающаяся в сезон дождей Замбези не в силах остановить стада гигантов. Они не только великолепно плавают, но и ныряют. Эта сторона слоновьих талантов известна не слишком широко, поэтому я испытал настоящее потрясение, когда в один из приездов в замбийский город Ливингстон в сотне метров от меня десяток слонов подошли к полноводной реке и легко вплавь перебрались на остров, прельстившись покрывавшей его густой растительностью.
В подобных обстоятельствах напрашивается такое решение, как выборочный отстрел. Не тут-то было! На конференции СИТЕС в Лозанне слонов перевели из «Приложения номер два» в «Приложение номер один». На деле эта бюрократическая процедура означала, что из списка животных, чье коммерческое использование разрешено в пределах оговоренных квот, их поместили в список видов, находящихся под угрозой уничтожения. То есть тех, на которых строжайше запрещена охота. Более того, изделия из них нигде в мире не подлежат продаже на законных основаниях.
В Лозанне Зимбабве пыталась бороться против таких драконовских мер, но не смогла противостоять сплоченному фронту международных природоохранных организаций из западных стран во главе с США. В 1997 году очередная встреча СИТЕС состоялась в Хараре, и в родных стенах зимбабвийцы не преминули дать бой чересчур горячим любителям животных. Хозяев поддержали Ботсвана и Намибия, которые тоже вдоволь намаялись с расплодившимися великанами. Особенно тяжкая участь досталась Ботсване, где на каждые два десятка жителей приходилось по одному слону. По подсчетам экологов, из 600 000 гигантов, обитающих на Черном континенте, 150 000, то есть четверть, живут именно в этих трех странах – Зимбабве, Ботсване и Намибии. Даже без отстрела, за счет естественной убыли к тому времени у них скопилось больше 100 тонн бивней. Дорогостоящее сырье пылилось на складах, хотя могло бы приносить пользу и животному миру Африки, и ее жителям.
Ясную позицию заняла по спорному вопросу организация КЭМПФАЙР. Я пишу ее название заглавными буквами, потому что слово «campfire», хотя и существует в английском, означая «бивуачный костер», в данном случае представляет собой сокращение. Его полная расшифровка звучит как «Программа управления общинными территориями для развития ресурсов коренных народов Зимбабве». Как говорил мне руководитель программы Таперендава Мавенеке, решение стало для его страны вопиющей несправедливостью.
– Глаза бы не глядели на этих, с позволения сказать, защитников природы, – брезгливо морщился он. – Они ратуют за полное изъятие слонов из экономики, а сами сидят в кондиционированных кабинетах за тысячи миль от слонов, которых якобы защищают.
Руководитель КЭМПФАЙР возмущался тем, что запрет на продажу бивней несправедливо лишал его страну солидных, честно заработанных денег.
– Получается, что нас, зимбабвийцев, наказали за неспособность других стран сохранить свое поголовье, – доказывал Мавенеке. – Мы платим огромные деньги за нефть, которая у нас не добывается, а нам говорят, что мы не имеем права продавать то, чем обладаем в избытке.
В отличие от некоторых «элитных» защитников природы, большую часть времени проводящих в европейских столицах и регулярно красующихся на экранах телевизоров, члены этой организации постоянно находятся на месте событий – в деревнях и национальных парках. Так вот, руководство КЭМПФАЙР убеждено, что контролируемый отстрел пойдет слонам только на пользу.
– Продав бивни, мы выручили бы дополнительные средства на содержание национальных парков и улучшение жизни людей, – втолковывал мне Таперендава Мавенеке.
По самым скромным оценкам, после запрета на продажу слоновой кости Зимбабве каждый год недосчитывалась не менее трех миллионов долларов. Для африканской страны деньги немалые. Тем более что пошли бы они на оснащение егерей средствами передвижения и связи, улучшение заповедной и туристической инфраструктуры. И слонам никакого ущерба, и людям сплошная выгода.
Но на международные природоохранные организации подобные аргументы не действуют. Там считают, что любое послабление неминуемо вызовет новый всплеск браконьерства. Если разрешить квоты, поди разберись, какой из продаваемых бивней добыт законно, а какой – нет. По данным секретариата СИТЕС, в 2013 году в мире был конфискован самый большой улов нелегальных бивней, составивший 42 тонны. Но утверждать, что это свидетельство резкого всплеска браконьерства, нельзя. Скорее, это говорит о возросшей эффективности правоохранительных органов разных стран и более тесной координации их действий.
Жесткий подход экологов производит впечатление на общественность, потому что, за исключением алчных охотников, никто не желает возвращения старых времен, когда каждый год уничтожались десятки тысяч животных, а подавляющая часть слоновой кости добывалась незаконно. Мир не забыл ужасные кадры хроники, запечатлевшие смердящие туши гигантов с кровавыми дырами вместо бивней. Интуитивно понятен и тезис о том, что слоны не кролики и быстро размножаться не в состоянии. В общем, когда защитники природы говорят, что период после Лозанны, когда удалось несколько приструнить браконьеров, был полезен, но недостаточен для полного восстановления поголовья, к ним прислушиваются.
Есть, правда, странный нюанс. Редко кто задается вопросом: почему при постоянном, судя по заявлениям экологов, разгуле браконьерства численность африканских слонов не меняется. Впервые заинтересовавшись проблемой выживания исполинов в середине 1980-х годов, я на протяжении трех десятилетий встречал одни и те же цифры: 500 000–600 000. Как же так? Если верить защитникам природы, в этот период поголовье великанов сначала стремительно падало, а потом стабильно росло? Почему же не менялась статистика?