– Просто так? И даже не предупредил? То есть появился прямо из ниоткуда?
– Да, так, – ответила Этта. – Прямо из ниоткуда.
– Миссис Хайнэ, – обратился к ней обвинитель, – как подсудимый объяснил вам цель своего визита?
– Сказал, что хочет поговорить насчет земли. Насчет моей земли, которую я продала Уле Юргенсену.
– А что именно он сказал, миссис Хайнэ? Вы можете вспомнить? Это важно.
Этта сложила руки на коленях и глянула на Миямото Кабуо. По взгляду того – а уж ее-то он не проведет – она видела, что он все помнит…
Японец стоял у нее на пороге, опрятно одетый, и, сцепив руки, смотрел не моргая. Стояла июльская жара, и в квартире было настоящее пекло; на пороге же ощущалась прохлада. Они смотрели друг на друга в упор; Этта, скрестив руки на груди, спросила у японца, что ему надо.
– Миссис Хайнэ, – заговорил он, – вы помните меня?
– Еще бы не помнить, – ответила Этта.
Она не видела его три года, с той самой поры, как в 1942-м вывезли всех этих японцев, но сразу узнала. Это он дал Карлу удочку, это его она видела из окна кухни с деревянным мечом в полях. Он был старшим ребенком в семье Дзэнъити – она помнила его в лицо, но имя вспомнить не могла, – это с ним пропадал ее сын.
– Я приехал три дня назад, – сказал он. – А Карла, наверное, еще нет дома?
– Карл умер, – ответила Этта. – Карл-младший сражается. С японцами. – И пристально посмотрела на молодого человека, стоявшего на пороге. – Еще немного, и им крышка, – прибавила она.
– Да, еще немного, – отозвался Кабуо. Он расцепил руки и завел их за спину. – Мне очень жаль, что мистера Хайнэ больше нет. Я узнал об этом в Италии. Мать написала мне.
– Ну да, я же и сообщила ей об этом. Еще когда переслала вашу долю, – бросила ему в ответ Этта. – Написала, что муж умер и я вынуждена продать землю.
– Да, – подтвердил Кабуо. – Но, миссис Хайнэ, у моего отца была договоренность с мистером Хайнэ. Разве…
– Мистер Хайнэ скончался, – перебила его Этта. – Мне пришлось принимать решение самой. Не могла же я обрабатывать землю одна! Я продала ее Уле Юргенсену, и все дела. Вот с ним и говори. Я к этому не имею никакого отношения.
– Я уже был у мистера Юргенсена. Как приехал в среду, так сразу же и отправился на участок. Посмотреть, что да как. Мистер Юргенсен был в поле, работал на тракторе. И я говорил с ним.
– Вот и прекрасно, – ответила Этта. – Говорил, так говорил.
– Да, говорил, – подтвердил Кабуо. – И он направил меня к вам.
Этта плотнее скрестила руки на груди:
– Вот еще! Теперь это его земля. Вот пойди и скажи ему. Передай, что так я и сказала. Передай.
– Оказывается, он не знал, – ответил Кабуо. – Вы ему даже не сказали, что нам остался еще один взнос. Не сказали, что мистер Хайнэ…
– Не знал, – хмыкнула Этта. – Это он сам так сказал? Что не знал? А мне что, надо было сказать: «Знаешь, Уле… тут вот есть одна семейка… они уговорились с мужем насчет семи акров… только договор их не имеет силы»? Надо же, он не знал! Смех, да и только! Можно подумать, я должна была рассказать покупателю о незаконной сделке! А даже если бы и рассказала, что тогда? Семейка ваша не уплатила в срок. И все, тут и говорить не о чем. Представь, что ты возвращаешь кредит банку. Нет, ты представь. И пропускаешь выплату. Тебя что, терпеливо дожидаются? Нет! Твоя собственность переходит к банку, так-то! Я не сделала ничего такого, чего не сделали бы на моем месте другие. Банк, к примеру. Я не сделала ничего дурного.
– Вы не сделали ничего незаконного, да, – ответил ей тогда этот японец. – Но вот насчет дурного…
Этта заморгала. Шагнув назад, она взялась за дверную ручку.
– Вон отсюда! – бросила она ему.
– Вы продали нашу землю, миссис Хайнэ, – не унимался японец. – Вы продали ее, увели у нас прямо из-под носа. Воспользовались тем, что нас не было, и…
Но Этта захлопнула дверь, не желая больше слушать. Карл такую кашу заварил, подумала она, а ей теперь расхлебывай.
– Миссис Хайнэ, – обратился к ней Элвин Хукс, когда она закончила говорить, – после этого вам случалось видеть подсудимого? Он обращался к вам насчет земли?
– Случалось ли видеть? – переспросила Этта. – Конечно. Я видела его в городке, видела в лавке у Петерсена, то здесь, то там… Да, время от времени я его видела.
– Он заговаривал с вами?
– Нет.
– Ни разу?
– Нет.
– То есть после того случая вы с ним больше не общались?
– Нет. Если, конечно, не иметь в виду косые взгляды.
И она снова сердито посмотрела на Кабуо.
– Косые взгляды? Что вы имеете в виду, миссис Хайнэ?
Этта провела рукой по платью, разглаживая, и выпрямилась:
– Стоило ему только завидеть меня, как он зыркал, прищурившись. Понимаете? Косился, зло косился.
– Понимаю, – ответил обвинитель. – И долго это продолжалось?
– С той поры и продолжалось, – ответила Этта. – По сей день. Ни разу не посмотрел нормально, ни разу. Вечно щурился, вечно косился.
– Миссис Хайнэ, – обратился к ней Элвин Хукс, – вы когда-нибудь говорили с сыном насчет земли подсудимого? Рассказывали, что Миямото Кабуо приходил и оспаривал продажу вашей земли?
– Да, сын знал об этом. Когда он вернулся, я рассказала ему.
– Вернулся?
– С войны, – пояснила Этта. – Месяца через два, в октябре, кажется.
– И вы рассказали ему, что подсудимый приходил к вам?
– Да.
– Вы помните, что он на это ответил?
– Да, помню. Сказал, что присмотрит за ним. Что, если Миямото Кабуо будет косо смотреть в мою сторону, он приглянет за ним.
– Понятно, – сказал Элвин Хукс. – И что, он так и сделал?
– Да, насколько мне известно.
– Приглядывал за Миямото Кабуо?
– Да. Наблюдал за ним.
– Как вы считаете, миссис Хайнэ, между ними были разногласия? Ведь оба – рыбаки, а это сближает. К тому же, как вы рассказали, они росли вместе. Но между ними кое-что стояло… Этот спор насчет земли. Итак, каковы были отношения между подсудимым и вашим сыном начиная с 1945-го? Они дружили или враждовали?
– Нет, подсудимый не был другом моего сына. Разве не видно? Они были врагами.
– Врагами? – переспросил Элвин Хукс.
– Карл не раз говорил, что лучше бы Кабуо забыть об этих семи акрах и перестать коситься.
– Миссис Хайнэ, когда вы рассказали сыну, что подсудимый косо смотрит на вас, что именно ответил сын?
– Сказал, что лучше бы Кабуо прекратил это. Что иначе придется приглядеть за ним.
– Приглядеть… – повторил Элвин Хукс. – А что, ваш сын считал, что мистер Миямото может быть опасным?
– Протестую, – прервал обвинителя Нельс Гудмундсон. – Свидетеля подталкивают к догадкам насчет мыслей и чувств другого человека. Он…
– Согласен, согласен… – тут же поправился Элвин Хукс. – В таком случае скажите нам, миссис Хайнэ, что вы достоверно видели. Расскажите, что ваш сын говорил или делал. Можно ли по его словам и поступкам сказать, что он видел в Миямото Кабуо опасность?
– Сын говорил, что приглядит за ним, – повторила Этта. – Понимаете, приглядит.
– Говорил ли ваш сын, что за мистером Миямото необходимо приглядывать? Что от него может исходить угроза?
– Да, – ответила Этта. – Он приглядывал за ним. Каждый раз, когда я жаловалась ему на косые взгляды, сын именно так и говорил, что приглядит за ним.
– Миссис Хайнэ, – обратился к ней Элвин Хукс, – как на ваш взгляд, можно ли определить отношения между вашей семьей и семьей подсудимого как семейную вражду? Были ли вы врагами?
Этта уставилась прямо на Кабуо.
– Да, – ответила она. – Мы были врагами, это точно. Они уже лет десять как не дают нам покоя с этими семью акрами. Из-за них погиб мой сын.
– Протестую, – вмешался Нельс Гудмундсон. – Свидетель строит догадки о том, что…
– Протест принимается, – согласился судья Филдинг. – Предлагаем свидетелю отвечать на поставленные вопросы прямо, без каких-либо домыслов. Я призываю присяжных не принимать во внимание последние пояснения свидетеля. В дальнейшем эти пояснения будут исключены из записей. Продолжайте, мистер Хукс.
– Благодарю вас, ваша честь, – ответил Элвин Хукс. – Однако мне больше не о чем спрашивать свидетеля. Миссис Хайнэ, спасибо, что пришли, несмотря на такую погоду. Что не побоялись снежной бури и пришли дать свидетельские показания.
Он крутанулся на одном носке туфли и выставил указательный палец в сторону Нельса Гудмундсона.
– Ваша очередь, – объявил он.
Нельс неодобрительно покачал головой.
– Всего три вопроса, – буркнул он, не вставая с места. – Я тут произвел кое-какие подсчеты, миссис Хайнэ. Если не ошибаюсь, семья Миямото приобрела у вас эти семь акров за четыре тысячи пятьсот долларов. Так? За четыре тысячи пятьсот?
– Да, они пытались, – подтвердила Этта. – Только я не получила всего, что мне причиталось.
– Второй вопрос, – объявил Нельс. – Когда в 1944-м вы обратились к Уле Юргенсену с предложением купить землю, какую цену вы назначили за акр?
– Тысячу, – ответила Этта. – Тысячу за акр.
– Выходит, что вместо четырех тысяч пятисот долларов вы получили семь тысяч. Так? То есть, вернув семье Миямото их деньги и продав землю Уле Юргенсену по новой цене, вы получили на две тысячи пятьсот долларов больше?
– Это ваш третий вопрос? – спросила Этта.
– Да, третий, – ответил Нельс.
– Да, вы все верно сосчитали. Две тысячи пятьсот.
– В таком случае у меня все, спасибо, – сказал Нельс. – Миссис Хайнэ, можете идти.
Уле Юргенсен спустился с галереи, тяжело опираясь на трость. Элвин Хукс придержал для него вращающуюся дверь, и тот прошел, шаркая; в правой руке у него была трость, левой он держался за поясницу. Уле Юргенсен передвигался боком, как покалеченный краб; он направился туда, где его ждал Эд Сомс с Библией. Когда Уле доковылял до него, он переложил трость из одной руки в другую, но потом все же решил, что удобнее будет повесить ее на запястье. У старика дрожали руки; дрожь появилась после удара, случившегося с ним в июне. В тот день он был на полях, среди сборщиков, перебирал ягоды. С утра у него не проходило ощущение легкой тошноты и головокружения. Вдруг ощущение это усилилось, и ему показалось, что земля уходит у него из-под ног. Уле, сидевший на корточках, попытался встать, отчаянным усилием воли стряхивая с себя это ощущение. Но небо нависло у него над головой, земля будто бы вздыбилась, и он упал на колени прямо в клубнику. Так и лежал, уставившись на облака и моргая, пока на него не наткнулись двое сборщиков, канадских индейцев; индейцы взяли старика под мышки и потащили. Домой они доставили его в прицепе трактора и положили на крыльцо как тр