– А ты хорошо подтянул ремни? – спросил Кабуо. – Иначе не заведется. Только аккумулятор посадим. А тогда совсем туго придется.
– Да нет, все нормально, – ответил Карл, занятый рукой. – Я как следует ключом подкрутил.
Он вытянул дроссельную заслонку и взялся за тумблеры. Двигатель «Сьюзен Мари» дважды чихнул под палубным настилом, закашлял, задрожал… Карл снова задвинул заслонку.
– Порядок, – сказал Кабуо. – Ты забирай аккумулятор, можешь с ним хоть всю ночь ходить. Я уж не стану ждать, пока закончится подзарядка, похожу на одном, а в доках свидимся.
Карл задвинул севший аккумулятор подальше, включил в рубке свет и, прижимая к руке платок, глянул на вольтметр.
– Да, пожалуй, – согласился он. – Потребуется время. Ладно, может, еще встретимся на воде.
– Не бери в голову, – ответил Кабуо. – Лучше рыбу лови, а вернешься – отдашь.
Кабуо задвинул крышку аккумуляторного гнезда, взял гафель и немного подождал.
– Ну, я пошел, – сказал он. – Увидимся.
– Погоди, – окликнул его Карл; занятый пораненной рукой, он даже не смотрел на Кабуо. – Сам знаешь, разговор есть.
– Ладно, – ответил Кабуо, все еще сжимая гафель в руке.
– Эти семь акров… – произнес Карл. – Сколько ты готов дать? Так… просто интересно…
– А за сколько продашь? – спросил Кабуо. – Может, сначала назовешь свою цену? Давай начнем с этого.
– Я разве говорил, что продаю? – ответил Карл. – Ничего такого я пока еще не говорил. Но если бы и решил… Это ведь моя земля, а тебе прямо-таки не терпится ее заполучить, а? Ну, я бы запросил кругленькую сумму… А вдруг ты заберешь аккумулятор, оставишь меня тут болтаться?
– Аккумулятор-то уже у тебя, – усмехнулся Кабуо. – И к делу не относится. Ты бы и сам так поступил.
– Может, и поступил бы, как знать, – ответил Карл. – Только знаешь, приятель… я ведь уже не тот, каким был раньше. Ты имей это в виду.
– Ладно, как скажешь, – ответил Кабуо.
– Вот черт! – разозлился на себя Карл. – Слушай, я не хотел. Нет, правда, не хотел… Ты извини, а? Ладно? Был бы я тогда дома, ничего бы такого не вышло. Это все мать провернула… пока я был на войне… бил ваших япошек, этих сукиных детей…
– Я – американец, – оборвал его Кабуо. – Такой же, как ты или кто другой. Я разве зову тебя нацистом, фашистский ты ублюдок? Я убивал немецких тварей, свиноедов этих… А они были так похожи на тебя! Знаешь, Карл, у меня вся душа перемазана в их крови. И кровь эту так просто не смоешь. Так что не смей говорить со мной о япошках, нацистский ты ублюдок!
Он вдруг заметил, что все еще сжимает гафель в руке. Карл оперся одной ногой о планшир и сплюнул в воду.
– Я и есть ублюдок, – наконец произнес он, уставившись в туман. – Нацистский ублюдок, фриц, верзила… А только знаешь, Кабуо… та бамбуковая удочка… она все еще у меня. Все это время я хранил ее. Мать говорила, чтоб вернул, но я не стал, спрятал в амбаре. А потом тебя в лагерь увезли. А меня на посудину определили. Эта штуковина все еще стоит в кладовке.
– Ну так и оставь ее себе, – сказал Кабуо. – Я о ней и думать позабыл. Оставь себе. Все, забыли.
– Да, забыли, – согласился Карл. – А только я все эти годы мучился. Открою кладовку, а она там, удочка эта твоя…
– Хочешь, отдай, если легче станет, – сказал Кабуо. – Но мне она не нужна, Карл, я ведь ее затем и отдал. Так что оставь себе.
– Ладно, – ответил Карл, – тогда вот что. По тысяче двести за акр – и по рукам. Столько я плачу Юргенсену. Столько сейчас стоят клубничные плантации, можешь проверить.
– Выходит, за все семь… восемь тысяч четыреста, – подсчитал Кабуо. – И какой задаток?
Карл снова сплюнул в воду. Потом повернулся и протянул руку. Кабуо положил гафель и протянул свою. Они не трясли друг другу руки, а сцепились в рукопожатии, как это делают рыбаки, сознавая, что словами они мало что скажут и надо общаться как-то иначе. Карл и Кабуо стояли посреди тумана на дрейфующих шхунах и протягивали друг другу руки. После крепкого пожатия на руке Кабуо оказалась кровь Карла. Оба рыбака совсем не собирались откровенничать, но в то же время им хотелось высказать этим жестом все. Они разняли руки быстрее, чем хотели того, боясь испытать чувство неловкости.
– Тысяча, – сказал Карл. – Завтра подпишем бумаги.
– Восемьсот. И по рукам, – согласился Кабуо.
Глава 28
Когда Кабуо, дававший показания, закончил говорить, Элвин Хукс поднялся и, встав напротив него, принялся пристально разглядывать у себя заусенец. Начав говорить, Элвин все так же смотрел на свои пальцы, как будто обращался к ним:
– Мистер Миямото, хоть убейте, не пойму, почему вы то же самое не рассказали с самого начала. В конце концов, разве долг гражданина не подсказывал вам пойти к шерифу и рассказать про историю с аккумуляторами? Мне кажется, мистер Миямото, вам следовало бы. Следовало бы пойти сразу, как только вы узнали об ужасной смерти Карла Хайнэ.
Взгляд подсудимого теперь был направлен на присяжных, целиком и полностью игнорируя обвинителя; Кабуо отвечал спокойным, ровным голосом, обращаясь только к ним, как будто никого больше в зале не было.
– Дело в том, – ответил он, глядя на присяжных, – что о смерти Карла я услышал только в час дня шестнадцатого сентября. Прошло совсем немного времени, всего несколько часов, а я уже был арестован. У меня даже не было времени, чтобы прийти в участок. Я…
– Однако, мистер Миямото, – не дал договорить подсудимому Элвин, вставая между ним и присяжными, – вы сами только что сказали, у вас было несколько, заметьте, несколько часов. Вы узнали о смерти Карла Хайнэ в час. Прошел целый день, а вечером вы отправились в доки. Вы собирались выйти в море до утра следующего дня, а ведь это по меньшей мере шестнадцать часов с того момента, когда вы узнали о смерти Карла. Пожалуй, мистер Миямото, я сформулировал бы свой вопрос иначе: собирались ли вы вообще рассказать про аккумуляторы? Когда шериф пришел за вами?
– Я думал об этом, – ответил Кабуо. – Думал, как поступить. Положение было не из легких.
– Ах, ну да! – воскликнул Элвин. – Конечно, вы думали. Размышляли, стоит или не стоит прийти к шерифу и рассказать про аккумуляторы.
– Именно так, – подтвердил Кабуо. – Я думал.
– Но случилось так, что шериф сам пришел. Вечером шестнадцатого числа. С ордером на обыск. Так?
– Да.
– А вы тем временем все еще думали?
– Да.
– И не сказали.
– Нет… не сказал.
– Итак, вы не сказали ему про аккумуляторы, – повторил Элвин. – Даже когда поняли, что ареста не избежать. То есть перед вами стоял шериф, держал ваш гафель, намереваясь отправить его на экспертизу, а вы так и не сказали ему о порезе на руке Карла Хайнэ. Я правильно говорю? Вы сами только что рассказывали. Что Карл держал ваш гафель, а потом порезал руку и кровь попала на деревянную ручку.
– Да, так оно и было, – ответил Кабуо. – Он действительно порезал руку.
– Но вы не рассказали этого шерифу. Ни словом не обмолвились о том, что видели Карла. Но почему, мистер Миямото? В чем причина такого полнейшего равнодушия?
– Дело в том, – ответил Кабуо, – что шериф пришел с ордером на обыск. Я решил, что меня подозревают в убийстве. И подумал, что лучше будет ничего не говорить. Подождать, пока… пока у меня не будет адвоката.
– Значит, вы не стали рассказывать шерифу про аккумуляторы, – резюмировал Элвин. – Не стали и потом, когда у вас уже появился адвокат. Вместо этого вы заявили – я правильно говорю? – вы заявили, что ничего о смерти Карла не знаете и в ночь с пятнадцатого на шестнадцатое его не видели. Эти ваши заявления были занесены в протокол отчета шерифа, который признан вещественным доказательством. Таким образом, история, которую вы рассказали сразу после ареста, отличается от той, которую вы поведали нам сегодня, мистер Миямото. Позвольте спросить вас: где же правда?
Кабуо моргнул; у него сжались губы.
– Правда в том, что я только что рассказал, – ответил он. – Я одолжил Карлу аккумулятор, помог завести двигатель, мы договорились насчет земли и разошлись.
– Ясно, – произнес Элвин. – Значит, вы отказываетесь от первоначальной версии в пользу новой, которую только что рассказали? И хотите, чтобы мы в нее поверили?
– Да. Потому что это чистая правда.
– Ясно, – ответил Элвин. – Ну что ж, выходит, утром шестнадцатого вы вернулись с лова и рассказали жене о разговоре с Карлом. Я правильно говорю, мистер Миямото?
– Да, правильно.
– А потом? – спросил обвинитель. – Что было потом?
– Потом лег спать, – ответил Кабуо. – До половины второго. В половине второго или около того жена разбудила меня и рассказала о смерти Карла.
– Ясно, – ответил Элвин. – А потом?
– Мы говорили, – продолжал Кабуо. – Дальше я пообедал, разобрался со счетами, а около пяти пошел к докам.
– Значит, около пяти… – повторил Элвин. – А вы нигде не останавливались? Купить чего-нибудь или с кем перекинуться парой слов?
– Нет, – ответил Кабуо. – Вышел и сразу пошел к докам. Никуда не заходил.
– Может, в магазин заскочили, а, мистер Миямото?
– Нет.
– А в доках с кем-нибудь виделись? Говорили с кем?
– Я пошел прямо к своей шхуне, – настаивал Кабуо. – И нигде не останавливался.
– Прямо к шхуне… – повторил Элвин. – То есть пришли, поднялись на борт, стали готовиться к лову… И тут подошел шериф?
– Да, – подтвердил Кабуо. – Поднялся на борт и обыскал шхуну.
Элвин подошел к столу с вещественными доказательствами и взял с него палку.
– Шериф действительно обыскал шхуну, – согласился он с Кабуо. – Об этом подробно написано в отчете, который сейчас у меня в руках. Во время допроса шерифа ваш адвокат, мистер Гудмундсон, сослался на этот отчет, в частности на предмет под номером двадцать семь, то есть…
Тут Элвин пролистал страницы, нашел нужную и выразительно постучал по ней указательным пальцем. Повернувшись к присяжным, он развернул отчет лицевой стороной к ним, как будто предлагал прочитать на таком расстоянии.