Снег — страница 10 из 90

мист Мюджахит Адалети давно осудил тебя на смерть, решение было принято единодушно пять дней назад в Токате в результате голосования, а меня отправили исполнять его. Если бы ты не смеялся, если бы раскаялся, может быть, я простил бы тебя. А теперь возьми этот лист, читай решение о смертной казни… (Пауза.) Не плачь, как баба, громко читай, давай, бесчестный ты человек, или же я немедленно убью тебя". / "Я, профессор атеист Нури Йылмаз, уважаемый юноша, я не атеист…"/ "Давай, читай". / "Молодой человек, пока я буду читать, вы меня убьете?"/ "Если ты не будешь читать — убью. Ну, давай, читай". / "Я так мучил религиозных, верующих девушек за то, что они не снимают платки, за то, что не нарушают то, что сказано в Священном Коране, будучи орудием тайного плана превратить мусульман светского государства Турецкой Республики в рабов Запада, лишить их уважения и религии, что в конце концов одна девушка-мусульманка, не выдержав страданий, покончила с собой… Уважаемый юноша, если позволите, здесь я возражаю; пожалуйста, сообщите это комиссии, которая вас прислала. Эта девушка повесилась не потому, что ее не пускали учиться, не из-за того, что у нее был строгий отец, а, как сообщило нам Национальное разведывательное управление, из-за любовных страданий, к сожалению"./ "В письме, которое она оставила перед смертью, она пишет не так". / "Я говорю это, рассчитывая на ваше помилование, молодой человек, — пожалуйста, опустите пистолет, — после того как эта неопытная девушка, не выйдя даже замуж, неразумно отдала свою невинность одному полицейскому на двадцать пять лет старше нее, этот человек сказал, что он, к сожалению, женат и вовсе не собирается жениться на ней…"/ "Замолчи, бесстыжий. Это делает твоя шлюха-дочь". / "Не делай этого, сынок, не делай. Если ты меня убьешь, то и твое будущее станет черным". / "Скажи: Я раскаялся!"/ "Я раскаялся, сынок, не стреляй". / "Открой рот, я засуну тебе пистолет… Сейчас ты нажми на курок над моим пальцем. Как безбожник, но, по крайней мере, ты сдохнешь с честью". (Пауза.) / "Сынок, посмотри, до чего я дошел, в таком возрасте я плачу, умоляю, жалею не себя, а тебя. Жаль твою молодость, ты же станешь убийцей". / "Тогда сам спусти курок! И ты узнай, какая это боль — самоубийство". / "Сынок, я мусульманин, я против самоубийств!" / "Открой рот. (Пауза.) Не плачь так… Тебе раньше совсем не приходило в голову, что однажды придется ответить? Не плачь, а то выстрелю". / (Издалека голос пожилого официанта.) "Сударь, хотите принесу ваш чай на этот стол?"/ "Нет, он не хочет. Я сейчас встаю". / "Не смотри на официанта, читай продолжение своего смертного приговора". / "Сынок, простите меня". / "Читай, я сказал". / "Я стесняюсь всего того, что сделал, я знаю, что заслужил смерть, и для того, чтобы Великий Аллах простил меня…"/ "Давай, читай…"/ "Уважаемый юноша, оставь старика ненадолго, пусть он поплачет. Оставь, я хочу подумать в последний раз о жене, о дочери". / "Подумай о девушках, над которыми ты издевался. У одной случилось нервное расстройство, четверых на третьем курсе выгнали с учебы, одна покончила с собой, все заболели и слегли оттого, что дрожали у дверей, у всех жизнь пошла под откос". / "Уважаемый юноша, я очень раскаиваюсь. Но подумай, разве тебе стоит становиться убийцей, убив такого, как я?" / "Ладно. (Пауза.) Я подумал, учитель, слушай, что мне в голову пришло". / "Что?"/ "Для того чтобы тебя найти и исполнить смертный приговор, я два дня без дела бродил по этому убогому Карсу. И когда я, решив, что не судьба, купил обратный билет в Токат и в последний раз пил чай…" / "Сынок, если ты думаешь, убив меня, сбежать из Карса на последнем автобусе, то дороги закрыты, шесть автобусов отменили, потом не жалей". / "Я как раз об этом думал, когда Аллах прислал тебя в эту кондитерскую Новая жизнь". То есть если Аллах тебя не прощает, мне тебя прощать, что ли? Говори свое последнее слово, читай "Аллах велик" ". / "Сядь на стул, сынок, это государство всех вас поймает, всех вас повесит". / "Молись"./ "Успокойся, сынок, подожди, присядь, подумай еще. Не спуская курок, подожди. (Звук выстрела, шум стула.) Не надо, сынок!" (Еще два выстрела. Тишина, стон, звук телевизора. Еще один выстрел. Тишина.)

6Любовь, религия и поэзияГрустный рассказ Мухтара

Когда Ипек оставила его у дверей делового центра Халит-паша и вернулась в отель, Ка поднялся по лестнице на второй этаж, но не пошел сразу в областное отделение Партии благоденствия, а остался среди безработных, подмастерьев и других людей, слонявшихся без дела в коридорах центра. У него перед глазами все еще оживали сцены агонии директора педагогического института, он испытывал раскаяние и чувство вины, ему хотелось позвонить помощнику начальника службы безопасности, с которым он разговаривал утром, в Стамбул, в газету «Джумхуриет», какому-нибудь знакомому, но в деловом центре, кишащем чайными и мужскими парикмахерскими, он не смог найти утолок, откуда можно было бы позвонить.

С такими мыслями он вошел в комнату, на дверях которой была надпись "Общество любителей животных". Здесь был телефон, но он был занят. И к тому же Ка не был абсолютно уверен, хочет он позвонить или нет. Пройдя мимо приоткрытой двери, находившейся поодаль от «Общества», он вошел в зал, в центре которого находился маленький ринг, а на стенах висели фотографии петухов. В салоне для петушиных боев Ка с мучительным страхом вспомнил, что влюблен в Ипек, и почувствовал, что эта любовь определит оставшуюся часть его жизни.

Один из богатых любителей животных, увлекающийся петушиными боями, очень хорошо помнил, как в тот день и в то время Ка зашел в зал, сел, задумавшись, на одну из пустых скамеек для зрителей, стоявших у края ринга, выпил чаю и прочитал висевшие на стене правила боев, написанные крупными буквами.

Петухов, вышедших на ринг, без разрешения их хозяев брать на руки запрещается.

Если упавший один раз петух падает три раза подряд и не клюется, он считается проигравшим.

Когда сломана шпора, перевязка делается в течение 3 минут, а если сломан коготь, то в течение 1 минуты.

Есл в драке соперник петуха, упавшего во время драки на пол, наступит ему на шею, то петуха поднимают и бой продолжается.

Если выключится электричество, то ожидание длится 15 минут, если электричество не появляется, бой отменяют.

В пятнадцать минут третьего, выходя из "Общества любителей животных", Ка размышлял о том, как сбежать из этого города Карса, похитив Ипек. Районный центр Партии благоденствия был на том же этаже, через два магазина от адвокатского бюро, прежнего главы муниципалитета от Народной партии Музаффер-бея, лампы которого сейчас не горели. (Между ними были чайные «Друзья» и "Зеленый портной".) Утренний визит к адвокату теперь казался Ка таким далеким прошлым, что он вошел в кабинет партии, удивляясь, что это было в том же здании, в том же коридоре.

Последний раз Ка видел Мухтара двенадцать лет назад. После того как они обнялись и поцеловались, он заметил, что у Мухтара появился животик, а волосы поседели и выпали, но вообще-то именно этого он и ожидал. Как и в университетские годы, в Мухтаре не было ничего особенного, и во рту у него, как и тогда, была сигарета, которую он все время курил.

— Убили директора педагогического института, — сказал Ка.

— Он не умер, сейчас по радио сказали, — ответил Мухтар. — А ты откуда знаешь?

— Он, как и мы, сидел в кондитерской "Новая жизнь", откуда Ипек тебе звонила, — ответил Ка. Он рассказал о том, как все произошло.

— Вы звонили в полицию? — спросил Мухтар. — Что вы делали потом?

Ка сказал, что Ипек вернулась домой, а он пошел прямо сюда.

— До выборов осталось пять дней, и по мере того как становится понятно, что мы победим, власть строит нам всяческие козни, — сказал Мухтар. — Заступиться за наших сестер в платках — это политика нашей партии по всей Турции. А сейчас этого убогого, не пускавшего девушек к дверям педагогического института, убивают, и свидетель, находившийся на месте происшествия, не известив полицию, приходит прямо сюда в наш партийный центр. — Он напустил на себя любезный вид. — Пожалуйста, позвони отсюда в полицию и расскажи все, — проговорил он, протянув Ка телефонную трубку, словно хозяин дома, который гордится своим угощением. Когда Ка взял трубку, Мухтар набрал номер, заглянув в какую-то тетрадь.

— Я знаком с помощником начальника службы безопасности, Казым-беем, — сказал Ка.

— Откуда ты его знаешь? — спросил Мухтар с явным подозрением, которое раздражало Ка.

— Журналист Сердар-бей отвел меня утром к нему, — произнес Ка, и в этот момент девушка на телефонной станции соединила его с помощником начальника службы безопасности.

Ка рассказал, как произошло все, чему он стал свидетелем в кондитерской "Новая жизнь". Мухтар сделал два торопливых, забавных и неуклюжих шага и, неловко подвернув ногу, придвинул ухо к трубке и стал вместе с Ка слушать разговор. А Ка, чтобы ему было хорошо слышно, отодвинул трубку от своего уха и придвинул к нему. Сейчас они чувствовали дыхание друг друга. Ка не знал, почему он дает ему слушать свой разговор с помощником начальника службы безопасности, но понял, что так будет лучше. Он еще два раза подробно описал помощнику начальника службы безопасности не лицо, которого совсем не видел, а маленькую фигуру нападавшего.

— Как можно скорее приходите сюда, мы запишем ваши показания, — проговорил комиссар голосом, полным добрых намерений.

— Я в Партии благоденствия, — сказал Ка. — Я сразу приду, не буду сильно задерживаться.

Наступила пауза.

— Секунду, — сказал комиссар.

Ка и Мухтар слышали, как он, отодвинув телефон ото рта, с кем-то говорил шепотом.

— Извините, я попросил патрульную машину, — сказал комиссар. — Этот снег никогда не кончится. Мы через некоторое время отправим машину, пусть вас заберут оттуда.

— Хорошо, что ты сообщил, что находишься здесь, — сказал Мухтар, когда Ка повесил трубку. — Как бы то ни было, скорее всего, они все знают. Они всех прослушивают. Я не хочу, чтобы ты понял меня неправильно из-за того, что я только что разговаривал с тобой так, будто тебя обвинял в чем-то.