И все же настойчивые потоки информации от зарубежной агентуры нашей разведки серьезно повлияли на выработку скорректированных планов советского военно-политического руководства по переустройству стратегии развертывания войск.
Так, во второй половине апреля 1941 года в связи с резким обострением военно-политической обстановки в Европе и прямой подготовкой фашистской Германии к нападению на Советский Союз Кремль принял ряд срочных решений. Предполагалось в незамедлительном порядке значительно усилить за счет войск внутренних военных округов, а также Дальнего Востока и Забайкалья западную группировку войск Красной Армии.
К 22 июня 1941 года с Дальневосточного фронта и Забайкальского военного округа туда прибыли полевое управление 16-й общевойсковой армии, 2 стрелковых и механизированный корпуса, в том числе 4 стрелковые, 2 танковые, моторизованная дивизии и 2 отдельных полка, а также 2 воздушно-десантные бригады – всего свыше 57 тыс. человек.
С ними в эшелонах было доставлено на фронт более 670 орудий и минометов, 1070 легких танков.
Эти войска участвовали в оборонительных операциях на Западном и Юго-Западном стратегических направлениях в первый месяц Великой Отечественной войны.
Часть из них полегла на полях сражений родины появления нашей гвардии – на Ельнинской земле. Во время пребывания автора в Ельне на открытии часовни в честь павших советских воинов в 1941 году, в том числе и десантников, он обратил внимание на памятные доски. Они были поставлены на полях сражений с немцами. Воевала там и дальневосточная воздушная пехота. О павших воинах меткими словами в то суровое время сказал Михаил Исаковский. Они высечены на скрижалях памяти:
Вечная слава и вечная память
Павшим в жестоком бою!
Бились отважно и стойко с врагами
Вы за Отчизну свою.
Пусть же проходят за годами годы, —
Вас не забудет страна:
Свято и ревностно память народа
Ваши хранит имена.
Большие потери в людях и военной технике заставили, не дожидаясь окончательного развертывания новых формирований, снять с южных и дальневосточных границ некоторые кадровые соединения и части.
По другим данным, в летне-осеннюю кампанию 1941 года из состава войск, находящихся на Дальнем Востоке и Забайкалье, Ставка использовала: 12 стрелковых, 5 танковых и моторизированную дивизии. Общая сила войск составляла более 12 тыс. человек, свыше 2 тыс. орудий и минометов, 2209 легких танков, свыше 1 2 тыс. автомашин, 1 500 тракторов и тягачей.
В годы войны дальневосточная группировка не только выполняла свою основную функцию – прикрывала наши рубежи на Дальнем Востоке, но и внесла достойный вклад в разгром немецко-фашистских полчищ в европейской части СССР. Кроме того, она явилась одним из главных источников пополнения стратегических резервов Ставки, особенно в битве под Москвой.
Блестяще проведенная органами госбезопасности операция «Снег» позволила Сталину смелее принимать решения на усиление истощенной тяжелыми, изнурительными боями обороны столицы Красной Армии свежими частями с Дальнего Востока. Конечно, это был риск, но он оказался оправданным.
«Сибирские дивизии», как тогда называли дальневосточников, шли и шли не только в первый год войны. Большой поток войск с берегов Тихого океана и Амура шел и в 1942 году, в период второй главной битвы – за Сталинград. Дальневосточники и сибиряки там тоже показали примеры мужества, стойкости и героизма.
Писатель Петр Андреевич Павленко в статье «Сибиряки» вспоминал:
«Они прибыли в разгар великой битвы за Москву. В вагонах, запорошенных снегом, звучало неторопливо:
На тихом бреге Иртыша
Сидел Ермак, объятый думой…
Из вагонов на жесткий мороз степенно выходили в распахнутых ватниках, в гимнастерках с раскрытыми воротами, деловито умывались на ледяном ветру…
В эту же ночь зазвучал сибирский говор на дорогах по направлению к западу от Москвы. По деревням Подмосковья разнеслось сразу:
– Сибиряки подошли!
Они ударили по немцу с ходу. Пехотинцы, разведчики, артиллеристы влили в ряды защитников Москвы свежую сибирскую кровь. Заскрипели лыжи, привезенные из родной тайги. Заработали таежные охотники-следопыты…
Медлителен, даже угрюм и неразговорчив сибиряк, когда делать нечего. Но в бою нет злее, упорнее и веселее его. Опасность захватывает его целиком, и весь он – в ней…
Сибирский говор промчался за Кубинку, раздался у Волоколамска, где сибиряки-артиллеристы громили дзоты, прозвучал у Наро-Фоминска и Рузы и дальше к Можайску, и еще за Можайск – на запад…
Немцы очень быстро узнали о приходе сибиряков, вернее, почувствовали на себе. Входя в деревню, обязательно расспрашивали жителей, не сибиряки ли тут действуют. Качали головами, если оказывались сибиряки.
Москва обязана сибирякам и дальневосточникам!»
Разведывательные службы Японии и военное командование внимательно следили за ходом боевых действий на советско-германском фронте и, естественно, за состоянием группировки советских войск на Дальнем Востоке.
От плененного японского штабного офицера в начале сентября 1941 года наша военная контрразведка получила документальные данные о том, что в войска Квантунской армии ушла директива, в которой, в частности, говорилось:
«Для завершения проводимой непрерывной подготовки к операциям против Советского Союза не только Квантунская армия, но и каждая армия и соединения первой линии должны прилагать усилия к тому, чтобы, наблюдая за постепенно происходящими изменениями военного положения Советского Союза и Монголии, иметь возможность в любой момент установить истинное положение. Это особенно относится к настоящим условиям, когда все более и более возникает необходимость быстро установить признаки переломного момента в обстановке».
Ясно, какой «переломный момент» они ожидали, – фиксирование оттока советских дивизий на запад, чтобы нанести внезапный удар. Учителя у самураев были достойные – гитлеровцы.
А тем временем на помощь Москве скрытно, как правило, ночью, а днем – под прикрытием выхода частей якобы то на учения, то с целью передислокации гарнизонов, то по подразделениям, по другим, не настораживающим противника причинам полки уходили на погрузку в эшелоны. Личному составу предоставлялись «теплушки», как правило, двухосные товарные вагоны, а боевой технике – платформы и четырехосные пульманы.
По рассказам очевидцев тех событий, всему личному составу не доводилась информация, куда направляются армейские железнодорожные составы. А тем, кому становилось известно о пункте разгрузки, категорически запрещалось распространяться об этом. Мы догадывались, куда нас везут, а потом и вовсе узнали – на помощь Москве.
Немного конкретной истории.
Первый воинский эшелон с войсками из состава Дальневосточного фронта ушел на запад через четверо суток после начала войны – уже 26 июня 1941 года. У советского командования были все основания спешить из-за ограниченной пропускной способности Транссиба. Об этом «бутылочном горлышке» прекрасно был осведомлен японский генштаб.
Когда обстановка под Москвой осложнилась до предела, 10 октября первый секретарь Хабаровского крайкома ВКП(б) Г.А. Борков отправил И.В. Сталину письмо с предложением использовать для обороны Москвы не менее десяти дивизий с Дальнего Востока. Через два дня последовала реакция на это письмо: 12 октября в Кремле состоялась встреча И.В. Сталина с командующим Дальневосточным фронтом (ДВФ) генералом И.Р. Апанасенко, главкомом Тихоокеанского флота (ТОФ) адмиралом И. С. Юмашевым и первым секретарем Приморского обкома ВКП(б) Н.М. Пеговым.
Речь шла о передислокации войск и артиллерии из региона под Москву.
Сталин торопил развитие этой инициативы.
– Товарищ Апанасенко, на вас я возлагаю ответственность этой операции. Переброска должна проходить под вашим личным контролем. Поняли?
– Так точно, товарищ Сталин, – коротко, по-армейски ответил генерал.
– Ну вот и хорошо, что вы поняли. Но учтите еще одно обстоятельство – с учетом ограниченной пропускной способности Транссиба надо сделать все возможное, чтобы указанный транспортный негатив не помешал в проведении этого секретного мероприятия. Максимально нужно сократить сроки переброски войск.
– Будем делать все, чтобы решить задачу, и я считаю, что она решаема, с учетом общей обстановки и знания местных условий. У нас есть резервы, – четко отчеканил командующий Дальневосточным фронтом.
– Тогда на этом и закончим. – Сталин привстал из-за стола, чтобы дотянуться до потухшей трубки. – Свободны, товарищи…
С учетом слабой пропускной способности единственной железнодорожной ветки, эвакуации на восток промышленного оборудования и населения с запада, технических возможностей и инструкций Наркомата путей сообщения (НКПС) переброска войск могла занять несколько месяцев. Но железнодорожники нарушили все возможные технические ограничения. Дальневосточные дивизии были переброшены на запад в течение… трех недель. Поезда шли при полной светомаскировке, без световых сигналов, со скоростью курьерских – 800 км в сутки. Это были хорошо оснащенные и обученные дивизии, отличающиеся высокой боеспособностью.
Со временем танковый стратег вермахта генерал-полковник Гейнц Гудериан по поводу переброски наших войск с Дальнего Востока напишет:
«Эти войска с невероятной до сих пор скоростью, эшелон за эшелоном, были направлены на наш фронт».
Глава 13Исповедь солдата
О событиях битвы под Москвой, как правило, читатели осведомлены из мемуаров, написанных полководцами. Так уж заведено, подобные мемуары нередко повествовали о жизни, которую мемуарист хотел бы прожить. Как отмечал польский поэт и автор коротких афоризмов Станислав Ежи Лец, описание жизни человека, выдуманное им сами