Мы сидели на крохотной кухоньке в его уютной однокомнатной квартире. Он показывал свои фронтовые изрядно потрепанные черно-белые фотографии. Рассказывал о чекистских буднях на полях сражений.
– Как видите, с войсками дошел до Берлина, – тяжело вздохнул 95-летний ветеран. – Война, скажу вам, может иметь хорошие последствия только у дикарей, способствуя отбору наиболее сильных и стойких, но на цивилизованные народы влияние ее обыкновенно самое пагубное. Она, как правило, ведет к взаимному истреблению самых лучших и самых храбрых.
– А где вас война застала? Какое впечатление вы вынесли из 22 июня 1941 года?
– В Бресте меня впервые обожгло пламя войны в прямом и переносном смысле. Скажу вам, молодой мой коллега, впечатления страшные по своему апокалипсическому накалу. Брест обстреляли и бомбили сразу же с началом нацистского вероломства. Артподготовка частей вермахта началась в 3:15. Каждые четыре минуты огневой вал продвигался по 100 метров вперед, перепахивая землю и кроша кирпич и камень. В городе взрывались мины, снаряды и бомбы. День превратился в ночь от поднятой пыли и дымов. Всюду убитые, стоны раненых, дикое ржание покалеченных лошадей, мечущиеся женщины с детьми на руках. До сих пор эти картины я вижу во снах, а ведь сколько воды утекло!..
– С какими войсками вы вошли в Берлин?
– Вошел с войсками 1 – го Белорусского фронта.
– А как оказались на Нюрнбергском процессе?
– С санкции начальника 2-го отдела Главного управления контрразведки НКО СМЕРШ полковника С.Н. Карташева. Мне и двоим моим товарищам было приказано находиться на этом процессе. Вы можете спросить – с какой целью? Интересные эпизоды отражать справками и докладывать своему руководству, – ответил ветеран.
– Что, для истории?
– Может быть!
– Ну так расскажите для «истории», как вели себя нацистские бонзы. Вы же с близкого расстояния видели их реакцию.
– Я видел стаю опустошенных и притихших нелюдей, по одному входивших вместе с сопровождающими в зал заседания и садившихся на скамью подсудимых. Особое впечатление вызывал Герман Геринг – черная душа нацистского заговора. Он сидел первым, сильно исхудавший, поэтому мешки под глазами казались еще большими, чем смотрелись с фотографий, сделанных несколькими годами раньше.
Френч без погон на экс-рейхсмаршале болтался, как на огородном чучеле ненужный пиджак. А ведь когда-то его френч, усеянный орденами и медалями, сравнивали с витриной ювелирного магазина. Он играл теперь после Гитлера роль наци № 1. Сначала хорохорился – пытался искусственно держаться, ерничать, выгораживать себя. Потом, после предъявляемых жутких улик, потихоньку стал сдаваться. В его лице было много ипостасей: ас и убийца, провокатор и грабитель, трус и элементарный вор, шут и хам…
Он старался играть роль «верного паладина» тому, кому присягал и кого предал в тяжелую минуту. Запомнился день объявления приговоров. Первым ввели Геринга. Лорд юстиции Лоуренс объявил:
– Герман Вильгельм Геринг, Международный военный трибунал признает вас виновным по всем четырем разделам «Обвинительного заключения» и приговаривает…
И вот тут Геринг сорвал наушники и стал энергично размахивать руками, обращаясь к судьям. Оказалось, что в этот момент испортилась система перевода. Специалисты быстро устранили поломку. Когда «великий знаток живописи», ценивший ее за красоту багета, вес и размеры, стал вслушиваться дальше, судья проговорил:
– и приговаривает к смертной казни через повешение!
Геринг пошатнулся и, как мне показалось, мгновенно побледнел, однако устоял на ногах.
– А как вели себя другие?
– Особенно неприятно было слушать показания палача – верзилу со шрамом на костистом лице, с тяжелой квадратной нижней челюстью, шефа безопасности СС, руководителя РСХА Кальтенбруннера. Он длительное время отсутствовал на скамье подсудимых, – говорили, что болеет. Появился лишь 10 декабря. Как только он присел, то соседи, Кейтель справа и Розенберг слева, демонстративно повернулись к нему спинами.
Как же, со смертями Гейдриха и Гиммлера, он теперь стоял на первом месте, если говорить о представительстве карательных органов рейха на нюрнбергской скамье подсудимых. Обуреваемый страхом за свою судьбу, он отвечал односложно: «не знал», «приказал Гитлер», «только здесь ознакомился с ужасными фактами», «верил в фюрера», «подвели рьяные подчиненные», «я всего лишь был передаточным звеном» и молол другую подобную чепуху.
Он даже просил Трибунал поверить ему, что, как только он узнал о кровавых делах гестапо, то решил покинуть свой пост, но Гитлер не удовлетворил его просьбу. Припертый свидетельскими показаниями к стенке, он то бледнел, то краснел, то потел.
Этот австрийский адвокат пытался разыграть карту человека, случайно оказавшегося на вершине карательного ведомства фашистской Германии. Создалось впечатление, что это была крайне трусливая личность. Парадоксы – и только.
Ветеран много рассказал историй и о поведении других подсудимых, но это уже материал для нового повествования.
Глава 17СМЕРШ на японском фронте
Война еще бушевала на европейской части СССР.
Позади остались победы под Москвой, в Сталинградской битве, на Курской дуге. Теперь уже мощный поршень Красной Армии, хотя и с напряжением, но поступательно выдавливал гитлеровцев за пределы нашей Родины. А на Дальнем Востоке над редкими пограничными заставами и немногочисленными нашими частями и соединениями, подобно дамоклову мечу, нависала угроза со стороны полностью отмобилизованной и вооруженной по последнему слову военной техники миллионной Квантунской армии. Ее еще называли Квантунской группировкой.
Нужно отметить, что часть войск с дальневосточных рубежей была снята еще в начале войны, чтобы остановить упоминаемый выше «Тайфун» германской группы армий «Центр» под руководством фельдмаршала Федора фон Бока. Но организованный Кремлем и природой наступательный ураган силами Красной Армии и тыла, не без пусть скромной, но помощи в ходе проведенной операции «Снег», укротил «Тайфун», разметав его силы по заснеженным полям сражений и обочинам дорог.
Японская разведка была осведомлена о перемещениях советских войск, а поэтому план нападения на СССР под кодовым названием «Кантокуэн» («Особые маневры Квантунской армии») не потерял актуальности. В Токио ждали своего часа. На совершенно секретных картах хищными стрелами японские дивизии нацеливались на советские города и в любой момент могли ударить по гарнизонам, стоящим вдоль государственной границы и вблизи Хабаровска, Владивостока и Читы.
После ряда сокрушительных поражений гитлеровской Германии на Восточном фронте спецслужбы Страны восходящего солнца сделали ставку на активизацию разведывательной деятельности против советских войск на Дальнем Востоке. Упор делался на агентурное проникновение в части Красной Армии и в ее ближайшее окружение. Основными специальными органами, работающими против частей и подразделений наших войск, были 2-й отдел японского генерального штаба, а также параллельно с ним функционирующий центр морской разведки – 3-й отдел морского генерального штаба. Второму и третьему отделам генеральных штабов полностью подчинялись представители так называемой легальной разведки – военные и морские атташе Японии в разных странах.
В Квантунской армии разведкой занимался местный разведывательный отдел. Многочисленные и разветвленные аппараты военных «миссий» (ЯВМ), имевшихся во многих населенных пунктах Маньчжурии и Внутренней Монголии, являлись на деле резидентурами японской внешней разведки.
Начальниками ЯВМ, как правило, назначались офицеры не ниже чем в капитанском чине, из числа квалифицированных японских разведчиков. Некоторые важные ЯВМ возглавляли полковники и даже генерал-майоры. В подчинении ЯВМ находились отряды «Асано», предназначенные для проведения диверсионных и террористических акций в тылу советских войск.
Японские спецслужбы активно вербовали россиян – бывших белогвардейцев армии адмирала Колчака, отрядов барона Унгерна фон Штернберга, банд атаманов Семенова, Гамова, Кузнецова, Калмыкова и других, осевших в Маньчжурии.
Первое русское военное подразделение в составе армии Маньчжоу-Го было сформировано в начале 1938 года. Оно получило название по имени его командира – майора Макато Асано. Помощником его был эмигрант Г.Х. Наголян. Вначале в отряд «Асано» набирались добровольцы, а позднее личный состав формировался в порядке мобилизации лиц из числа эмигрантов в возрасте от 18 до 36 лет. Одевали курсантов отряда в японскую форму. При организации разведывательнодиверсионных вылазок их переоблачали в форму советских солдат и офицеров…
Один из руководителей японской разведки – генерал-лейтенант Итагаки на одном из совещаний предложил идею «использования агентов противника против него самого». По существу, это был призыв по перевербовке советских разведчиков и их агентуры, создания так называемого института двойных агентов или агентов-двойников.
В результате начиная с середины 1942 года и до окончания войны агенты-двойники стали грозным оружием в руках японских спецслужб.
Внезапное нападение японской авианесущей эскадры с использованием пикирующих легких бомбардировщиков на американскую военно-морскую базу Перл-Харбор, ставшее полной неожиданностью для янки и советского командования, показало, что японские разведывательные органы остаются мастерами маскировки военных планов. Они удачно проводили работу и по дезинформации противника.
Отмечались случаи террористических актов против наших военнослужащих и местного партийно-советского руководства и диверсионных вылазок, направленных на подрыв мостов, железнодорожных путей, складов с ГСМ и ангаров с боевой техникой, а также отравление источников питьевой воды, особенно колодцев.
Руководитель военной контрразведки СССР генерал-лейтенант Виктор Семенович Абакумов, понимая агрессивность и коварство самураев, требовал усилить агентурную работу против войск Квантунской армии. Неоднократно посылал из Центра комиссии по проверке состояния агентурного аппарата как на флоте, так и в особых отделах, а затем в УКР СМЕРШ НКО Забайкальского военного округа и Дальневосточного фронта.