Подвигают бревно.
Н а с т я. Стронулось, бабоньки, стронулось, не отступай!
О з о р н а я.
Обнял он меня за плечи
И повел такие речи —
Стыд признаться.
Э-эх!..
В с е.
Стыд признаться.
Скрываются в лесу. На сцене остаются Л у ш а и В л а д и с л а в.
В л а д и с л а в. Почему они нас в свою артель не принимают?
Л у ш а. Вас из уважения, а меня… жалеют. Муж у меня четыре месяца как с фронта вернулся. (Светло, радостно, с оттенком гордости.) Понесла я… (Спохватилась, смутилась, опустила голову.)
В л а д и с л а в. А-а…
Л у ш а (вся светится от счастья). Дочку муж хочет… Вот они все и шуткуют надо мной. Завидуют. А тяжести поднимать не дают… (Улыбнулась.) Счастливая я, ну вот они и рады за меня. А я взаправду вам говорю, не таюсь: ох, счастливая я… Всех бы своей радостью оделила, да самой мало. (Пауза.) Хорошо вы говорили, товарищ старший лейтенант, душевно. Да ведь сами видели, как слушали вас.
Издали песня:
Говорил, что любит страстно,
Что гуляет не напрасно —
Станет мужем.
Э-эх!..
Все:
Станет мужем.
Л у ш а. Вон как девчата заливаются, а ведь давно так не пели!
В л а д и с л а в. С песней работать легче.
Л у ш а. Уж мы испытали… (Пауза.) Товарищ старший лейтенант, вот вы про села украинские рассказывали. Неужто всё-всё фашисты поспалили, одни печные трубы остались? А детишки как же? Ведь дети — они тепла требуют.
В л а д и с л а в. В землянках живут. Все подвалы под жилье пошли. Погреба…
Л у ш а. Родненькие! (Пауза.) Я до вас, товарищ старший лейтенант, просьбу имею, да не знаю, как начать.
В л а д и с л а в. А вы не стесняйтесь.
Л у ш а. Муж по ранению увольнение с фронта получил. Дома сидит. Конечно, хорошо это: отдохнуть ему надо, а только… в такое время… (Виновато улыбнулась.) И туда и сюда его на работу приглашают, легкую работу дают, а он… не хочет. А мне совестно. И обижать его не хочу, а совестно… Поговорили бы вы с ним. Трошкины наша фамилия. А где живем — всякий покажет.
В л а д и с л а в. Обязательно поговорю.
Луша ушла.
Д е д Н а з а р (подходит). Вот ты, сынок, извините, что я к вам с таким именем, вот ты, сынок, про наступление говорил, про город Берлин этот самый. А что, приступом его хотите брать али как в обход соображение есть?
В л а д и с л а в. А это, дедушка, военная тайна.
Д е д Н а з а р. Ну? Жалко. И еще я хочу спросить, потому как ты парень, видать, умственный. Не пустит немец газы, когда прижмут его? А?
В л а д и с л а в (по секрету). Пустил бы, дедушка, да с провиантом у него туго.
Д е д Н а з а р (засмеялся). Ну! Это вот ты верно. (Нюхает табак, чихает, смеется.) Веселый ты, видать. А ведь я насчет хлора пикрина спрашивал.
В л а д и с л а в (хитро). А я так и понял.
Д е д Н а з а р (серьезно). Да, не забыть бы. Что это у тебя за две желтые полосы на френче-то?
В л а д и с л а в. Тяжелые ранения.
Д е д Н а з а р. А красные?
В л а д и с л а в. Легкие ранения.
Д е д Н а з а р (подумал). А ты их сыми.
В л а д и с л а в (удивлен). Зачем?
Д е д Н а з а р. Парень ты молодой, а себе вредишь. Бабы, ведь они какие? Они здоровых любят. А ты сам, выходит, им публикацию даешь: избитый, мол, я весь, изранетый. Сыми.
В л а д и с л а в. Дедушка, а ведь точно. Спасибо.
Д е д Н а з а р. Вот. Тах-то.
Входит К о л е с н и к о в.
Мое почтенье, Лексей Михайлыч.
К о л е с н и к о в. Здравствуй, Назар Фомич. (Посмотрел на часы.) Позови, пожалуйста, Ивана Федоровича и Андрея Степановича. На трассе канала они. А потом всех рабочих позовешь сюда.
Д е д Н а з а р. В секунд. (Ушел.)
В л а д и с л а в. Алексей Михайлович, на кого ты похож. Ты что — грязи принимал?
К о л е с н и к о в. Будущую трассу канала исследовал. Хорошо, что тебя встретил. Совет сапера мне нужен.
В л а д и с л а в. Всегда готов.
К о л е с н и к о в. Сейчас мы всех здешних болотных чертей разворошим, только в проект загляну. (Достает из сумки проект.) Девчата рассказывают: такую ты им речь закатил — только бы в атаку после нее.
В л а д и с л а в. Какой из меня к черту оратор: в горле все пересохло, язык во рту не проверну и слов — нету.
К о л е с н и к о в. Брось прибедняться, Славка. Большую ты мне сегодня помощь оказал. Застоялось тут все, успокоилось.
В л а д и с л а в. Нет, ты верно говоришь? Помог?
К о л е с н и к о в. Здорово помог.
В л а д и с л а в. Подполковник, может, ты прикажешь за оказанную твоему леспромхозу помощь выделить старшему лейтенанту Пухову что-нибудь из твоих директорских фондов. Для согревания души, так сказать.
Ко лесников. Три кубометра дров, Славка, самых лучших.
В л а д и с л а в. Может, и самому их пилить прикажешь?
К о л е с н и к о в. Труд, Владислав…
В л а д и с л а в. Облагораживает человека. Лев Толстой землю пахал. Слыхал.
К о л е с н и к о в. Пойдем к экскаватору, дашь мне консультацию.
Входит М а р и я.
В л а д и с л а в. Иди. Я догоню. Я сейчас.
Колесников уходит.
И вы здесь? Здравствуйте.
М а р и я. Здравствуйте. Пришла поступать на работу.
В л а д и с л а в. А как же ваша симфония?
М а р и я. Не получается. Отложила пока. Я давно не слышала, как стонут стволы берез во время грозы. (Задумчиво.) Как звенит сосна…
В л а д и с л а в. Разве для этого обязательно поступать на работу?
М а р и я. Обязательно! Не о деревьях — о людях я должна написать. Я поняла это только вчера. (Пауза.) Вам нравится у нас?
В л а д и с л а в. Красота! (Глубоко вдыхает воздух.) Тут вроде и воздух теплее. А сосны какие! А березы! А цветы!
М а р и я. Чего же особенного? И сосны обыкновенные, и березы, и цветы.
В л а д и с л а в. Нет! Я за три года, пока был на фронте, целый лес на блиндажи спилил, а такой красоты не встречал.
М а р и я. Не замечали просто.
В л а д и с л а в. Может быть… Верно, не до того было… Эх, хорошо бы сюда после войны приехать. На все лето.
М а р и я. Приезжайте.
В л а д и с л а в. А вы здесь будете?
М а р и я. Не знаю.
В л а д и с л а в (вздохнул, показал на огромную березу). Я бы по утрам вон на той березе каждый листик тряпочкой протирал.
М а р и я (смеется). Вам бы тогда все время жить на дереве пришлось.
В л а д и с л а в. Ну и что ж! Лишь бы фашисты под дерево мины не закладывали.
Входят Настя и Елена.
М а р и я. Тетя Настя, я на работу к вам. Заявление подавать или как?
Н а с т я. Люди мне нужны. Только ведь с учебой-то как же будет?
М а р и я. Ничего, тетя Настя, и с учебой справлюсь.
Н а с т я. Иди в контору — скажешь, чтобы в мою бригаду тебя оформили.
Мария и Владислав уходят.
Ты что это, голубушка, нынче на меня ни разу глаз не подняла? Недюжится, что ли? Смотрю на тебя — будто неживая ты. А ну, сядь, поделись. Бабьему сердцу самая большая беда — в одиночку плакать.
Е л е н а (тихо). Увольняюсь я, Настя. (Протянула бумажку.) Подпиши расчетный лист.
Н а с т я. Какой расчет? Уж ты в своем ли уме?
Е л е н а. Не могу я с Алексеем встречаться. Вот и все.
Н а с т я. Нет, не все. О себе думать — это каждая из нас сумеет. Я, может, сорок раз бы ушла. (Горячо.) А война? А работать кому?
Е л е н а. Анастасия Васильевна…
Н а с т я. Мне до ваших личных переживаний дела нет. На моей шее вот какая огромадина висит. (Жест.) Уходи. Я плакать не буду. Все уходите…
Е л е н а. Милая Анастасия Васильевна! Тетя Настя! За что вы меня так? Что я вам плохого сделала? Ну поймите, что не могу я… Каждая встреча с ним… Какая же это пытка, господи! Вы же не знаете. Вы же ничего не знаете.
Н а с т я. А ты расскажи, коли не знаю.
Е л е н а. Не надо…
Н а с т я (пристально посмотрела на Елену). Не надо, верно… (Пауза.) Думаешь, не вижу, что и Алексей и ты как лунатики ходите. Да к чему же это так себя мучить? (Берет расчетный лист.) Давай. И уезжай ты отсюда, ради Христа.
Е л е н а (как открытие). Уехать! (Тихо.) Правда, тетя Настя! Правда. Андрей так страдает… Мать, Мария, Людка. За что всем нам такое?..
Н а с т я. Об том в свой срок мы у Гитлера спросим. А сейчас — о другом я. С какого ляда тебе уезжать? От какой беды? С какой стати? Или ты перед ним виноватая? На наших глазах все было. С войны спрос, а не с тебя. Пусть другая баба ждет, как ты ждала. Пусть другая своего мужика по госпиталям ищет, как ты искала. Слышь, я запрещаю тебе виноватый вид иметь. Мы все, бабы, за тебя подписку дадим.
Е л е н а. Вам легко говорить…
Н а с т я (вздохнула). Легко, говоришь? (Отогнала какие-то свои мысли.) Говорила хоть ты с ним?
Е л е н а. Зачем? Все ясно. Конец… Десять дней как во сне хожу. Почему я такая несчастная, тетя Настя? (Плачет.)
Н а с т я. А ты тверже будь. С меня пример бери. (Сквозь слезы.) Ну и ладно. Одолеем! Не впервой. (Улыбнулась.) Брось. Слышь-ка. Перестань, говорю. И у меня всяко бывало, баба. И я в одночасье слезами исходила. А сейчас-то смешно, ей-богу… (Пауза.) Видишь ли, несколько лет тому захотелось мне перед пришествием старости со счастьем в жмурки поиграть. Полюбила его, черта, извозчика из артели «Гужтранс». Тарасом прозывался. В летах уже мужик, но здоровый, дьявол, — думаю, на мой век хватит. Поначалу все ладно вышло. Перешла к нему на совместное жительство. Комнатка маленькая, уютная. Решила я потолок побелить — гляжу, посередине крючок торчит: зыбка когда-нибудь висела, так думаю. «Тарас, говорю, вырвал бы крючок-то, красоту он портит». — «Ничего, отвечает, не тронь, пригодится еще». По-своему, по-бабьи я тогда слова эти поняла. Надеется, мол, что я ему тоже дите принесу. Живем. День, неделю, месяц, три года живем. А на четвертый ревновать меня стал. На базаре чуть задержусь, прихожу: «Где была? С кем была?» — «Что ты, отвечаю, побойся бога, с кем мне быть?» — «Врешь, говорит, ты смотри, говорит, Настасья. Однова придешь с базара, я на этом крючке висеть буду»… Чуть что — он опять про крючок угрожает, что жизнь свою решит. Веришь ли, милая, настал срок, что мне впору на том крючке повиснуть. Взяла я как-то лом, вырвала этот крючок самый, жду Тараса, дрожу. Вошел он, как глянул да как захохочет. «Спасибо, говорит, Настенька, теперь я не о крючке, а о тебе буду больше думать. Потому как люблю я тебя…»