Передай… А это тебе. (Протягивает веселой расцветки отрез.) Пощеголяй в заграничном.
И в а н о в н а. Устарела я, Алешенька, для такой роскоши.
К о л е с н и к о в. Ничего, ничего…
Пауза.
И в а н о в н а (прижала отрез к груди). Алешенька, прости ты меня, старую, но не возьму я, не возьму… (Положила отрез на нары, тихо пошла к выходу, остановилась. И вдруг.) И попрощаться с Людочкой не зайдешь?
К о л е с н и к о в (невольно вздрогнул от этого вопроса). То есть как? (Но видит, что обмануть Ивановну ему не удалось и не удастся.)
И в а н о в н а. Алешенька, может, больше не свидимся теперь до самой смерти. Скажи… мне одной скажи. (Жарко крестится.) Вот, гляди, большим крестом себя осеняю — со мной умрет. Насовсем уезжаешь, да?
К о л е с н и к о в (подумал, обнял Ивановну). А с тобой давай сейчас попрощаемся. Ты нынче Людочку на террасе положи — зайду, поцелую ее.
С поразительным мужеством встречает Ивановна прощальный поцелуй, хотя видно, что эта минута стоит ей многих лет жизни. Нетвердой походкой уходит.
Колесников начинает укладывать в чемодан вещи. Входит Н и к и т а. Он чем-то крайне взволнован.
Н и к и т а. Разрешите?
К о л е с н и к о в. А-а, лейтенант. Входи.
Никита задевает ногой табуретку, она падает.
Осторожно, танкист. К холостякам попал. А ведь черт в первый раз ногу-то в хате холостяка сломал. Проходи. Садись.
Н и к и т а (садится, закрывает лицо руками). Простите. (Встает. Снова сел.)
Пауза.
К о л е с н и к о в (понял, что за этой смятенностью кроется что-то очень серьезное). Что случилось?
Н и к и т а (звук человеческого голоса словно помогает ему сбросить какую-то тяжесть). Ничего.
К о л е с н и к о в. Неправда.
Н и к и т а. Уверяю вас…
К о л е с н и к о в. Впрочем, я сам не люблю откровенничать перед чужими…
Пауза.
Н и к и т а. Со дня оккупации Харькова я ничего не знал о судьбе моей жены. Сегодня получил письмо… Фашисты убили мою Валентину в городе Шремсе. Где-то в Австрии… Письмо получил. Вдовец я…
Пауза.
К о л е с н и к о в (тихо). Как это случилось?
Н и к и т а. Не хочу. Об этом не хочу.
Долго сидят молча.
Хотите, я лучше расскажу вам одну веселую историю.
К о л е с н и к о в. Расскажи, лейтенант.
Н и к и т а. Учился я в архитектурном институте. А вечерами работал на строительстве чернорабочим. Встретил ее, Валентину, — она у нас табельщицей работала. Влюбился сразу. А в жены с бою взял. Ее родители готового инженера хотели, а тут студент и чернорабочий какой-то… (Пауза.) Поженились. (Пауза.) Мечтала моя Валентина о хорошей шубе. У всех ее подруг мужья уже инженеры да ответработники. А мне где денег на котик взять? Валюша — молода еще была — в слезы. Осерчал я. А сам думаю: как же доказать, что я и моя Валентина не хуже других? (Пауза.) Поднажал на строительстве — силы хоть отбавляй, заработок хороший. А семнадцатого декабря Валин день рождения. К тому времени я уже две тысячи скопил. День рождения, конечно, решили отпраздновать, гостей пригласили. В тот день я работу пораньше кончил. Иду, весь, как дьявол, в известке, иду и думаю: что же на эти две тысячи купить такое, чтобы всех ошарашить? Стою у трамвайной остановки, смотрю, на столбе висит объявление: «Продается шуба и другие вещи». Иду. Встречает меня старушка. Покажите, говорю, шубу. Посмотрел — ахнул. Вот это Шуба! «Сколько стоит?» — спрашиваю. «Пять тысяч». Руки у меня опустились, а шубу выпустить не могу, потому как чувствую: этой шубой я всем своим противникам нанесу поражение. До того хороша! (Пауза.) Поверите, тут же решил: умру, а без шубы домой не уйду. Взял и все начисто откровенно старушке рассказал: для чего шуба, кому и какое значение имеет она в моей жизни. Вынул трудовые две тысячи, паспорт, студенческое удостоверение — все, что было в кармане: «Поверите, спрашиваю, мне на полгода три тысячи?» И что вы думаете? Поверила! Помогла мне шубу упаковать, даже голубой лентой перевязала и говорит: «Докажите, молодой человек, вашим друзьям и знакомым, на какие подвиги любовь способна». Схватил шубу, прибегаю домой, а сверток в кухне, под раковиной, у входной двери положил. Гости шум подняли — хозяин пришел. Помылся, переоделся, вхожу. Смотрю, сидит моя Валя, подарки принимает. Одна подруга духи принесла, другая шляпку, третья чулки торжественно вручает. Настала и моя очередь. «Разреши, говорю, Валя, и мне что-нибудь тебе подарить». Все замерли. Иду на кухню…
К о л е с н и к о в. А шубы нет?
Н и к и т а (улыбнулся). Есть! Срываю голубую ленту, развертываю бумагу… «На, говорю, носи и расти большая!» (Пауза.) Смешная история. Верно?
К о л е с н и к о в. Хорошая. (Пауза.) Никита, дорогой мой. Что тебе сказать? Да и где мне найти те слова? (Пауза.) Вот мы сошлись — два мужика. Обоих нас война обокрала. Тебя больше, меня меньше. Но скажи: тебе хочется жить?
Никита отрицательно качает головой.
Обманываешь! И я докажу это. (Взял со стола чертежи.) Твои чертежи?
Никита молчит.
Сто двенадцать чертежей. Здоровому человеку надо повозиться с ними три-четыре месяца. Сколько времени потратил на них ты?
Н и к и т а. Почти столько же.
К о л е с н и к о в. С одной пятой твоего зрения? Ты делал это ради денег? Ради славы?
Н и к и т а. Из любопытства.
К о л е с н и к о в. Из любопытства к чему? Отвечай, отвечай.
Н и к и т а. Из любопытства к себе.
К о л е с н и к о в. Нет-нет, дорогой. Не из любопытства к себе, а из любви к жизни. Да, да, да! Только так, и в этом все твое счастье. (Его озарила мысль.) Наше счастье.
Н и к и т а (перебивая Колесникова, с болью). Вы не знаете, как я любил Валю свою. Ведь она была для меня… И пережить ее смерть… (Ему трудно говорить.) Вы разрешите мне уйти сейчас. Поброжу…
К о л е с н и к о в. Но ты придешь? Ты еще придешь ко мне, лейтенант?
Н и к и т а. Приду.
К о л е с н и к о в (протянул руку). Не забывай.
Никита ушел.
Для него мертвая жена — жива. Для меня живая Елена — мертва.
В окно заглядывает д е д Н а з а р.
Д е д Н а з а р. Михалыч, дома ты?
К о л е с н и к о в. Дома, Назар Фомич.
Д е д Н а з а р. Газетку с ответной благодарностью возвращаю. (Протягивает газету.) Фу, ну и табачище ты куришь! Зря, зря, Лексей Михалыч. Он ведь, табак-то курительный, — я читал, — какую каверзу организму делает? Он народившуюся кровь на корню убивает. (Важно.) Это называется антиникотин. (Пауза.) Я бросил. (Пауза.) Волкодав мой сдох.
К о л е с н и к о в. Когда?
Д е д Н а з а р. Нынче. От блох, я думаю, спасения искал: волчьей ягоды али еще какой дряни в лесу нажрался. А может, другая лихоманка приключилась… Беспощадный кобель был, царство ему небесное. Тах-то. А только я к тебе, Лексей Михалыч, не за тем пришел. Мне на ночной пост скоро заступать — иду и думаю: дай, думаю, сделаю ему аудиенцию.
К о л е с н и к о в (невольно улыбнулся). Проходи в хату, Назар Фомич.
Д е д Н а з а р. Ничего, мне и отсюда с руки. (Пауза.) Три пункта у меня к тебе, Лексей Михалыч.
К о л е с н и к о в. Давай.
Д е д Н а з а р. Лес-то не только рубить надо, а и подсаживать. Это раз. Второе — наблюдал я, как детали для сборных домов у нас делают: половина древесины в щепку, стружку и опилки идет. А скоро наши плотняка́ — золотые руки начнут с войны возвертаться. Вот ты и прикинь: может, срубы-то вязать — экономически будет? (Пауза.) А третье… уж и забыл что. (Махнул рукой. Хитрит). Завтра зайду, ежели что… Тах-то.
К о л е с н и к о в. Не хитри, Назар Фомич. Что ты мне на третье блюдо приготовил? Выкладывай.
Д е д Н а з а р. Скажу. Скажу, как не одного меня, а огромадного количества людей это касаемо. Тах-то. (Пауза.) Андрей Степанович в Москву уезжает, знаешь?
К о л е с н и к о в. Знаю.
Д е д Н а з а р. А то, что он назад к нам не возвернется, — знаешь? Нечаянно я услыхал.
К о л е с н и к о в (быстро). Как? (Пауза.) Пусть ищет, где лучше.
Д е д Н а з а р. Ты погоди радоваться. Уедет Андрей Степаныч, а дело как же? Кто завод будет достраивать? Самое горячее время сейчас. Он завод задумывал, он строить начал, он в курсе дела. Какую технику нам привезли — ты видел? Ты понимаешь в ней что-нибудь? То, что ты директором опять, — это хорошо. Только один-то, гляди, не надорвись. Подумай. Тах-то. (Ушел.)
К о л е с н и к о в (взволнованный, ходит туда-сюда). Пусть едет, пусть едет. Хоть насовсем… Не надорвусь.
Входит Н а с т я.
Н а с т я. Можно к тебе, Алексей Михайлович?
К о л е с н и к о в (приход Насти не очень обрадовал его). Критиковать пришла?
Н а с т я (оглядывает сарай). Не пышно живешь.
К о л е с н и к о в. Я так и знал: не во мне, так вокруг меня какой-нибудь изъян найдешь.
Н а с т я. Сводку по выполнению плана и список лучших рабочих принесла. Чай, думаю, на Первое мая начальство не поскупится — премиями отблагодарит. И потом женщины просят, чтобы ты им доклад сделал, сказал, когда мужиков домой ожидать.
К о л е с н и к о в (просматривает бумаги). Постой, это Почему же?
Н а с т я. Что?
К о л е с н и к о в. Почему такая разница? В первой декаде апреля выполнение — сто четыре процента, во второй — сто семь, а в третьей — сто шестьдесят восемь?
Н а с т я (улыбнулась). А может, в честь твоего приезда. И когда Максим Трошкин вернулся, мои бабы целую декаду тоже как скаженные работали — хоть не их счастье и не мое — Лушино, а все равно — греет…