Т е н ь г а е в. Нет, почему ж! Русский. Из гурьевских рыбаков. Из-под Астрахани. (Андрею, Алексею, Михаилу, Лидии.) Тогда уж не посчитайте за труд, представьтесь и вы.
А н д р е й. Научный сотрудник зооветинститута Васильцов.
А л е к с е й. Шофер первого класса Васильцов, Алексей Егорович.
Т е н ь г а е в. Это ваша машина, Алексей Егорович, стоит у ворот?
А л е к с е й. Моя.
Т е н ь г а е в. А где врач, санитары?
Алексей молчит.
М и х а и л. Васильцов Михаил. Работник городского коммунального отдела. На спецработе.
Т е н ь г а е в. Не секрет — на какой?
М и х а и л. Почему секрет? По истреблению безнадзорных животных.
Т е н ь г а е в. «Истребитель», значит?
П о л е н ь к а. Их еще живодерами называют.
А н д р е й (дает подзатыльник дочери). А ты не лезь.
Л и д и я. Лидия Васильцова. Готовлюсь к поступлению в художественное училище.
П о л е н ь к а. Профессор с нее, голой, штуковины вылепляет.
А н д р е й. Пошла в избу!
Поленька убегает. Пауза.
Т е н ь г а е в (Алексею). Как могла машина городской станции «Скорая помощь» очутиться за шестьдесят километров от больницы без врача, без санитаров? Ваши права! Я говорю — права!
А л е к с е й. Предъявляю только работникам милиции и сотрудникам ГАИ.
Т е н ь г а е в. Смелый.
М а т р е н а. В дом приглашаем, Афанасий Петрович. Угощение деревенское, уж извините.
Т е н ь г а е в. Спасибо, Матрена Семеновна. Я сыт.
Все, кроме Мефодьева и Теньгаева, уходят.
Поднаторел народ — на бога не возьмешь. Хотел тебя, чудило, выручить. Чем они тебя так разъярили?
М е ф о д ь е в. Сам видишь: утро-то какое, солнце какое. Сеять мы нынче начали. Городские комсомольцы и те в поле сейчас. Им бы, этим молодым Васильцовым, там, в поле, быть, потомственные хлеборобы, мировые же механизаторы, а они что? Пьянствуют, песни горланят. Рвачи проклятые.
Т е н ь г а е в. А городские Васильцовы-то при чем?
М е ф о д ь е в. Верно, ни при чем. Довели, черти.
Т е н ь г а е в. Черти, дьяволы, а все — человеки… Вот и пришлось бросить все и ехать к тебе. Что у тебя тут происходит? Ты смотри, сколько жалоб вдруг от колхозников посыпалось. (Достает довольно объемистую пачку.)
М е ф о д ь е в. И все — на меня?
Т е н ь г а е в. Есть и благодарности. За то, что за четыре года колхоз поставил на ноги, из гроба его поднял.
М е ф о д ь е в. Может, поэтому и корреспондент в Сухой Лог из Москвы прискакал?
Т е н ь г а е в. Корреспонденты, брат, народ нам не подвластный. У него свои заботы, у меня — свои. Был он у меня вчера.
М е ф о д ь е в. Ты жалобы читай.
Т е н ь г а е в. Погоди. Дай хоть закурить. Думаешь, так это просто — к другу с миссией следователя приезжать?
М е ф о д ь е в. Следователя?..
Т е н ь г а е в. Что ты мне подсовываешь? Я же бросил… (Бросает папиросу.) Хорошо у вас дышится… (Пауза). Как с личной жизнью?
М е ф о д ь е в. Живем-бредем, нога за ногу не задеваем. Не юли, Афанасий. На что жалуются мужики?
Т е н ь г а е в. И бабы — тоже. Говорят, какие бабы у нас в Сухом Логу, а наш Кузьма Илларионович до сих пор подругу жизни не присмотрел. Или как — может, запоздала эта жалоба?
Мефодьев молчит.
Ну, ладно, начнем, пожалуй. Видишь, прямо из «Евгения Онегина» начал. (Просматривает жалобы.) Гостиницу зачем-то хочешь строить при дороге для проезжающих шоферов. Новый клуб… Пишут — замахнулся не по средствам. Ну, это еще куда ни шло. А вот что ты затеваешь тут с этими приезжими комсомольцами? Жалуются, уговариваешь их в колхоз вступить, начал для них новые дома строить. Это правда? Строишь?
М е ф о д ь е в. Строю.
Т е н ь г а е в. Сколько?
М е ф о д ь е в. Пока три.
Т е н ь г а е в. Итак, колхозники, коренные жители, пусть живут в старых своих домах, а городские гастролеры, только что приехавшие в Сухой Лог…
М е ф о д ь е в. Эти «гастролеры» оставили в городе современные квартиры. Они не будут жить в условиях, в которых живут здешние люди.
Т е н ь г а е в. А ты хоть один из этих новых домов своим колхозникам предложил?
М е ф о д ь е в. Предлагал. Многим. И первым — Васильцовым.
Т е н ь г а е в. И что же?
М е ф о д ь е в. Отказались. Наотрез.
Т е н ь г а е в. Причина?
М е ф о д ь е в. Привыкли к своему старому дому, к крыльцу, к конюшне, к хлеву, к палисаднику, к домовому, который в бане живет, к сверчку под печкой.
Т е н ь г а е в. Видишь, значит, непростое это дело — старое жилье покинуть. Так вот для чего тебе нужны патриоты!
М е ф о д ь е в. Да, и для этого. Пусть они своим примером увлекут ту же Настасью Васильцову в завтрашний день. Да устраивались ли до приезда патриотов в нашем клубе такие диспуты, такие вечера молодежи? А какие споры вспыхивают, если бы ты знал! Они думают, как жить, как лучше применить наши знания, нашу технику… Да наконец, одевались ли здешние девчата и парни так, как сейчас? А на кого они смотрят? С кого берут пример? С патриотов! Кому подражают? Патриотам. И так будет во всем.
Т е н ь г а е в. А ведь самое парадоксальное, Кузьма, что не захотят твои патриоты жить в этих распрекрасных домах.
М е ф о д ь е в. Да ты что?
Т е н ь г а е в. А то… Не захотят. А не захотят потому, что их у каждого колодца клясть будут за то, что ты на колхозные деньги блага создал другим, пришлым. С каким же чувством уедут отсюда городские ребята? Что будут говорить у себя на заводе? Так ведь, знаешь, можно и поссорить город с деревней. Ты что, забыл завет Ленина: рабочий, протяни руку крестьянину, и идите вперед рука об руку к коммунизму.
М е ф о д ь е в. Да ведь не шли!
Т е н ь г а е в. Что-о?!
М е ф о д ь е в. Не все шли. И оттого, что не все шли, как учил Ленин, и возникла жгучая проблема — отставание сельского хозяйства.
Т е н ь г а е в. Ты извини, Кузьма Илларионович, но это уже смахивает на демагогию.
М е ф о д ь е в. Демагогия? Над головами космические корабли летают, а чем у нас колхозники печи топят? Кизяками. А в это время вдоль Сухого Лога государственный газопровод проходит. И, как в насмешку, газгольдер и насосная станция на задах крайней улицы стоят — вон они, отсюда видать. Боже мой! Сколько мы первоклассного навоза за эти годы сожгли! Какое удобрение на ветер пустили! Ладно! Теперь ты в эту сторону повернись. Мы всего три года назад дизель для своей электростанции купили. Раз мигнет, два чихнет, остановится, вздохнет, кашлянет, опять свет даст. А над самой крышей этой «хитрой» электростанции опять же государственная линия высокого напряжения проходит. Как же это, Афанасий, получается? Как уборочная — сотни плакатов кругом: государственные закрома ждут ваш хлеб, товарищи колхозники! И даем хлеб. Худо ли, бедно — даем. Знаем: рабочие, их дети железными опилками питаться не станут. Вот ты и скажи — как же это? Хлеб рабочему, мясо, яйца, картошку, морковку, петрушку — крестьянин дай. А вот рабочий построил мощную гидроэлектростанцию, газ из-под земли достал, колхозник просит: дайте и мне, света, тепла хочу, надоело от кизякового дыма задыхаться, а мы ему что? Сколько я тебе писал, просил, требовал, чтобы и нас к государственному газопроводу подключили, ты откликнулся? Повоевал за это?
Т е н ь г а е в. Газ и электрификация, говоришь, мимо Сухого Лога прошли? А то, что новая война вот уже более двадцати лет мимо нашей страны проходит — это как? Это чего-нибудь стоит, по-твоему?
М е ф о д ь е в. Стоит. Война, Афанасий, и мимо городов проходит, а там люди и газ и электричество получают.
Т е н ь г а е в. Погоди, и наш район получит, всему свое время.
М е ф о д ь е в. Погоди да подожди, завтра да послезавтра, да еще немножко. Так? Не можем мы дальше нашим колхозникам только обещать да обещать, они сейчас хорошо жить хотят. Не хочет нынешняя деревенская молодежь хозяйничать на земле так, как мы иной раз с тобой хозяйничаем. Вот и бежит из села. В одном колхозе, где почти не бывает засухи, средняя урожайность составила всего лишь восемь и пять десятых центнера с гектара. А причина? Только с тысяча девятьсот шестьдесят четвертого года в почву было внесено меньше, чем из нее взято: фосфора — в двести раз, калия — в триста раз, азота — в четыреста раз!
Т е н ь г а е в. Что у тебя, слушают «Голос Америки»?
М е ф о д ь е в. Какой там к черту «Голос Америки», передовая «Советской России». (Дает газету.) Вот. Подчеркнуто.
Т е н ь г а е в. Где же это такое? Ага, совхоз «Тальменский». Так это же Алтайский край…
М е ф о д ь е в. Не знаю. Радостно то, что народ газеты, журналы читает. Думают, сопоставляют. Мы же их и учили этому — овладевать всей суммой знаний, накопленных человечеством. Так что теперь вопросы задают серьезные.
Т е н ь г а е в. И как же ты на такие серьезные вопросы отвечаешь?
М е ф о д ь е в. Говорю правду, так как считаю — пусть лучше услышат правду из наших уст, чем ложь из чужих передач. И еще я понял, Афанасий. Если город не поделится сегодня с деревней талантливыми, образованными людьми, деревня задохнется, как от недостатка кислорода, зачахнет от тоски и скуки. Тогда никакая техника, никакая наука уже не спасут.
Т е н ь г а е в. Ну что же, вроде бы все правильно. Одного, повторяю, не могу понять: как при всем этом ты стал демагогом и даже… если хочешь, — преступником. Как ты посмел самовольно подключить газ к своему молочному заводу?
М е ф о д ь е в. Ах, вот в чем дело! Куда важнее вопрос — когда вы его отключите.
Т е н ь г а е в. Ты не отшучивайся. Подобными вещами не шутят. Мало того, что ты нарушил порядок в таком серьезном деле, ты своими действиями даешь пищу разным подонкам. (Читает выдержку из жалобы.) «Он же, Мефодьев К. И., достал где-то нелегально стальную трубу и подключил ее к газовой станции и молокозаводу, в то время как малейшее нарушение правил эксплуатации в таком огнеопасном деле грозит смертоубийственным взрывом и человеческими жертвами в наше светлое мирное время. Мы не хотим повторения Хиросимы от руки партейного руководителя Мефодьева. Фролов С. С.»