Вторая причина, по которой Флягин поначалу вычеркнул бывшего майора из кандидатов агентурной разработки, вытекала из первой. На военной службе, в том числе до и после адъютанства у военного министра, Круминьш не лез в политику. Правильнее сказать, был совершенно аполитичен. Анализируя все нюансы биографии майора, Флягин пришел к твердому убеждению – на идейной основе Круминьш в агенты не пойдет. Ни к кому не пойдет, а уж к Советам тем более. Пролетарская власть отобрала последнее и определила в дворники. Большего унижения для аристократа придумать трудно. А заагентурить его с помощью денежного вознаграждения, за плату, – чересчур рискованно при столь высокой степени аполитичности. Может элементарно продать. Причем высока вероятность, что будет блестяще изображать двойного агента, но служить тому, кто больше заплатит. Такой вариант исключался.
Но когда, при отработке возможных связей фигуранта с германской разведкой на свет выплыла былая связь майора с флейтистом из кафе… Вот тут Флягин крепко задумался. Компрматериал был своеобразный. Дворнику Круминьшу он ничем не грозил. Кому это нынче интересно? А вот в совокупности с материальным «стимулом» выходило очень даже пикантно.
Флягин вернулся в Москву, предполагая доложить начальнику 5-го отдела старшему майору ГБ Фитину план вербовки Пауля Круминьша и получить окончательную санкцию. Увы, не только Фитин, но даже начальник «родного» отделения слушать Флягина не стали по прозаической причине: в разведоргане полным ходом шла очередная реорганизация. На этот раз далеко не косметическая.
Пока Флягин был в Риге, 3 февраля состоялось заседание Политбюро ВКП(б), на котором было принято постановление о разделении НКВД СССР на два самостоятельных наркомата: внутренних дел и государственной безопасности. В тот же день Указами Президиума Верховного Совета СССР это разделение было закреплено официально. Причем Л. П. Берия был назначен заместителем Председателя Совета народных комиссаров СССР, курирующим работу НКВД, НКГБ, наркоматов нефтяной и лесной промышленности, цветной металлургии и речного флота. Одновременно он был вновь назначен наркомом внутренних дел, получив 30 января высшее персональное специальное звание Генерального комиссара госбезопасности, которое приравнивалось к званию Маршала Советского Союза. А новым наркомом государственной безопасности был назначен бывший первый заместитель Берия в НКВД, он же начальник главка госбезопасности прежде единого наркомата внутренних дел – комиссар госбезопасности 2-го ранга В. Н. Меркулов. Все оперативно-чекистские подразделения были переданы в НКГБ СССР, а на местах – в наркоматы ГБ союзных республик и соответствующие управления краев и областей.
Бывший 5-й отдел и его отделения в очередной раз перекраивались, сотрудников перетасовывали, как колоду карт. И хотя начальником нового, теперь уже 1-го управления (разведка за границей) НКГБ СССР назначили П. М. Фитина, в самой «конторе» до июня шли кадровые передвижения и реорганизация оперативных отделений в отделы с кардинальным изменением, путем слияния или разделения, прежних оперативных направлений разведработы. Из-за границы на совещания и инструктажи отзывались руководители резидентур.
Большего абсурда Флягин себе и представить не мог, прекрасно зная, каково разведчику-нелегалу рядового звена спешно покинуть страну пребывания, а потом вернуться обратно. С резидентами же обстояло еще сложнее – агентурные сети фактически оставались без руководства. Одновременно эта чехарда сопровождалась куда более трагичными обстоятельствами. Некоторые из резидентов, заподозрив, что их отзывают в Москву, чтобы репрессировать, – прибыть отказались, тут же автоматически оказавшись уже и на самом деле в списках изменников. Несколько товарищей Флягина и ранее неизвестных ему коллег по закордонной работе пропали вовсе или оказались арестованными иностранными властями. Провал следовал за провалом. Всё это происходило накануне грозовых событий – как наиболее осведомленным в оперативной обстановке сотрудникам внешней разведки было совершенно очевидно: страна накануне войны с фашистской Германией. Страшной войны, которая начнется максимум через несколько месяцев, а может, и недель.
Только в начале июня Флягину удалось передать свой отчет о командировке в Ригу с предложением о вербовке Круминьша начальнику разведуправления. Вскоре тот вызвал старшего оперуполномоченного. Встретил раздраженно:
– Флягин! Ты чего тут нагородил? Или что, думаешь, если у нас центральноевропейский отдел оголен донельзя, так любая ахинея сойдет?! Да мы с таким топорными методами уже и так несем в Германии сокрушительные потери. Немцы, Флягин, активизировали, и надо признать, довольно эффективно, контрразведывательную работу! Агентуру нашу выкосили, суки, как косой! А ты что предлагаешь по Круминьшу?! Всё построить на материальном интересе? И сам же подтверждаешь – ненадежно это!..
Фитин перевел дух после такой разгромной тирады, продолжил уже более спокойно:
– Стефана Григорьевича Ланга ты знаешь? Ну, так вот… Я тебе один его отчет процитирую – в самую точку!
Он извлек из массивного сейфа опечатанную кожаную папку, вскрыл пластилиновую печать, зашуршал бумагами.
Да, Флягин в общих чертах имел представление о закордонной работе Ланга-«Стефана». В тридцатых годах «Стефан», уроженец Вены, окончивший здесь университет с дипломами доктора философии и химии, член ЦК компартии Австрии, по рекомендации Исполкома Коминтерна был переведен на работу в иностранный отдел ОГПУ и направлен на нелегальную работу в Западную Европу. Вместе с женой успешно выполнял специальные задания в Бельгии, Голландии, Австрии, Германии, Франции. Потом работал в Лондоне, где к тому же защитил степень доктора психологии. В 1938 году разведчик и его супруга прибыли в Советский Союз, получили советское гражданство и паспорта на фамилию Ланг. В декабре 1940 года начальник разведки НКВД П. М. Фитин предлагал Л. П. Берию направить Ланга нелегальным резидентом в США – по легенде еврейского беженца из Прибалтики, однако, этот план, по неизвестным Флягину причинам, реализован не был.
– Вот… – Начальник разведуправления нашел нужный лист. – Послушай, Флягин, какую стратегию вербовки Ланг успешно опробовал в Лондоне и предлагает активно применять в дальнейшем.
Фитин принялся читать:
– «Представляется успешной постепенная обработка радикально настроенных будущих молодых политиков высокого ранга из среды учащихся основных вузов. Принимая во внимание, что коммунистическое движение в этих университетах весьма массово и что студенты постоянно переходят из партии в партию, можно сделать вывод, что, если отдельно взятого студента-коммуниста вывести из партии, это пройдет незаметно, как для самой партии, так и для окружающих. Люди быстро о нем забудут. И если они сами когда-либо вспомнят о своем коммунистическом прошлом, то оправдают это юношеским максимализмом, особенно те, кто причисляет себя к буржуазии. Предоставить такой личности (как кандидату на вербовку) иной, не связанный с компартией политический статус, – вот наша задача».
Фитин поднял глаза на старшего оперуполномоченного.
– Понял? Первое – заблаговременно работать с молодыми кадрами, растить их как агентов. Второе – фигуранта выбирать из коммунистической среды. Юношеский максимализм или более осознанные убеждения – но наши, коммунистические. То есть без наличия левой идеологической платформы в истинном мировоззрении агента он – малоперспективен. И третье, что вытекает из второго, – агент идейно на нашей стороне, а не из корыстных побуждений. А что твой Круминьш? Беспринципный, пропитанный буржуазным духом типчик с гомосексуальными наклонностями. Сдаст нас с потрохами!
Фитин подозрительно прищурился.
– А может, ты, Флягин, сознательно ставишь нас под удар? Вредительство и предательство разводишь?!
Флягин, побледнев, встал.
– А вы арестуйте меня, товарищ старший майор! Как врага народа! И – в подвал. Там у нас умельцев полно – любые показания из меня выбьют! Как из агента вражеской разведки, только прикажите какой!..
– Не дерзи! Ишь, смелый нашелся! Дурак ты или притворяешься?
Начальник разведуправления бросил гневный взгляд на Флягина и уткнулся в бумаги. Пауза растягивалась.
– Чего стоишь как истукан?! – наконец прервал ее Фитин. – Сел и изложил свои аргументы подробненько. А я послушаю…
Флягин тоже поостыл. В глубине души он понимал начальника управления. «Чистка» за «чисткой» в чекистском ведомстве, провал за провалом. А Меркулов и всесильный, зловещий Берия в первую голову за всё спрашивают с Фитина. Но, несмотря на тяжелый характер, Павел Михайлович репрессивной инициативы не проявлял. Наоборот, старался сберечь кадры разведчиков насколько только это ему удавалось, – постоянно находился между молотом и наковальней.
– Чтобы выйти на Бангерскиса, у нас другой кандидатуры попросту нет. А материальный интерес у Круминьша сейчас самый весомый. Извините, товарищ старший майор, но это для фигуранта ныне поважнее любой идеи. А что касается его половых наклонностей… В этом я и вижу довольно крепкую гарантию, что никуда от нас Круминьш не денется. Предстать перед немцами извращенцем – подписать себе смертный приговор: расовая служба СС к педерастам относится так же, как к евреям…
– Флягин! – протяжно, со снисходительным укором, прервал его Фитин. – Да по нашим сведениям, что ни нацистский бонза – так педераст. Нравы у них…
– Не спорю, но тут – по пословице: бьют не за то, что украл, а за то, что попался. Политика лицемерия, двойная мораль. Официально – каленым железом выжигают… А Круминьш – не бонза. И очень жизнь любит. К тому же обеспеченную и сладенькую. Кстати, и порок его – тоже дорожка в высшие сферы Третьего рейха…
– Мда-а… – Фитин задумчиво разглядывал подчиненного. – На безрыбье и рыба раком станет… Знаешь что… А займись ты этим субчиком! Выбирать-то действительно не приходится. Загремит скоро… И мало нам не покажется…
Лицо Фитина словно почернело, еще рельефнее обозначились набрякшие под воспаленными от недосыпания и интенсивной работы с документами глазами мешки. Руководитель разведки потянулся к письменному прибору, обмакнул перо в массивную хрустальную чернильницу, наискосок, в верхнем левом углу титульного листа докладной Флягина, написал короткую резолюцию: «В разработку…»