Бангерскис с удовольствием наблюдал, насколько осторожно и опасливо его бывший адъютант опускается в кресло, словно боится запачкать благородную кожу своими пузырящимися на коленях штанами.
– Господин генерал… Рудольфс Карлович… – Круминьш нервно сплетал и расплетал лежащие на коленях пальцы.
– Смелее, друг мой, смелее! Вы удивляете меня всё больше и больше. Неужели год под Советами столь угнетающе повлиял на вас!
– О, это был самый унизительный период в моей жизни… Казалось, не будет конца…
Бангерскис пристально разглядывал покрывшегося испариной и от того выглядевшего еще более жалким Круминьша и думал о том, что не всегда за блестящим фасадом скрывается такое же, изумительное, утонченное убранство внутренних покоев. А еще перед глазами вдруг предстало полотно какого русского художника, старой академической школы. Бангерскис, увы, забыл фамилию мастера, точное название картины. Что-то такое… «Ужин аристократа» или «Поздний визит»… Но сюжет перед глазами: бросаясь в прихожую на звонок, нищий славянский аристократишка стыдливо прикрывает книгой кусок хлеба – весь свой «изысканный» ужин. Вот он, этот персонаж с картины – в кресле напротив. Потрепала жизнь, субчика-голубчика! А каков был хлыщ!
Продолжая рассматривать Круминьша, Рудольфс Карлович вдруг поймал себя на мысли, что, скорее всего, ему довольно обоснованно нашептывали в свое время, что надменный майор, изнывающий за столом у него в приемной, нетрадиционен и во взаимоотношениях полов. Юсуповщина-уальдовщина и в самом деле прет из всех щелей. Ишь, как ручки-то заламывает, тьфу!
– Рудольфс Карлович… – голос полысевшего и потертого майоришки звучал словно откуда-то издалека, вызывая легкую брезгливость и уже – довольно быстро! – охватывающее раздражение, пока еще еле ощутимое.
– Пауль, бросьте жевать сопли! – грубо буркнул, сам того не ожидая Бангерскис. Мда-с, видимо, все-таки брезгливость и раздражение взаимно дополнили друг друга и ускорили процесс утомления от общения с Круминьшем. – Ну что там у вас? Хватит увертюр! Раньше вы были талантливо лаконичны, четки в изложении темы и конкретны.
– Дело в том, уважаемый Рудольфс Карлович, что ситуация довольно для меня щепетильная, если не сказать трагическая. И только вы можете спасти меня…
Обер-лейтенант Курт Зайтинг, заместитель начальника разведшколы абвера «Валга», назидательно покачивая указательным пальцем, продолжал разъяснять сидящему перед ним человеку важность предстоящей беседы:
– …Запомните, Антонов! Начальник Абвернебенштелле-Рига полковник Неймеркель – гордость военной разведки Германии! Его опыт изучают в высших учебных заведениях офицеры рейха и наши союзники. Это лучший ученик легенды немецкой разведки – полковника Николаи. Его высоко ценит наш руководитель – адмирал Канарис! И если сам полковник Неймеркель обратил на вас внимание – это стоит многого!
Антонов и сам знал, что чего-то он стоит. С первых дней пребывания в разведшколе он выкладывался полностью, изучал все дисциплины с незаурядным рвением. А так как курс шпионских наук был рассчитан на подготовку не разведчиков сверхкласса, которым предстояло надолго осесть во вражеском стане, а заурядных диверсантов, действующих в ближнем тылу противника, то преуспеть не составляло особого труда – лишь проявляй добросовестность и рвение, внимание и усидчивость.
Когда Антонов попал в плен к немцам и оказался в полевом лагере фельджандармерии, его судьба, конечно, могла повернуться по-всякому. Но она благоволила. Наверное, размышлял Антонов, решающую роль сыграли, с одной стороны, успехи немцев, семимильными шагами продвигавшихся по советской территории, с другой стороны – то обстоятельство, что согласие учиться на диверсанта дал не какой-то крестьянин-недоучка, а человек образованный, которому не надо с азов вдалбливать основы технических знаний, а уж потом натаскивать на разные премудрости минно-взрывного дела.
А диверсантов немцам требовалось много. Через пару месяцев, немного разобравшись в обстановке, Антонов уяснил: школа диверсантов относилась к одному из разведорганов гитлеровской группы армий «Север» – абверкоманде-104. Северная группа немецких войск была главным образом нацелена на Ленинград. Эту задачу в первые месяцы войны немцам удавалось решать вполне успешно: довольно быстро они взяли Северную Пальмиру в плотное кольцо. Но дальше блицкриг застопорился: город превратился в крепость, несколько попыток его штурма вермахтом провалились. По тем скудным, разноречивым сведениям, которыми питались обитатели абверовской разведшколы, в основном от периодически прибывающего в курсантские ряды свежего пополнения из военнопленных и местных жителей, согласившихся послужить германскому рейху, город на Неве вообще непонятно как отбивался от всесокрушающей немецкой военной мощи. Руководство школы иногда устраивало для курсантов своего рода политинформации, но они больше напоминали бравурные марши, которые лились из установленных на плацу разведшколы репродукторов. С маршей начиналось утро – построение, перекличка, развод на занятия. Марши гремели после обеда – построение, проверка, развод на занятия. Марши гремели вечером – построение, проверка, вечерняя шагистика-моцион, отбой. Отдать должное немецкому порядку – во время занятий местный радиоузел молчал, нарушая тишину только для объявлений и неотложных распоряжений, адресованных обитателям школы.
Антонов с трудом, но представлял общую картину: немцы окружили Ленинград, а теперь, после неудачных штурмов, решили взять его измором – долбят по городу из орудий и засыпают смертельным грузом с бомбовозов люфтваффе. Не срастается блицкриг и под Москвой. То от восторга и спеси лопались: дескать, башни московского Кремля в бинокли видно, а потом чего-то подзатихли слегка. Ну а потом и вовсе былая спесь незаметно сошла на нет. До обитателей разведшколы вскоре кое-какие новости дошли: было крупное наступление Красной армии, заставившее доблестные части фюрера от Москвы откатиться. Нет, понятно, что всё это временно. Однако подготовка диверсантов в абвершколе день за днем набирала обороты, а вся программа подготовки сводилась к элементарным вещам – проникнуть в ближайший тыл красных войск, где взрывать и уничтожать все возможное: линии связи, мосты и железнодорожные пути, водопровод. А еще – активно сеять самые панические слухи среди местного населения, а в идеале – среди военнослужащих.
Когда Антонов складывал из всех этих «стеклышек» общую мозаику, ему становилось понятно: хваленая немецкая военная машина забуксовала и забуксовала основательно. Иначе зачем в массовом порядке готовить диверсантов для решения кратковременных задач – ежедневного нанесения вреда действующей армии противника в прифронтовой полосе. Курсантов школы практически не натаскивали на сбор развединформации, которая представляла бы хотя бы какой-то долговременный интерес, их готовили наспех – быстрей-быстрей. Из этого Антонов сделал вывод: наступательные действия немцев скованы, но тем не менее в своей скорой победе они не сомневаются. Иначе бы шла подготовка не только прифронтовых диверсантов, но и агентов, которых можно заслать в русский тыл для более основательной работы: для сбора важных сведений о передвижениях войск и поступлении на фронт боевой техники и людского пополнения; о намерениях, рождающихся в штабах; о дислокации оборонных предприятий и изысканию возможностей им навредить.
Антонов рассуждал верно, хотя обладал, наверное, только песчинкой из всей той информации об истинном положении дел, которой владели, например, один из руководителей гитлеровской военной разведки на северо-западном участке советско-германского фронта полковник Неймеркель или даже обер-лейтенант Зайтинг. На последнем совещании, которое руководитель абвера адмирал Канарис проводил в Риге, он передал своим подчиненным крайнее недовольство командующего группой армий «Север» генерал-фельдмаршала Кюхлера, полагавшего, что абверовцы крайне пассивны в русском тылу, плохо помогают сражающейся армии. Канарис фельдмаршальское мнение разделял, хотя прекрасно сознавал причины создавшегося положения дел. Абверу накануне и в начальный период войны удавалось забрасывать на советскую территорию агентуру и диверсионные группы. И не столь уж редко они действовали вполне успешно. Но это все-таки были проявления единичных удачливых акций, а не тотальный успех. Большевистская контрразведка наносила ощутимый урон – создание хотя бы подобия устойчивой разведсети, эффективно действующей «пятой колонны» у абверовцев не получалось. Приходилось брать массовостью.
– Не жалейте расходного материала. Предатели и изменники должны честно отрабатывать свой хлеб. Чем больше этого сброда с упаковками взрывчатки, ножами и пистолетами окажется в тылу русских войск – тем лучше. Сегодня наша задача – сосредоточиться на подготовке массовой, не побоюсь этого термина, одноразовой подрывной силы, – вещал руководитель абвера с трибуны совещания. – Нам необходимо в кратчайшие сроки обучить и направить к русским в тыл десятки, сотни агентов-диверсантов. Они должны ежедневно всаживать нож и посылать пулю в спину огрызающемуся красноармейцу!.. Да, сделано и делается немало, – Канарис быстро избавился от несвойственной ему патетики, объясняемой, наверное, полученной от фюрера «накачкой», и вернулся к своей обычной спокойной манере разговора. – Отмечу некоторые положительные результаты в деятельности абвергруппы-112 в Пскове, абвергруппы-326 в Тарту, оперативность и усердие руководства и офицеров кенингсбергской центральной школы, школ по подготовке фронтовых разведчиков и диверсантов «Кумна», «Валга», «Вихула», «Лейтсе», «Стренчи». Однако вы заметили, Неймеркель, – Канарис вперил буравчики глаз в начальника рижского разведоргана, – что большинство заведений даже в этом лаконичном перечне диверсионно-разведывательных школ относятся к ведению вашего коллеги, фрегатен-капитана Целлариуса. Абвернебенштелле-Ревал, Неймеркель, заметно активнее проникает за линию фронта и решительно пресекает большевистское противодействие в деятельности нашей агентуры. Отмечу и умелые действия господина Целлариуса по противоборству с большевистской разведкой. Вам, Неймеркель, пока особо похвастаться, увы, нечем. Вы несколько самоуспокоились после первоначальных успехов. Не скрою, результаты были. Довольно успешно ваши люди поработали в Риге на первом этапе, создав необходимые условия для нашего дальнейшего продвижения в глубь Совдепии. Во многом благодаря именно абверу, а не подчиненным уважаемого рейхсфюрера СС господина Гиммлера, Рига вычищена от большевистской агентуры, что позволило в установленные фюрером жесткие сроки организовать здесь деятельность рейхскомиссариата «Остланд».